– Говорят, например, что на эту Пасху в Труа приезжал лотарингский герцог Готфрид Бульонский со своим родственником епископом Лютехским, и что в столице Шампани устроили большой турнир в их честь, и что ваш друг граф Стефан тоже был там, – сказал священнослужитель.
– Ну и что? Я знаю, Стефан мне говорил еще зимой, что при посредничестве своего младшего брата он постарается уладить вопрос о нейтралитете с Лотарингией, чтобы она не подумала двинуться на нас с востока, пока мы на западе возимся с нормандцами, а на севере граф Фландрский при поддержке датчан все время мутит воду. Герцог Нижнелотарингский как раз сильно смягчился за последнее время, и теперь с ним сделалось возможным разговаривать, а раньше он был настолько воинственным, что и подойти-то было страшно. А заставы младшего брата Стефана Блуа как раз вместе с нашими отрядами охраняют границу с этим герцогством. И знаете, аббат, как мне сразу после Пасхи написал Стефан, на встрече с герцогом все удалось уладить, – сказал король, протягивая руку к следующему пирожку.
– Но почему они не могли провести эту встречу, например, в Реймсе, не так далеко от границы и в присутствии верного вам архиепископа? Зачем понадобилось приглашать этого кровавого герцога Бульонского так далеко вглубь страны? А вдруг бы он начал грабить окрестные селения? – озабоченно произнес настоятель Сен-Дени.
– Наверное, аббат, Стефану так было удобнее. Не самому же ему, в самом деле, к этому опасному герцогу ехать, – прочавкал Филипп.
– А еще, ваше величество, наша монастырская братия слышала, что перед этой Пасхой в Труа состоялось некое собрание неких людей. Довольно странное собрание, – сказал Ив.
– Пожалуй, аббат, за стенами вашей обители осведомлены лучше, чем у нас при дворе. Ни о каком странном собрании я ничего не слышал. Так о чем там шла речь? – спросил король.
– Это и неизвестно. Но само собрание состоялось во дворце графа в Тру а. это засвидетельствовано достоверно. И доступ туда хорошо охранялся, – проговорил аббат.
– И вы не догадываетесь, о чем говорили там? – спросил король.
– Нет, ваше величество. Туда не допускали посторонних, даже монахов. Я смею только предполагать. Потому я и сказал вам, что в Шампани, возможно, что-то замышляется, и мой долг обязывает меня предупредить вас, – поведал Ив.
– И что же все-таки, по-вашему, может там замышляться? – король уже казался заинтересованным.
– Братья из нашего аббатства видели там много северян, в том числе и из Фландрии, много еретиков и людей с юга, прикладывающих руку к сердцу и произносящих при встрече имя Спасителя. Говорят, что всем этим заправляет какой-то человек, именующий себя аббатом Мори, который прибыл, якобы, из Святой Земли, не так давно появился в окружении графа Гуго и сильно влияет на него. Не зреет ли там заговор, ваше величество? – вкрадчиво произнес настоятель Сен-Дени.
– Какой еще заговор? – недоверчиво спросил король.
– Ну, скажем, не заключили ли эти графы Блуа за вашей спиной тайный союз с Готфридом, Фландрией и с Тулузой против вас? – провозгласил Ив.
– Да неужели мой друг Стефан пойдет на такое? – произнес король, перестав жевать. Выглядел он растеряно. Маленькие свинячьи глазки его быстро моргали.
– Как учит нас история, друзей и ближайших родственников надо более всего опасаться, ваше величество, – назидательным тоном заговорил аббат.
– Каин был братом Авеля, а Брут был другом Цезаря. И вспомните, отец Стефана граф Тибо и тем более, его дед Эд, уже выступали с оружием в руках против французской короны. А ведь и Стефан сейчас силен. У него триста крепостей, а у вас, ваше величество, и двухсот не наберется.
– Но даже если он и решится на подобную подлость, чему я поверить уж никак не могу, неужели же Фландрия и Тулуза поддержат его? И, не понимаю, какой интерес во всем этом может быть для герцога Готфрида?! – воскликнул король, откладывая очередной пирожок с дичью, который хотел было отправить в рот.
– А почему бы Фландрии и Тулузе не поддержать Стефана? Роберт Фландрский, хоть далеко не так богат и мощен, как граф Стефан, но давно уже ведет себя более как вассал датского короля, нежели как ваш подданный. Его дружинники свирепствуют в северных землях, разоряя мелких соседей. Чего стоят одни только тайные дела графа Роберта с Византией за вашей спиной! Кто дал ему право подружиться с схизматиками? Уже не один год ведет он переписку с Алексеем Комниным. Больше того, этот граф посылает на службу к василевсу своих рыцарей! А это само по себе уже предательство короны Франции и всего дела святой Римской церкви. А если говорить о графе Тулузском, то это человек еще более опасный. Крепостей у него только немногим меньше, чем у Стефана, но зато какие это крепости! Один лишь Каркассон стоит десятка обычных замков. К тому же, кроме крепостей, Раймунд Тулузский недавно собрал армию в тридцать тысяч копий и пока держит ее при себе. Но, без сомнения, его армия долго не будет сидеть без дела. Граф Раймунд и так уже подчинил и обложил данью почти всех своих соседей и, уверяю вас, сир, на этом не остановится. Жажда власти погонит его дальше. Возможно, на восток, а может быть, и сюда, на север. Что же касается привлечения ко всему этому герцога Готфрида Нижнелотарингского, то – это же прямой выход на императора Германии Генриха. И в самом деле, почему бы заговорщикам не заручиться поддержкой немца, скажем, в обмен на герцогство Бургундское, в случае успеха их заговора? – продолжал запугивать монарха аббат.
Выслушав все это, король Франции побледнел и вовсе позабыл о еде.
– До беседы с вами я, признаться, и не задумывался, что подобный расклад возможен. Неужели же все так серьезно? И что же вы предлагаете? – промямлил Филипп, опустив глаза.
– Ничего, ваше величество. Пока ничего. Возможно, дело не зашло еще далеко. Нужно просто повнимательней присмотреть за ними, чтобы выяснить, кто такой этот аббат Мори, что связывает Труа с Фландрией, с герцогом Готфридом и с Тулузой. Вот пока и все, – произнес аббат.
– Так пошлите туда своих монахов, – предложил король.
– Монахи уже увидели то, что смогли увидеть, ваше величество. Увы, наших монахов пускают не всюду. Например, во дворец графа Шампанского им не проникнуть. А посему, хорошо бы послать для сбора сведений кого-нибудь посерьезней, кого-нибудь обличенного властью, какой-то, скажем, небольшой отряд доблестных рыцарей, людей короля, преданных и наделенных определенными полномочиями, способных перехватить гонцов графа Шампанского и допросить их, либо проследить за ними, либо, в случае опасности для вашего величества, задержать их или даже уничтожить. Короче говоря, нужно послать людей решительных и способных вашим именем навести порядок, – сказал Ив.
– Хорошо, аббат, мы с королем подумаем над всем этим, а вы идите. Мне что-то хочется лечь в постель, – вмешалась в беседу молчавшая до этого Бертрана де Монфор. Ей давно уже весь этот разговор наскучил, и одолела зевота. К тому же она действительно чувствовала себя неважно, поскольку ожидала уже младенца от Филиппа. Самым бесцеремонным образом она растолкала короля и подняла его с кресла. И под ручку эти два пухлых существа, король и королева, побрели в спальню.
Но король не забыл о том разговоре с аббатом Сен-Дени, и уже через два дня небольшой отряд всадников выехал из ворот Парижа в сторону Труа. Впереди ехал могучий седеющий рыцарь в темно-синем плаще с вышитой на левой стороне груди золотой лилией – знаком французского королевского дома. За ним следовали семь всадников в таких же темно-синих плащах, но без всяких знаков, а сзади них под черным плащом с капюшоном на каурой кобыле скакал священник.
Ехавшего впереди рыцаря звали Александр де Ретель, и он носил титул барона. А последнего всадника звали Эдуард Пиоре, и носил он звание дьякона. Первый происходил по матери из старинного французского рода и из не менее славного русского рода по отцу. Отец его прибыл во Францию из Киева в качестве одного из дружинников великого князя Ярослава Мудрого, сопровождавших приданое молодой княжны Анны Ярославны, да так и остался во Франции, служа верой и правдой ее величеству королеве. За эту службу ему от короны был пожалован титул барона. И теперь сын продолжал традиции отца, являясь преданнейшим слугой любимого сына королевы Анны – его величества короля Филиппа.
Происхождение Эдуарда Пиоре было, напротив, неясным и темным, как и многое в окружении нового настоятеля Сен-Дени, поскольку Эдуард был тайным слугой аббата Ива и своим положением был обязан только ему.