...В голубизне неба колеблется живая картина неведомой битвы. Великаны-воины взмахивают огромными мечами, заносят сабли, замахиваются боевыми топорами... На них, на воинах, надеты прекрасные доспехи, шлемы сверкают, развеваются какие-то яркие пышные перья и сияющие плащи... Кони под всадниками изукрашены тоже сверкающими тканями и серебряными и золотыми украшениями... Один воин, похожий на его отца, вырывается вперёд, на какие-то мгновения его фигура мощная и прекрасная занимает всё небо!.. Но это не Эртугрул, отец Османа, это сам Осман! Но какой-то иной, каким он не знает себя... Он взрослый и будто знает, ведает многое такое, чего не знает глядящий на него Осман-мальчик... Воины большого Османа побеждают всех!.. Сменяется картина... Огромный, бескрайний зал... Стены его - бескрайней высоты! - выложены сверкающими плитами... Эти плиты колеблются странно, переливаются... В зале на помосте, застланном коврами, стоит одетый в причудливую богатую одежду маленький человечек... Мальчик-Осман думает, что это, наверное, его сверстник, император Балдуин... Но большой Осман наверняка знает, кто это!.. Большой Осман одним прыжком заскакивает на помост!.. Маленький человечек, неуклюжий в своих длинных пышных одеяниях, поворачивается к большому воину... Лицо маленького человечка - совсем не детское, а старческое, сморщенное, только маленькое, как у ребёнка... Это и страшно и смешно - это маленькое сморщенное лицо!.. Маленький человечек вытягивает руку, будто отдаёт кому-то приказ... На помосте вдруг оказывается девочка, в такой одежде, в такой нарядной шапочке, каких Осман-мальчик не видывал никогда прежде... Девочка стоит, опустив кротко свою красивую головку... Маленький человечек с лицом сморщенным вдруг начинает говорить... Мальчик-Осман на холме своём не слышит голос, произносящий слова; но отчего-то знает, какие это слова... Они как будто на непонятном языке, на языке франков, или румийцев, но мальчик-Осман отчего-то понимает их... Человечек говорит свои слова большому воину:
- Я сделался стар и немощен, - говорит человечек. - Потому я тебе, Осман, отдаю свои владения и свою невесту! Возьми города и земли! Возьми красавицу! Она будет любить тебя!..
Голос человечка делается громким, как звучание воинской трубы... Затем слова делаются совсем невнятными, голос совсем смолкает и сам человечек исчезает... будто истаивает в воздухе неба...
Большой Осман стоит на помосте. Девочка вдруг успела вырасти в большую, взрослую красавицу. Осман протягивает руку, и она протягивает ему грациозно свою руку в красивом рукаве узком и длинном... Рука об руку они плывут в небе... Огромный зал растворился в голубизне... Осман плывёт в небе об руку с красавицей прекрасной...
Мальчик-Осман смотрит и узнает этого большого воина. Потому что ведь это - он сам и есть!.. И не может узнать его. Потому что ведь это он - и не он!..
- Хей, Осман! - кричит мальчик в небо. И не встаёт, не поднимается с травы холма... - Хей, Осман! Ты кто? Ты - это ты? Или ты - я?..
"Ты... Я... Ты..." - неслышно плывёт в воздухе... Осман-мальчик не слышит, но отчего-то знает...
Большой воин и его красавица вдруг, внезапно дробятся и преображаются в яркую вереницу - в голубизне небесной - воинов об руку с прекрасными красавицами...
Воийы улыбаются в усы и кивают с неба улыбчиво мальчику. И странно-неслышно и отчего-то слышимо произносит каждый из них, будто отвечая на любопытство ребёнка:
- Осман!..
- Осман!..
- Осман!..
- Осман!..
Красавицы то опускают глаза стыдливо, то вскидывают горделиво головы, убранные в прекрасные уборы...
- Элена!.. - Зовёт мальчик невольно. Он никакого иного имени женского неверных не знает!..
Первая красавица делает мальчику лёгкий знак отрицания, поведя своей головой, убранной прекрасно... Мальчик видит, как шевелятся её нежные губы, слышит её имя, произнесённое нежным звонким голосом; неведомое ему имя, выговоренное странно...
- Феодора!.. Феодора!..
Как странно выговаривает она своё имя! Никогда прежде не слыхал мальчик-Осман такого выговора, неведомого...
И все другие красавицы - одна за одной - произносят ему свои нежные неведомые имена - нежными голосами... Произносят, выговаривая различно, по-разному, и так странно, странно... И голоса их нежные звучат-поют лукаво, нежно-нежно, упоительно...
- Ирини!.. Ирини!..
- Тамара!.. Тамара!..
- Оливера!..
- София!.. София!..
- Чечилия!..
- Роксана!.. Роксана!.. Роксана!..
- Эме!.. Эме!..
И каждый воин, идущий об руку с прекрасной красавицей, произносит как бы неслышимо, но ясно, отчётливо:
-Осман!..
- Осман!..
-Осман!..
- Осман!..
И необычайная яркость, отчётливость этого движущегося видения медленно вводит лежащего^ мальчика в забытье... Глаза его тихо и сонно закрываются, веки смежаются... Забытье... Или просто-напросто здоровый детский сон...
* * *
Эртугрул и его ближние всадники едут вперёд, окружая группу, отставшую от посольского поезда...
- Я знаю, - говорит Эртугрул толмачу, - дорога идёт из Истанбула в Тырново, стольный город болгарского царя. Скоро догоним ваших!..
Более, нежели намерения императора Латинской империи и планы царя болгар, занимают Эртугрула возможные действия правителей княжеств небольших - тюркских бейликов. Однако всё же он хотел поддерживать беседу и потому вспомнил:
- Тому назад лет семь прошли, я знаю, чьи-то разбитые войска по землям болгарского царя. Иные воины из этих войск, сбившись с дороги прямой, в отряды разбойничьи сбивались и нападали на наши становища. Били мы их тогда! Но это не франкские воины были, нет, не франкские...
Толмач легко понял желание ясное Эртугрула поддерживать беседу без обиды собеседнику; и принял такой же тон.
- Это были войска маджарского короля Андре, - начал говорить франк, умолчав о том, что эти войска, наголову разбитые в Сирии, возвращались из крестового похода, правоверные разбили их! Но об этом толмач умолчал.
- Через болгарские земли они прошли, эти маджары, - сказал Эртугрул...
Они ехали рядом. И нельзя было понять, осуждает ли вождь кочевников болгарского царя... Но всё же толмач заметил:
- Болгарский царь Иоанн Асен пропустил войска Андре только после того, как тот обещал ему свою дочь в жены. Приданым принцессы Анны-Марии пошли земли с городами Белград и Браничево...
Эртугрул ничего не знал об этих городах и не думал, чтобы они ему на что-то занадобились, однако слушал...
- Елена - невеста нашего императора Балдуина - первородное дитя Иоанна Асена и Анны-Марии. Теперь мы заключим договор с Иоанном-Асеном. Это сильный царь. Теперь император Никеи и деспот Эпира не страшны Латинской империи. А король Жан де Бриэн должен сделаться опекуном нашего императора Балдуина, покамест Балдуин не достигнет совершенных лет...
Толмач засомневался: не сказал ли чего лишнего... Но глянув искоса на вождя кочевников, увидел, что тот слушает спокойно и равнодушно...
- Этим распрям конца не будет, - равнодушно бросил Эртугрул. И продолжил: - Пальцев на обеих руках не хватит для пересчёта!.. Ментеше-бей, гермиянский бей, бей Сарухана, правитель Коньи... Да ещё ваш император, никейский император, эпирский правитель... Этому конца не будет... Только наши становища стоят в стороне! Мы ни на кого не нападаем. А кто на нас нападёт, того побьём! Время такое... Сыновья мои будут жить в другое время... - Эртугрул замолчал.
- Какими же видишь ты, вождь, эти иные времена? - осторожно спросил толмач.
- Большая держава встанет когда-нибудь. Как-то сделается всё это... - уклончиво отвечал Эртугрул...
Оба всадника замолкли.