Через четверть часа Эльза зашла к ней в спальню и присела у окна.
- Однако, гадость какая, - заметила Маргарита.
- Эмми сама не предполагала, что шутка зайдет так далеко, - объяснила Эльза. - Она поспорила с мужем, а тот рассказал остальным. И вызвал ажиотаж. Теперь все в предвкушении.
- По общему мнению, я, конечно, соглашусь? А Роберт знает?
- Он сказал, что ты откажешься.
- А если рассказать Руди?
- Даже не представляю себе, что он сделает, - усмехнулась Эльза.
- Да перестреляет всех! Любопытно, что потом об этом прелестном вечере напишут историки!
Обе нервно рассмеялись. В спальню вошел Лей, в шортах, с полотенцем на шее. Посмотрев на них, тоже хмыкнул:
- Я рад, что вам весело, девочки. И человечество этой ночью может спать спокойно - вожди развлекаются. Смотри, что мы с Гретой привезли Рудольфу в подарок, - сказал он Эльзе. - Реставраторы из Академии едва успели очистить с них мышиный помет.
…Узкие темные конверты с золотыми оттисками герба Пруссии и истонченными, точно обгорелыми краями… Это были два десятка отлично сохранившихся писем короля Фридриха Великого, датированные 1773–1774 годами. "По всей Европе распродают наше национальное достояние на поганых аукционах", - жаловался Роберт, показывая коллекцию золотых монет времен Августа Сильного, которую он приобрел по случаю. Монеты тоже предназначались в подарок Рудольфу. Маргарита была отчасти против таких подарков, утверждая, что Рудольф все равно отдаст в Национальный музей, но Роберт был уверен, что письма Фридриха, по крайней мере, он себе оставит. Они едва было не заключили еще одно пари, призвав в свидетели Эльзу.
А она подумала, что Роберт, конечно, проиграет этот спор, но и Грета его не выиграет. Письма Фридриха Великого, кумира нации, были настоящим сокровищем, и Рудольф, по своей скромности, безусловно, не оставит их, как свою собственность. Но и в музей сам не отдаст. А кому же?
Эльза подумала, что если не Маргарита, то Роберт должен был догадываться. Но она ничего не сказала, только немного погодя попросила Лея сделать Рудольфу подарок без свидетелей. Как она и предполагала, муж сразу выставил монеты для всеобщего обозрения; о письмах же ни словом не обмолвился. Даже с ней.
Этот апрель был по-летнему жарким, вечера и ночи теплыми, как в июле.
Выполняя пожелание Адольфа, Гессы позаботились, чтобы в происходящем не было официоза. Всеобщий разброд и гуляния! Рудольфа все поздравляли сообразно с собственными фантазиями, так же и проводили время - на верандах и газонах между клумб, в саду, у бассейна, группами, парами, наедине с этой апрельской ночью, с ее ароматной, звенящей тишиной.
Но одиночества никто долго не выдерживал, и в конце концов все собрались вместе на огромной веранде, залитой слегка мерцающим розовым светом, который Юнити назвала "омолаживающим".
Отдохнувший, всем довольный Адольф предложил выпить шампанского за здоровье своего Руди и треснул бокал об пол. Бокалы взорвались и на ступеньках, и на каменной кладке дорожек, усыпав их блестками, и рассеянно глядевший в сад Геббельс вдруг поразился этому дробному мерцанию, точно просыпавшемуся с веранды вниз:
- Взгляните, господа! Какая изящная, переменчивая… хрустальная ночь!
Бедный Йозеф! Лучше бы он помалкивал! Сейчас же скользнула к нему возбужденная леди Юнити и потребовала поэтической импровизации, столь "долгожданной из уст министра культуры".
Йозеф, конечно, мог бы просто пожать плечами и налить ей еще шампанского или предложить сымпровизировать кому-нибудь другому, например, министру труда… Но он и сам ощущал сейчас вдохновение, подъем душевных сил, набегающие волны мечтаний, невнятных образов, то есть признаки того "душевного запоя" (выражение Магды), что уже был в полную силу пережит им в годы страданий по Елене.
Йозеф в молодости писал стихи, тогда казавшиеся ему гениальными, а теперь - бессильными и смешными. Мгновенно восстановив в памяти несколько прежних опусов, он решил, что для легкой импровизации подойдет что-то вроде:
Этой ночи мерцанье
Я невольно услышал,
Как осколки Посланья,
Что ниспослано свыше.Я сложить их не в силах.
Угасает мерцанье…
В темной ночи Желанья
Гаснет Неба Посланье…
Все аплодировали.
- И в двадцать лет был таким же х…м, - зло шепнула Магда Маргарите. - Извини. Я решила - сразу после родов разведусь с ним. Давай прогуляемся.
- У меня к тебе просьба, - сказала Магда, когда они отдалились от дома по боковой аллейке, ведущей к озеру. - Ты не заменишь меня в Женском Союзе, месяца на три? Хорошо бы написать несколько программ, а главное - пробить их в министерстве. Ты ведь знакома с Гертрудой Шольц? Она энергичная девочка, но этот тупица Руст ее буквально затерроризировал. Кстати, леди уже следовало бы знать, что министр культуры у нас господин Руст. Вот он бы ей… сымпровизировал?
- Хорошо, я попробую, - кивнула Грета. - Родители летом хотят побыть с детьми, и я свободна. Два месяца буду в Бергхофе совершенно одна. Адольф берет фройлейн Браун в Италию, - быстро добавила она, предупреждая вопрос Магды.
- А леди?
- Юнити едет на съемки с Лени Рифеншталь.
Магда махнула рукой:
- По-моему, даже французские короли все же подписывали отставку старой фаворитке, прежде чем объявить о новой… А знаешь, я начинаю думать, что эта Браун не так глупа и, возможно, всех пересидит.
На них сзади радостно набежала Берта. За нею кто-то шел, тихо насвистывая.
- О, прошу прощения, медам. - Гитлер шутливо поднял обе ладони. - Я пошел погулять с Бертой, а она, видимо, учуяла вас. Пойдем, Берта, не будем мешать.
Но овчарка уже унеслась вперед к поблескивающему сквозь деревья озеру с насыпным песчаным пляжем и пристанью с десятком лодок и белой детской яхтой под парусом. Магда тут же сказала, что после родов ей еще трудно долго ходить и она хочет вернуться. Маргарита не успела ее остановить. Магда, сверкнув на нее глазами, уже скрылась в аллее; Гитлер виновато глядел ей вслед:
- Магда решила, что я искал тебя. А я… честное слово… Там Геббельс свирепствует, требует от всех импровизаций. Я и ушел.
Они прошли еще немного, спустились по каменным ступеням к озеру и сели на скамейку.
Маргарита ждала. Но Адольф молчал. Подождав еще, она посмотрела на него вопросительно.
- Что? - вздохнул он. - Я тебя задерживаю? Мне запрещено ходить одному. Если ты уйдешь, сразу кто-нибудь явится.
- Кто осмелится?! - усмехнулась Маргарита. - Разве что Рудольф или Юнити.
- Твоя подруга так жаждет моего общества, что даже в Италию со мной ехать отказалась. Прибудет лишь в Венецию, на карнавал.
"Так не о Юнити пойдет речь, - поняла Маргарита. - О Рудольфе?…"
Она снова взглянула на Гитлера, на этот раз нетерпеливо.
- Что, детка, хочешь уйти?
- Хочу знать, что не так с Руди? - резко ответила Маргарита.
- Что не так… - Гитлер как будто задумался. - Ты тоже заметила? Что ж, если ты сама об этом заговорила… я попытаюсь объяснить. Я недавно поймал себя на мысли, что почти забыл, как он… улыбается.
Пауза.
- И еще… Он словно… избегает меня. За все время, пока я здесь, мы ни разу не поговорили, просто так, ни о чем. Как раньше.
Снова пауза, длиннее первой.
- Раньше… со мной тоже было трудно, я знаю. Но мы спорили, ругались, уступали друг другу… еще неизвестно, кто кому чаще. Была в этом потребность! Куда она девалась у него? Куда вообще девалась… - Он резко вскинул голову и стал смотреть вверх.
Маргарита почувствовала, что Адольф перестал притворяться. Вспомнилась глупая шутка, которую хотели сыграть с фюрером его преданные соратники. И она вновь поразилась интуиции этого человека. Адольф как будто почуял холод, повеявший на него из чужих и чуждых душ, не потому ли и нашла на него тоска по теплой душе его Руди?
- Прости, детка. - Гитлер чуть дотронулся до ее руки. - Ты спросишь, отчего я сам с ним не поговорю, как сейчас с тобою? Дело в том, что я… не слышу его… - он усмехнулся. - Вот тебя я слышу. Все твое раздражение, негодование на меня, и тебе я мог бы ответить. Роберта я тоже слышу. И могу верить. И Эльзе. А Рудольф… Я скажу тебе одну вещь, не сердись - меня это и самого напугало. Мы с Руди вчера говорили о каком-то деле, сидя напротив друг друга, и внезапно я понял, что если сейчас закрою глаза, то передо мною… Ангелика. Прости еще раз. Ведь ты меня понимаешь?..
Маргарита кивнула:
- Я тоже часто ее вижу. Она все еще с нами. Здесь.
- Как ты хорошо сказала. - Он вздохнул. - Роберт считает, что она - между двух миров. А ты говоришь - здесь. Значит, она… меня простила?
- Она вас не судила. Когда судят, это… слышно.
Гитлер, вздернув голову, опять долго смотрел вверх. Маргарита поняла, что он улыбается. Он точно получил подарок, который и ждал от нее.
Над парком трещали фейерверки; зеленые, красные, желтые пучки рассыпались над деревьями; сигнальные ракеты скользили долго и плавно, еще светящимися уходили в воду озера.
- А я в детстве мечтал поймать звезду, - вдруг сказал Адольф. - Думал - вот падает с неба удача… кому-то. Почему не мне?! А зачем она мне была нужна в десять лет? Вот теперь бы!
Берта носилась у берега, лаяла на падающие "звезды"; заскочив в лодку, взвизгнула. Гитлер позвал собаку, но лодка немного отплыла от берега, и овчарка, встав передними лапами на корму, принялась лаять.
- Это она нас зовет, - воскликнул Гитлер. - Хочет покататься. До чего умна!