Повесть о жизни величайшего ученого древности - астронома, математика, геолога, философа, поэта и врача, чьими "Канонами врачебной науки" медицинский мир пользуется и поныне. Издается к 1000-летию со дня рождения Авиценны. Книга рассчитана на детей среднего школьного возраста.
Содержание:
Детство и юность 1
Годы в Хорезме 14
Скитания 19
Везир в Хамадане 23
Итоги 28
Валерий Воскобойников
ВЕЛИКИЙ ВРАЧЕВАТЕЛЬ
О тех, кто первым ступил на неизведанные земли.
О мужественных людях - революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве,
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
Тысячу лет назад в Бухаре жил гениальный человек по имени Абу Али Хусайн ибн-Абдаллах ибн-Хасан ибн-Али ибн-Сина.
Это длинное имя кажется странным, как и многие восточные имена того времени, хотя на самом деле все в этих именах просто. Немного позже станет ясен смысл его имени.
Кто он - Ибн-Сина? Врачи говорят, что он великий врач.
- Нет, он известный астроном, математик, - скажут математики.
- И большой поэт, писатель, - скажут литераторы.
- Он ведь теоретик геологии, - скажут геологи.
- И теоретик музыки, - скажут музыканты.
- И философ, - скажут философы.
И все они будут правы.
Кто же он - вечный скиталец, то главный министр, везир, то брошенный в заключение, в замок?
Почему через сто с небольшим лет после его смерти по приказу религиозных фанатиков в Багдаде на главной площади горят философские книги Ибн-Сины?
А еще через несколько сотен лет в Европе после изобретения печатного станка сразу после Библии печатают огромные пять томов "Канона врачебной науки". И автор их - Ибн-Сина. "Авиценна" - так в Европе произносят его имя.
Мусульманские библиотеки бережно сохраняют его книги, и редким людям разрешено прикасаться к ним. О многих книгах мы знаем лишь понаслышке. Переписчики старательно переписывали книги Ибн-Сины. На печатных станках множили их в разных странах Европы, переводили на разные языки.
В Средней Азии рассказывают и поют о нем легенды.
В 1980 году все люди на земле празднуют тысячелетие со дня его рождения.
Кто же он - этот человек, Ибн-Сина?
Детство и юность
"А когда родится у тебя сын, то первое - это дай ему хорошее имя", - учили в то время все книги о воспитании.
Молодому Абдаллаху нравилось имя Хусаин. И жене его Ситоре-бану тоже нравилось это имя. И давно уже было решено - первого сына назвать Хусаин.
А можно дать и кунью - почетное прозвание. Так поступали в благородных домах. "У моего мальчика обязательно будет свой сын! - смеялся Абдаллах. - Так пусть же не мучается мой мальчик Хусайн. Я уже дал имя его будущему сыну - Али". А про себя думал: "Ну, конечно же, в честь праведного халифа Али". Кунья сына будет Абу Али, что значит отец Али. А потом пойдет само "исм" - имя Хусайн, а потом, присоединенное через арабское "ибн" - сын, имя отца, а потом имя деда, прадеда, прапрадеда.
И новорожденного ребенка, отважного крикуна, радость семьи, уже звали так: отец Али, Хусайн сын Абдаллаха, сына Хасана (так звали деда), сына Али, сына Сины.
Радовался молодой Абдаллах. По десять раз в день бегал он на женскую половину, где лежала счастливая жена его Ситора (что значит "Звезда"), где познавал первые приметы мира маленький Хусайн.
И как ему, Абдаллаху, было знать, что напрасно он выдумал эту затею со вторым именем. Не будет у Хусайна сына. И семьи у него своей не будет. А станет скитаться он всю жизнь по караванным путям от города к городу, от правителя к правителю.
Но это потом. А пока улыбается радостный Абдаллах.
И было это в сентябре девятьсот восьмидесятого года.
Маленький Хусайн родился накануне самого большого праздника - Михраджана. Этот древний праздник наступал осенью, когда сухая пыльная жара постепенно слабела. Все дарили друг другу подарки, двор и армия получали зимнюю одежду. Народ выбрасывал в этот день старые, засалившиеся ковры, подстилки, разную ветхую утварь. Надевали новое, красивое, купленное заранее, сбереженное в сундуках.
"Как обновляется все вокруг, так обновилась и жизнь моя, - думал Абдаллах. - Только человек, произведший на свет сына, может считаться по-настоящему взрослым, зрелым. Теперь у меня начнется новая жизнь".
Это удивительно, как много может запомнить маленький человек, если он умеет уже говорить и думать.
В женской половине у матери пахло тонкими душистыми маслами. А в мужской половине - кожами и потной лошадью, это когда возвращавшийся из поездок отец обнимал сына, прижимал его крепко.
Если тихий ветер пролетит сквозь куст джуды, который растет во дворе, проскользнет в дом, то ветер этот будет пахнуть остро и сладко, почти как душистые масла, которые привозит отец в подарок маме из Бухары.
Отец часто уезжает по делам. Он важный человек. Он управляет селением Рамитан. Это одно из самых больших бухарских селений. Отец еще молодой, и в его годы мало кому доверяют управлять такими селениями.
…Однажды Абдаллах проезжал через маленькое сельцо Афшана. Оно было близко от Рамитана. Афшану окружали сухие голодные земли, отданные в надел студентам высшей духовной школы. Это селение Афшана давно бы могло заглохнуть, если бы не "святая" соборная мечеть, построенная когда-то полководцем арабских завоевателей Кутайбой.
Каждое большое село мечтало о соборной мечети. Если есть мечеть, село может называться городом. Но редкому селу разрешали строить мечеть. А вот Афшане повезло. В Афшану приходили молиться даже из Бухары.
Проезжая через это село, Абдаллах слез с коня для какой-то мелкой надобности. Внезапно он услышал красивый голос девушки. Он даже слов почти не слушал в тот первый раз, только голос. Потом, когда он ехал на коне своем дальше, он вспомнил и слова и удивился, какие они были разумные.
На другой день Абдаллах снова поехал через село, хотя дел особых у него не было. В том же месте он слез с коня, но голоса девушки не услышал. "А может, и не девушка это вовсе, а женщина-мать, жена или - еще того хуже - рабыня. Да и неприлично человеку моего звания торчать около чужих домов", - подумал Абдаллах и сел снова на коня.
Он бы уехал так и, может быть, навсегда забыл и голос и слова, если бы вдруг прямо из этого двора не выехал знакомый молодой купец Райхан. Купец этот был не очень богат, но весьма образован.
- Здравствуй, - обрадовался Райхан, - как хорошо, что аллах даровал мне возможность тебя увидеть сегодня. Ты мне нужен по важному делу.
Райхан уговорил Абдаллаха зайти к нему в дом. Райхан был не женат, это Абдаллах знал.
Мальчик принял лошадей, увел их в глубину двора. Абдаллах вошел в дом Райхана.
Служанка принесла угощение. Вошла, громко шаркая ногами, и голос был у нее старый.
Слова Райхана словно плавали вокруг Абдаллаха. Абдаллах же вслушивался в разные звуки. Вот звякнуло ведро. Вот кто-то засмеялся. Да-да, это тот самый голос. Вот эта девушка что-то сказала снова, вот она пропела какие-то слова, снова засмеялась, снова пропела. Ого! Да это же из Рудаки, которого Абдаллах любил и почитал больше всех поэтов.
- Тебя отвлекают разговоры моей сестры. - И Райхан поднялся. - Сейчас я скажу, чтобы она замолчала.
- Нет-нет, не надо, прошу тебя. Я внимательно слушаю.
Райхан советовался с Абдаллахом, пытался разузнать у него как у опытного человека, не поднимутся ли в этом году цены, каков урожай…
- Ситора, сестра моя, - сказал как бы между прочим Райхан, прощаясь, - как раз достигла возраста, когда пора выходить замуж. Все некогда заняться ее делами, да и человека хочется найти ей приличного. Она все-таки из хорошей семьи и воспитание получила хорошее. И, я тебе по секрету скажу, очень она красива и добра, о начитанности ее говорят все в нашем селении. Вот только застенчива уж слишком. Даже со мной стала стесняться разговаривать. Узнала бы, что ты, мой гость, слышал ее голос, убежала бы к себе и до вечера не показалась. Жаль, отец наш умер. А у меня столько дел, сам понимаешь!
…Через несколько месяцев Ситора стала женой Абдаллаха. Он и дом купил в Афшане, и первый его сын, радость отца, маленький Хусайн, родился здесь. Вот он, сынок, ползает по ковру, слушает разговоры старших и все запоминает. Старшие только удивляются и вспоминают аллаха. Не знают они такого, чтобы ребенок, не научась еще ходить, уже умел бы разговаривать. Да так разумно, что и парню другому поучиться бы в пору.