Затем лектор рассказал публике, как работники КГБ своевременно выявили поползновения вражеской агентуры, разъяснили оступившемуся человеку пагубную суть женщин буржуазного мира, помогли ему вернуться на родину и искренне покаяться в содеянных преступлениях! - За это гуманное советское правосудие приговорило виновника всего к восьми годам тюремного заключения! - подытожил свой рассказ политработник. - Но главное заключалось в том, что заблуждавшийся человек полностью раскаялся и осознал свою ошибку!
Гром аплодисментов заглушил последние слова лектора. Он улыбнулся, помахал рукой и откланялся.
- Встать! Смирно! - крикнул в микрофон командир части. Все быстро подскочили со своих мест. Зазвучал гимн Советского Союза и как только затихли его последние звуки, командиры рот стали выкрикивать: - Первая рота - на выход! Кабельно-монтажная рота - на выход!
Воины подскакивали и выбегали на улицу.
Наконец, заорал и Розенфельд. Хозяйственники спокойно, с достоинством побрели к выходу.
Выйдя на улицу, они сгрудились около клуба и стали ждать командира роты. Однако тот что-то не появлялся.
- Подождите, я сейчас! - крикнул Лазерный и юркнул в клуб.
Через пять минут он вернулся и весело махнул рукой: - Расходитесь, иоп вашу мать, по своим рабочим местам! Командир роты занят!
Иван направился к себе в штаб. По дороге воины обменивались впечатлениями от прослушанной лекции.
- Вот это понимаю политработник! - восхищался Таманский. - Хоть раз удалось послушать настоящую правду! Теперь будет о чем поговорить с ребятами на стройке!
- Да, язычок у него подвешен! - согласился Шорник.
Иван промолчал. Несмотря на то, что он с интересом прослушал выступление приезжего политработника, в душе его остался какой-то неприятный осадок. - Зачем полковник все это рассказывал? - думал наш герой. - Что он хотел этим выразить?
Однако впереди предстояла текущая работа, и постепенно все мысли переключились на нее.
Потеряв два часа, Иван вынужден был работать "в поте лица", чтобы наверстать упущенное время. Как назло, в часть приехали и командированные, сопровождавшие военные грузы, солдаты, и представитель одной из гарнизонных частей, который периодически получал продовольствие на складе у Наперова.
Словом, Иван просидел в своем кабинете не только весь рабочий день, но и вечер, согнувшись над письменным столом.
Накануне поверки, он пришел в казарму и обнаружил, что воины продолжают живейшее обсуждение прошедшей лекции. Чувствуя сильную усталость, Зайцев зашел в спальное помещение и уселся на свой табурет. Наконец, дневальный заорал: - Рота! Стройся на поверку!
Перекличка проходила спокойно, пока опять дежурный не добрался до фамилии Козолупа. Снова "молодой" воин ответил "Я!" так, что старший сержант Лазерный с четверть часа успокаивал хохотавших солдат.
После поверки воины разошлись подготавливаться ко сну. Зайцев зашел в умывальник, умылся, вытер лицо. Затем, вернувшись в коридор, снял сапоги и одел кожаные тапочки, взяв их из общей кучи, которая возвышалась у входа в спальное помещение. Когда воины хотели освободить ноги от тяжести сапог, они надевали тапочки, а сапоги ставили возле своей кровати, впритык к табуретке. На перекладины табурета вешались потные портянки или носки, которые за ночь подсыхали. "Старики" иногда клали свои портянки на отопительные батареи. Но этим не злоупотребляли, потому что ночью в роту мог нагрянуть дежурный по части и, разбудив виновника, прочитать ему "мораль". А затем, если дежурный офицер запишет нарушение в специальную книгу проступков, которая имелась в каждой роте, возможен и серьезный нагоняй от товарища Розенфельда.
Зайцев избегал подобных нарушений, да и портянки он в последнее время не носил, ибо купил в военторговском магазине хорошие шерстяные носки, которые оказались удобней портянок. Он уже был достаточно солидным воином, чтобы позволить себе это!
Как только Иван завершил подготовку ко сну, в спальное помещение вошел дневальный. - Рота! Отбой! - крикнул он и выключил свет. "Молодые" солдаты немедленно улеглись и замерли. "Старики" же спать еще не собирались и сидели у телевизора. Многие из них не присутствовали на вечерней поверке и кричали, услышав свою фамилию, "Я!" - из спального помещения, потому как не желали пропускать начало какого-то кинофильма.
После команды дневального Зайцев сразу не лег в постель. Как "черпаку", ему не возбранялось некоторое время бодрствовать и даже подходить к телевизору. Правда, "старики" не совсем одобряли такие действия, но, учитывая устоявшиеся традиции, были вынуждены с этим мириться.
Вот и сейчас дневальный из "стариков" Копаев, увидев, что Зайцев прохаживается по коридору и не собирается ложиться спать, помахал ему рукой: - Иди, ложись, нечего слоняться!
- Что-то не спится, - ответил Иван. - Сегодня было много работы, и вот голова разболелась!
- Ну, это дело другое, - примирительно сказал "старик". - Конечно, тогда нужно размяться.
Зайцев подошел к телевизору. Вокруг него сидели с десяток старослужащих солдат. Впереди возвышались Зубов, Султанов и Крючков. Фильм подходил к концу и, судя по зевоте, которая постоянно искажала лица воинов, был довольно скучный.
- Что, Иван, не спится? - спросил его Крючков. - Или кино захотел посмотреть?
- Нет, - ответил Зайцев, - просто что-то болит голова. Наверное, устал от сегодняшней писанины…
- Может дать тебе таблетку? - спросил обернувшийся Султанов. - У меня есть там в тумбочке анальгин.
- Да ладно, не стоит, - ответил Иван. - Смотри кино. Я как-нибудь обойдусь!
- Да ну его, это кино, муть какая-то! Пойду-ка я лучше спать, - сказал Султанов, встал и, прихватив табурет, направился к своей постели.
- Кто это?! - вдруг вскрикнул он.
Иван подошел поближе. В кровати Султанова кто-то лежал.
- Кто здесь? - вновь спросил "старик" и резко толкнул рукой спавшего. Одеяло зашевелилось, и из-под него высунулась бритая голова. - Це ж я, Козолуп! - жалобно проблеял "молодой" воин.
Оглушительный смех, раздавшийся со всех сторон, потряс казарму. Прибежали дежурный и дневальные.
- Что случилось? - спрашивали те, кто не видел произошедшего.
- Да вот Козолуп лег не в ту постель! - проговорил, задыхаясь от смеха, Зубов.
Даже Султанов, постель которого все еще занимал незадачливый новичок, чуть не упал от смеха и держался обеими руками за живот.
Воины ликовали: наконец-то в роте появился не просто шут, а настоящий придурок!
Г Л А В А 3
К О М И С С И Я В Р О Т Е
В середине декабря грянули сильные морозы. В казарме стало настолько холодно, что солдаты избегали длительного пребывания там. Все расходились по своим "углам": кто в штаб, кто на теплицу, кто в баню. Баня воинской части входила в ведомство хозподразделения, и воины роты, в отличие от солдат других подразделений, могли мыться там, когда угодно. Баней теперь заведовал Туклерс, сменивший недавно уволенного в запас "старика".
Все подразделения части имели свои "банные" дни. Каждая рота мылась один раз в неделю. И для воинов хозроты существовало общее расписание. Им полагалось мыться по средам.
Зайцев ходил в баню только в официальный день. Он не ждал милостей от Туклерса да и не хотел их. Зимой в банном помещении было довольно холодно. Двухэтажная кирпичная постройка насквозь продувалась колючим ледяным ветром, поскольку обычно армейские здания не утеплялись. Даже летом в бане было прохладно, и солдаты с удовольствием приходили туда не только помыться, но и отдохнуть от уличной жары.
Теперь же нужно было мыться как можно быстрей, чтобы не простудиться. Следовало пару раз намылиться с головы до ног и тщательно смыть с себя грязь вместе с мылом. Хорошо, что работали душевые. Становясь под струи теплой воды, Иван согревался и некоторое время после этого довольно неплохо себя чувствовал, по крайней мере, не трясся от холода. Затем он быстро забегал в предбанник, вытирался и надевал свежее белье. Грязное белье складывалось здесь же, в предбаннике, в кучу, а затем банщик стирал все это в огромной стиральной машине с центрифугой. Солдатское белье состояло из полотняной рубашки и штанов белого цвета, которые назывались кальсонами. Постепенно от ежедневной носки и частой стирки белье изменяло цвет и становилось то сероватым, то желтым. Обычно белье не помечалось ее владельцами, и воины периодически приходили в баню выбирать из свежевыстиранной нижней одежды ту, которая была им впору.
Иван всегда носил белье несколько большего размера в связи с тем, что из-за его худобы не удавалось подобрать ничего подходящего. Однако он довольно легко приспособился к этому неудобству. Длинные штаны подтягивались повыше и зажимались брючным поясом, а широкая рубаха заталкивалась под гимнастерку и, плотно прилегая к телу, хорошо защищала его от холода. С верхней одеждой дело обстояло сложней. Отбирать ее после стирки из общей кучи, как нижнее белье, было нельзя. Гимнастерка и брюки подбирались каждые полгода таким образом, что полностью соответствовали необходимым размерам. Поэтому Иван раз в месяц приходил в баню и сам стирал свою верхнюю одежду в машине.
Надо сказать, что Туклерс никаких враждебных действий не совершал по отношению к Зайцеву во время его пребывания в бане. Даже не высказывал грубостей. А однажды, когда Иван попросил Туклерса показать ему, как пользоваться стиральной машиной, тот помог ему безоговорочно.
После стирки белье пропускали через центрифугу, и оно становилось почти полностью сухим. Небольшая влажность только благоприятствовала глажению.