Раздалась команда. Солдаты, сложив на воз растрепанные шпицрутены, строились повзводно. Подъехала подвода, на нее бросили истерзанное тело и повезли.
- В госпиталь, стало быть. А потом свое доберут! - пояснил Иванко Бушуев.
Генерал сел в коляску и в сопровождении адъютанта покинул площадь.
- На обед, значит, уехал! - с укоризной вымолвил Швецов и предложил граверу: - Ну и мы, Иванко, пошли.
Они обогнули площадь и углубились в узкие улочки, раскиданные по склонам гор…
Глинка тем временем появился в квартире Аносова. Он уже забыл об экзекуции и, завидев молодую хозяйку дома, приятно улыбался.
- Я и не знал, что у вас жена красавица! - обратился он к Аносову, оправляя усы. Однако Татьяна Васильевна оставалась равнодушной к комплиментам генерала. Всегда гостеприимная, она на этот раз вела себя учтиво, но сдержанно.
Не замечая холодности хозяйки, Глинка уселся за накрытый стол. Поглядывая на графины и закуски, он от удовольствия потирал руки.
- Право, недурно! Отлично даже! - Взглянув на Аносова, он заботливо спросил: - А вы и в самом деле больны? Лечиться надо, лечиться. Господа, обратился он к гостям - горным чинам. - Не пора ли нам приложиться?
Ему услужливо налили бокал. Генерал крякнул и с удовольствием опрокинул содержимое в широко раскрытый рот. После выпивки высокий гость сразу же набросился на яства. Он ел, широко расставив локти и громко чавкая.
"И это свитский генерал!" - с омерзением подумала Татьяна Васильевна.
После возлияний гости оживились и попросили Глинку:
- Ваше превосходительство, расскажите что-нибудь о столице…
- Кхе… кхе… - густо прокашлялся генерал. - Господа, не будь я Глинка, если не сломаю этого штафирку… хм… хм… Огарева.
Аносов понял, что речь идет о пермском гражданском губернаторе Илье Ивановиче Огареве. Между ним и начальником Уральского хребта шла непримиримая война.
- Представьте себе, господа, - раскатился по столовой бас Глинки. Однажды наши возки встретились на узкой дороге. Кругом глубокие сугробы. Не весьма приятно зимой нырять в снег. Кто же должен уступить дорогу? Как вы думаете? Сижу и слушаю: ямщики ругаются, кони стали. И тут господин Огарев не утерпел, высунулся из возка и сердито закричал: "Эй, кто там? Посторонись, губернатор едет!". Подумайте, господа, что за персона! - в голосе рассказчика прозвучала ирония. - А я, - продолжал Глинка, - откинул меховой воротник, да как рявкну: "Дорогу! Уральский хребет скачет!". И что вы думаете, испугался важный губернатор, приказал кучеру своротить в сугроб и тихо, скромно сидел в возке, пока я проезжал мимо! Каково?..
"Вот чем потешаются!" - недовольно оглядел гостей Аносов. Те в угоду генералу льстиво хихикали.
- Впрочем, не будем об этом… Пододвиньте мне, господа, осетра! попросил Глинка и стал насыщаться. Но через минуту он вдруг фыркнул и захохотал.
- Вспомнил, еще вспомнил! - размахивая руками и утирая салфеткой жирные губы, снова начал он. - Терпеть не могу щелкоперов! Господа, наш государь Николай Павлович считает, что самое важное - военная служба. Образование портит людей. Да-с… Именно портит, возбуждает в человеке дух противоречия… Захожу я в горное училище и слышу, учитель диктует ученику у доски. И что диктует? Подумайте только, господа! Он читает отрывок из "Мертвых душ"… Что-то о Чичикове. Я не удержался, распек вольтерьянца: "Как, Чичиков? Это, значит, Гоголь, щелкопер! Как не стыдно тебе, Наркис Константинович! Почтенный ты человек, а диктуешь в казенной школе такую мерзость! Никогда тебе не забуду этого. Сейчас же стереть с доски! Продиктуй что-нибудь из сочинений многоуважаемого Василия Андреевича Жуковского…" Вот до чего, господа, доходят наши либералы…
Горные чиновники зааплодировали генералу. Раскрасневшийся, сытый и довольный, он встал из-за стола и почтительно поцеловал руку Татьяны Васильевны.
- Берегите вашего мужа, - сказал он. - Жаль, что Павел Петрович заболел и не может поехать с нами.
За окном стало темнеть. В комнатах зажгли свечи. Гости заторопились. Аносов уныло провожал их, чувствуя в душе большую горечь. Только теперь он по-настоящему понял весь ужас николаевского режима.
Глава восьмая
ТАЙНА БУЛАТА РАСКРЫТА
Из Петербурга от начальника штаба горных инженеров генерала Чевкина пришло ободряющее письмо с просьбой продолжать исследования. Аносов воспрянул духом: Чевкин считался большим знатоком и любителем восточных булатов, внимание такого человека было приятно Павлу Петровичу. Он только что закончил целую серию опытов, чтобы окончательно установить природу булата.
Аносов выяснил роль углерода в образовании булата, но далось ему это нелегко. Путешественники, прибывавшие из восточных стран, сообщали о том, что персидские и дамасские мастера закладывали в тигли различные растения, но какие - никто об этом не мог сказать. В действиях этих мастеров было что-то таинственное. И этому поддались даже такие ученые, как Реомюр и Ринман.
Холодный же разум Аносова требовал ясных и точных показаний о влиянии углерода растений.
Он понимал, что обуглившиеся в процессе плавки цветы и листья не что иное, как углерод и азот. Все эти присады были различными формами углерода разнообразной степени чистоты.
Павел Петрович начал с клена, затем в плавку пошли березовое дерево, цветы, бакаутовое дерево, ржаная мука, сырой рог…
Опыты показали, что сделанные присады свидетельствуют лишь о "наклонности к образованию булата". Только и всего! Может быть, восточные мастера и в самом деле делали присады из листьев и цветов, не имея под рукой других носителей углерода?
Павел Петрович записал в журнал:
"Не видев возможности достигнуть удовлетворительного успеха ни помощью углерода растений, ни помощью углерода животных, мне оставалось ожидать оного в царстве ископаемых".
Алмаз - это углерод в чистом виде. Но где раздобыть средств на эту драгоценность? Значительная часть жалования уходила на содержание лаборатории, на семью, которая быстро росла. Татьяна Васильевна и так с трудом сводила концы с концами в своем скромном хозяйстве. Старые мундиры мужа и ее платья переделывались и перелицовывались для детей.
В этот вечер Аносов чувствовал себя нехорошо. По телу разливался жар, кружилась голова, а во рту была противная сухость. Он рано ушел в кабинет и прилег на диван.
Татьяна Васильевна догадалась, что с мужем происходит неладное: уже за столом она заметила лихорадочный блеск его глаз, нездоровый пятнистый румянец на щеках. Встревоженная, она пошла за Аносовым. Павел Петрович лежал, полузакрыв глаза, и о чем-то сосредоточенно думал. Теплая, заботливая рука жены легла на его плечо:
- Что с тобой, милый? Ты болен?
Она склонилась над ним, прислушиваясь к тяжелому дыханию. Он напряг все усилия и улыбнулся. Однако улыбка получилась беспомощной и жалкой.
Татьяна Васильевна напоила мужа малиновым отваром, тепло укрыла и не отходила от постели. Всю ночь Аносов метался и бредил и только к утру затих и заснул спокойным сном.
Впервые за всё время Павел Петрович не пошел на работу. Жестокая простуда продержала его несколько дней в постели. Эти дни для Татьяны Васильевны были и самые горькие, и самые светлые. Она боялась за мужа и в то же время ходила по комнатам просветленной и довольной.
"Хоть несколько дней он побудет рядом", - радовалась она.
Пришел Евлашка. Громоздкий, в старом полушубке и стоптанных поршнях, он неслышным охотничьим шагом приблизился к постели Аносова и подмигнул:
- Ну, ничего, в скорости встанешь, пойдем на охоту! Соскучал я без тебя, Петрович!
- Пойдем, дорогой, дай только собраться с силами! - согласился Аносов.
Но после ухода Евлашки он снова задумался. Татьяне Васильевне стало грустно, и она подсела к мужу:
- Ты всё думаешь и думаешь. Словно уходишь от меня. При мне - и без меня. Неужели у тебя такие секреты, что нельзя о них говорить даже жене?
Аносов улыбнулся, схватил ее руки и прижал к губам.
- Хлопотунья ты моя, хлопотунья, ну какие у меня могут быть секреты? - вырвалось у него. - Да и горю моему ты не поможешь. Мне для опыта алмаз нужен, а где его достать?
- Только и всего? - укоризненно покачала она головой. - Почему же не сказал мне, я давно достала бы алмаз!
Он притянул ее к себе и ласково обнял:
- Где же ты нашла алмазные копи?
- Сейчас! - Татьяна Васильевна поднялась и вышла в свою комнату. Через минуту она вернулась и выложила перед ним свои алмазные серьги.
- И тебе не жалко? - пытливо посмотрел Павел Петрович.
- Нисколько! Бери.
Сияющий, он смотрел на жену и не мог надивиться.
- Так вот ты какая у меня! Ради моего дела не пожалела и дорогого…
Она опустила глаза; сердце ее сильно и радостно колотилось…
Аносов решил приберечь алмаз. Сейчас он думал уже о другом:
"Алмаз - хорошо, но ведь его нужно много. А что если ввести графит?" - И он решил попытать счастья.
Стояло серенькое холодное утро, когда он после выздоровления вошел в цех, осмотрел тигли и спросил Швецова:
- Скажи мне, где можно раздобыть графит?
Литейщик подумал и ответил:
- Фунта два у нас наберется. Поискать только да очистить… Сказывал дед Евлашка, что есть графитные окатыши где-то под Златоустом…
Вместе со Швецовым Аносов обыскал кладовую и нашел грудочку графитных галек с большими прослойками колчедана.
- Негож! - определил Аносов. - Но где же достать другой?