- Как кличут-то тебя, я не спросил.
- Бий-Кем. По-вашему - Большой Енисей, река такая есть, как все равно что Волга.
- Далеко этот Енисей?
- Начинается в монгольских землях, а втекает в Дышащее море, на севере, где Полярная звезда.
- Ну, все-таки, Бий-Кем, зачем ты сюда, в леса, с русским князем явился?
- Э-э, долгая история, вели лучше руки развязать, мне ведь тоже хвои горстями в рот напихали.
- Может, и поесть попросишь? Хлеба или мяса? Может, и пива с медами пожелаешь?
Монгол насмешку в голосе Юрия Всеволодовича уловил, ответил с достоинством:
- Если нас угощают, то мы не отказываеся, однако же просить не станем.
- Такие гордые?
- Э-э, князь, не знаешь ты, что согласно Ясе Чингисхана все воины в походе должны содержаться полуголодными, потому как от сытой собаки плохая охота. А вы, русские, шибко любите есть, вот и воюете плохо.
- Это не твоего разумения дело. Я тебя о чем спрашиваю?
- Я же сказал: долгое это дело, - повторил монгол раздельно и со значением.
- Если долго, то и не надо. Где Батыга? В Углич Поле?
- Нет. Бату-хан послал сюда главного своего воеводу Бурундая, велел ему доставить тебя живого либо голову твою за то, что сын твой возле крепости Коломна убил Кулькана, сына Потрясателя вселенной Чингисхана.
Юрий Всеволодович вздрогнул всем телом, схватил монгола за грудки:
- А сын мой? Всеволод?
- Утек во Владимир, - твердо отвечал монгол, глядя в глаза прямо, безобманно.
- Не врешь?
- Нет, правду говорю. И второй твой сын хотя не защитил Москву, но жизнь свою уберег… Тоже во Владимир…
- Благ Господь, милость Его вовеки, и истина Его в род и в род! - Юрий Всеволодович повернулся к лику Спасителя на стяге. Но если бы в этот миг видел он темные узкие глаза монгола, то не отнесся бы к нему с такой доверчивостью. - А скажи, Большой Енисей, когда Бурундай придет сюда за моей головой? Утром завтра?
- Что ты, что ты, господин! До весны станет ждать, покуда снег не сойдет.
Это была новость, в которую и поверить было совсем невозможно.
- Зачем же в Углич Поле пришли?
- Чтобы загодя по льду через Волгу переправиться, она ведь шибко разливается, - подал голос Глеб. - Вот и половцы постоянно только по весне на Русь ходили.
- Сговорились, - прошипел из-за спины Святослав.
Юрий Всеволодович повернулся к рязанскому князю:
- А ты-то как с ним снюхался?
- О-о, долгая история. Расскажу, непременно расскажу тебе. Вместе мы с Бий-Кемом по половецкой степи скитались, с той еще поры, как битва на Калке приключилась… Такая беда тогда постигла наших, такая беда!.. На Калке…
- Погоди про Калку. Про Рязань лучше скажи. Может, ты из половецкой степи примчался родную Рязань от монголов да татар щитить, а-а?
- Не насмехайся, князь! Знаешь ведь, что прокляли меня рязанцы… Одно радует, что не только меня. - И Глеб кинул долгий выжидательный взгляд. - Знаешь небось сам, кого еще рязанцы клянут последними словами?
- Замолчь, Святополк Окаянный!
- A-а, не любишь правду?
- Не правду ты лаешь, наущаешь только. Может, рязанцы и Михаила Черниговского клянут? Они его тоже ведь звали на помощь?
- Нет. Хоть далеко Чернигов от Рязани, не то что Владимир, две, а то и все три седмицы надо скакать с заводными лошадьми, однако же пришли дружинники черниговские с воеводой Евпатием Коловратом. Хоть припозднились, но такую порку устроили татарам, что те и посейчас опомниться не могут.
Эта новость показалась и вовсе несбыточной. Великий князь даже осерчал:
- Обоих подстрекателей в железа заковать. Пусть ночь посидят с крысами, а утром расспросим их с пристращиванием. Воды дайте, а брашно погодите, пусть натощак поразмыслят.
- Заковать?
Глеб резко отскочил в сторону, прижался к стволу дерева, затем обхватил его судорожно, царапая ногтями кору.
- Не пойду! - крикнул. - Я ведь не за тем сюда пробирался, чтобы с тобой собачиться и в цепях сидеть… Я пришел помочь тебе… Как увидел, что натворили татары в моей Рязани, сердце в груди перевернулось… Я пригожусь тебе! Я много чего знаю для тебя полезного!
- Уведите! - холодно велел Юрий Всеволодович. - В железа, пожалуй, не обязательно, и так никуда не денутся.
Дюжие мечники крепко обхватили с двух сторон Глебами он сразу понял, что и не рыпнуться ему, только сумел уж перед входом в избу повернуть набок голову и выкрикнуть:
- Готовься, князь! Не теряй напрасно времени, а монголу этому не верь!
Юрий Всеволодович, конечно, знал, что не он один не может смежить глаза в эту ночь, но чтобы бодрствововал решительно весь табор - это его даже обескуражило: неужто все уверены в неизбежности утренней сечи и неужто-таки соврали Глеб Рязанский и монгол Бий-Кем?
Три дня тому назад пришел небольшой отряд ополченцев из Белоозера. Это были местные жители, занимавшиеся ловлей белок и куниц, называли их сицкарями за необычный говор. Жирослав Михайлович отвел им место, посоветовал рыть землянки или ставить срубы. Сицкари отказались:
- Зацем? Мы привыцны, а рецку Сицу знаем с малолецсцва. Тут мы цто дома на пецке.
Юрий Всеволодович придержал коня возле сицкарей, немало подивился тому, как расположились они на ночлег. Вырыв в снегу квадратные ямы и расчистив дно их до прошлогодней травы, они устроили охотничьи костры из трех сосновых лесин, положенных одна на другую по длине так, что они не пылали, а лишь непрерывно тлели и обогревали, словно печи.
- И тепло?
- Прям горяцо! Мы сперва на земле жгем, угли сгребаем, а уж после этого нацинаем нодью жець на всю ноць.
- Что же не спите, час поздний?
- Не хоцим.
- Ну, раз не хотите…
- Ага, не хоцим, потому как люди твои про такие цудные дела говорят, цто не знай - верить ли?
- Что? Что за чудные дела?
- Сказывают, цто богатырь русский объявился… Клицут как-то непонятно, вроде - Околоворот?
- Околоворот?.. A-а, Коловрат! А вы от кого это проведали?
- Да твои люди, дружинники, сказывают, будто он все полки Батыги расцехвостил!
- И на нашу долю оставил. - Юрий Всеволодович понужнул коня и повел его небыстрой скачью к ближнему костру. Два вооруженных мечника и стремянный конюх держались на пол-лошади сзади великого князя.
Просто удивительно, как скоро рассказы монгола и Глеба Рязанского стали известны всем. Да еще и со всяческими подробностями, которых становилось все больше и в которые все меньше верилось.
Сперва говорили, что воевода Ипатий Львович Коловрат, посланный великим князем рязанским Юрием Игоревичем в Чернигов, вернулся с воинством в тысячу семьсот человек. Но мог ли Михаил Черниговский за малое время собрать столь большую рать? Да и как было отправлять всех, оставляя всю свою землю беззащитной? Как могли воины Коловрата сохранить силы после изнурительного перехода по зимним неустроенным дорогам? Будто из тысячи семисот ратников верхоконных лишь триста человек, а остальные пешцы, но это и вовсе дело несообразное. Разве что триста дружинников - это те, которых отпустил Михаил Черниговский, а остальные уж пристали к ним на разных землях? Да, триста всадников можно сохранить в атом переходе. А в лесах после первых стычек с татарами могли уцелеть разрозненные отряды ратников и ополченцев, которые охотно пошли за Коловратом, чтобы отомстить за разорение Рязани, уж они-то, надо думать, отвели душеньку, сами в жестокой сече полегли, но и великое множество татар с собой унесли.
Юрий Всеволодович остановил лошадь у костра, который разложен был за густыми зарослями терновника на расчищенной лесной поляне в окружении елей и берез. Спешившись и передав повод стремянному, Юрий Всеволодович вышел на узенькую, пробитую в снегах тропинку.
- Ипатий-то сзади на стан Батыги налетел, - долетели до него слова кого-то из сидевших у костра.
Юрий Всеволодович приостановился, уже не удивляясь, что и тут известно стало про Коловрата. Воины лежали вокруг костра лицом к огню, облокотившись на подостланные еловые ветки, иные прямо на снегу.
- А ты-то откуль прознал? - неуверенно спросил рассказчика кто-то из слушателей.
- Великий князь Юрий Всеволодович зятя моего приставил караулить монгола и Глеба Окаянного. Они там сидят, а зять-то, не будь разиня, приник ухом к двери и все вызнал.
- Ну-ну, бухти давай..
- Рассказывай, Проня!
- Да-а… Налетел Ипатий и почал сечь без милости. Смел все полки татарские. Татары стали как пьяные, они думали, что это мертвецы восстали. Ипатий и его дружина били татар нещадно, ажник мечи у них притупились, и они тогда взяли мечи татарские. Пять воинов Ипатия изнемогли от ран, татары схватили их и привели к царю Батыю. Царь Батый им:
- Какой веры вы, с какой земли и почто так много зла мне сотворили?
- Веры мы христианской, подданные Юрия Игоревича Рязанского, состоим в полку Ипатия Коловрата, посланы князем Ингваром Ингваровичем тебя, царь, почтить, честь тебе воздать. Уж не обессудь, царь: не успеваем наливать чашу на великую рать татарскую.
Царь подивился их мудрому ответу и послал шурина своего - то ли Хостоврула, то ли Товруловича, зять не расслышал толком-то. Кажись, Хостоврула…
- Да ладно, все равно! - торопили его нетерпеливые слушатели. - Рассказывай знай!
- Да-а, послал, значит, Батыга шурина своего Хостоврула на Ипатия, а с ним сильные полки татарские и велел взять Ипатия живым. Съехались Хостоврул с Ипатием…
- Ну-у!..
- Ипатий наехал на Хостоврула и рассек его наполы.
- Напополам?
- До седла!
- Известно, Ипатий-то исполин, на медведя один хаживал, что ему какой Хвосторул?