- Император Валентиниан с нынешнего дня лишает меня власти над войском западных префектур. Это делается с вашего соизволения, мои верные товарищи? Если вы предпочитаете молодого вождя старому, я уйду и не стану роптать.
- Слава тебе, отец войска! - крикнули графы и воеводы. - Только ты один будешь указывать нам путь к славе и победе!
Валентиниан склонил голову еще ниже. Он чувствовал над собой дыхание смерти. Ответ графов и воевод для него был приговором.
- А вы, - с угрозой обратился Арбогаст к свите императора, - вы, которые для удовлетворения своей злобы навлекли на государство неожиданную бурю, покайтесь в своих грехах! Моя карающая рука скоро обрушится на ваши преступные головы.
И он удалился, проходя вдоль ряда сановников.
Робко прижимаясь к стене, за ним выползли члены совета и придворные.
При покинутом государе остались только близкие слуги и с плачем припали к ступеням трона.
- В лагерь! - скомандовал Арбогаст, садясь на коня. - Франки и аллеманы пусть будут готовы! Всякого, кто станет возмущать войска, убивать без суда. Сотникам галилейского исповедания не доверять ночной стражи.
С быстротой вихря пробежала по городу весть о бунте Арбогаста. Ее распространяли придворные, бежавшие из дворца, как из горящего дома. Улицы сразу опустели. Купцы поспешно запирали лавки, носилки и рыдваны прятались под надежный кров, солдаты сходились в казармы.
Прекрасная, веселая Виенна в течение одного часа превратилась в громадное кладбище. Казалось, вся жизнь замерла в плененной резиденции императоров.
Не первый раз белый город над Роданом видел борьбу из-за короны. Здесь жил Грациан, пока ненависть сторонников старого порядка не перерезала нити его молодой жизни; отсюда Максим выступал в свой несчастливый поход, и всякий раз здесь проливалась кровь виновных и невинных. Междоусобная война не щадила никого, она была более свирепа, чем голодные обитатели лесов.
Молчаливое ожидание нависло над городом. Никто не осмеливался удовлетворять свое любопытство. Даже легкомысленная чернь, обыкновенно извлекавшая пользу из смут, забилась в свои норы, испуганная гневом Арбогаста.
Гнев оскорбленного короля передавали зловещие звуки франконских рогов. По пустым улицам мчались трубачи, созывая солдат в лагерь.
В домах христиан отцы семейств поручали свою участь милосердию распятого Бога. Арбогаст не благоволил к новой вере. С той минуты, как он воссядет на трон, с войсковых знамен исчезнут монограммы Христа. А что войско провозгласит его императором, в этом никто в Виенне не сомневался.
В городе водворилась тишина, как в катакомбах первых христиан. В гордых дворцах и убогих хижинах царило одинаковое разочарование. Последователи Христа рассчитывали, что сын Юстины окончательно подавит языческого змия, а теперь здание, воздвигнутое тщанием Валентиниана, разрушалось.
Только в гостинице "Красного Оленя", где до сих пор жили Кай Юлий и Галерий, не опечалилось ни одно сердце. Слуги римских патрициев веселились, как на свадьбе.
Когда невольник предстал перед Юлием с желанной новостью, господин одарил его кошельком, полным золота, и сказал:
- Пусть хозяин отворит для вас свой погреб. Радуйтесь, потому что сегодняшний день будет записан в римской истории золотыми буквами.
И, обернувшись к Галерию, он добавил:
- Наши боги еще не умерли. Они живы и заботятся о своем святом городе. Победа!
Неповиновение Арбогаста было действительно победой для сторонников прежнего порядка. Главный вождь, который в присутствии двора унизил императора, не мог уже сойти со скользкого пути. Как бы то ни было он должен пасть в объятия врагов христианского правительства. Другого исхода, кроме явного бунта, у него не было. Даже расположенный к нему Феодосий не мог бы одобрить его ни на чем не основанной гордости.
Лопнула связь взаимных обязательств, соединяющих короля франков с Виенной и Константинополем. С тех пор Рим являлся естественным союзником Арбогаста, а король по необходимости должен защищать его.
- Я пошлю жрецам Гермеса сто белых телиц, - дал обещание Юлий, - именно он дал моим мыслям прозорливость, а языку - гибкость. Если бы только не твоя неловкость, мы могли бы вернуться в Рим; в Виенне мы уже не нужны. Остальное докончит Арбогаст.
- Кто же мог предположить, что сам Фабриций загородит мне доступ к весталке? - оправдывался Галерий.
- Хороший предводитель должен быть на все готов. Но лучше не будем говорить об этом; впредь будь осторожней.
- Я пожертвовал бы много золота в храм Юпитера Капитолийского, если бы еще раз мог встретиться с Фабрицием. Позорное поражение не дает мне покоя и ночью.
- Отложи свою месть до будущего времени, а пока подумай о том, как освободить Фаусту Авзонию из когтей Фабриция; без весталки мы не можем вернуться в Рим.
- Я даже не могу сообразить, куда Фабриций девался с Фаустой Авзонией, - сказал Галерий. - Я знаю только, что он направился в сторону Цеменела, но с большой дорогой соединяется столько дорог, что он мог куда-нибудь свернуть в сторону.
- Следы хищника отыщут сыщики Арбогаста. Нужно обратиться к помощи короля, чтобы не дать Фабрицию времени скрыться в лесах Аллемании.
Юлий сам пошел в конюшню, чтобы приказать запрячь лошадей.
Когда сенаторы садились в экипаж, мимо гостиницы проезжал сотник доместиков Рикомер. Он ехал верхом. Увидев римлян, он остановился, точно желая повернуть назад, но, подумав, приблизился к ним с любезным приветствием.
- Кажется, ты когда-то был в большой дружбе с Фабрицием, - сказал Юлий. - Не имеешь ли каких-нибудь известий от воеводы Италии?
Сотник нагнулся и начал поправлять уздечку.
- Из Рима давно уже не было курьеров, - ответил он неуверенным голосом.
Юлий внимательно посмотрел на него, но Рикомер повернулся в сторону, присматриваясь к вывеске гостиницы, точно видел ее в первый раз.
- И ты не знаешь, что Фабриций убежал из Рима? - допытывался Юлий.
- Фабриций убежал из Рима? - притворно удивился Рикомер и пожал плечами. - Ничего не слыхал… Разве он провинился в чем-нибудь?.
По губам Юлия пробежала незаметная улыбка.
- Узнай, где теперь находится Фабриций, - оказал он, - и сообщи своему приятелю, что король Арбогаст послал отыскивать его лучших сыщиков из своры Евгения.
Рикомер бросил на сенатора искоса недоверчивый взгляд и потихоньку удалился.
Когда он скрылся за углом, Юлий сказал Галерию:
- Он знает, где спрятался Фабриций. Нужно обратить на него внимание Арбогаста.
Рикомер ехал шагом, постоянно оглядываясь, не следит ли за ним кто-нибудь. И, только выехав за ворота, он галопом пустился к Родану.
Вдоль реки, среди благоуханных цветущих садов, виднелись белые виллы. До этих отдаленных уголков не дошел еще звук труб и рогов. Дети весело играли на лужайках, невольники грелись перед портиками под лучами теплого майского солнца.
В двух милях от Виенны, в роще из акаций, которая издали производила впечатление букета розовых цветов, стоял дом, окруженный высокой оградой.
Здесь Рикомер остановился.
Соскочив с коня, он быстро вбежал в сад.
- Где всадник, который приехал вчера ночью? - спросил он привратника.
- Гость твоей знаменитости отдыхает у фонтана, - отвечал слуга.
Рикомер направился к указанному месту.
На каменной скамье, под развесистой липой, сидел Фабриций, охватив голову руками. Он был так погружен в раздумье, что не обратил внимания на приближающиеся шаги.
Рикомер наклонился к нему и сказал задыхающимся голосом:
- Беги! Беги сейчас же!
Фабриций поднял голову. Глубокая тоска просвечивала в его глазах, обрамленных синими кругами.
Он провел рукой по глазам и глубоко вздохнул.
- Вот уже несколько недель я только и делаю, что бегу, - сказал он измученным голосом. - Я думал, что могу отдохнуть под твоей охраной.
- И мне и тебе - нам всем грозит великая опасность… Арбогаст поднял руку на императора… Графы и воеводы явно, при всем дворе, перешли на его сторону… В городе переполох… Трубы я рога трубят тревогу… Солдаты сбегаются в лагерь… Валентиниан потерял присутствие духа… Придворные и советники покинули его… Беги… сегодня, завтра войско провозгласит Арбогаста императором… Не теряй времени… Юлий и Галерий едут в лагерь…
Рикомер говорил торопливо, но, несмотря на это, Фабриций уловил смысл его слов.
Он вскочил со скамьи и вскричал:
- Надо спасать императора! С его особой соединены надежды нашей святой веры.
- Поздно! - ответил Рикомер. - Арбогаст стоит у ворот города со всей вооруженной силой, с франками и аллеманами. Большая часть легионов Галлий также находится в его лагере. Оскорбление так тяжело, что смыть его может только кровь императора иди короля. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, кто возьмет верх в этой рискованной игре.
Фабриций слишком хорошо знал любовь войска к старому вождю, чтобы обольщать себя надеждой на победу Валентиниана.
- Поздно… - повторил Фабриций подавленным голосом. - Только один Бог может спасти Валентиниана для нашей святой веры.
Среди моря римского войска он был только одной волной, которую другие все равно захлестнули бы, если бы она вздумала идти против течения. Под рукой у него не было ни одной когорты.
- Беги, беги тотчас же! - умолял его Рикомер, - Над тобой страшно разразится гнев Арбогаста. Спрячься пока в Иберийских горах. Может быть, буря минует так же быстро, как и пришла. Курьер Валентиниана уже поскакал в Константинополь. Феодосий не примирится с победой язычников.
Он обернулся в сторону города и стал прислушиваться.
- Ты слышишь! - сказал он.