- Не тянет, значит, тебя, Медведюшко, в мир христианский? - спросил Ворон.
- Нет, Ворон, не тянет. Много я исходил, много видел, много изведал. Я ведь и с тем ходил, про кого ты меня тогда в горнице пытал.
- С Кудеяром? Неужто, с ним?
- С ним, Ворон, с ним.
- Отчего ж ушел?
- Отчаялся - оттого и ушел. Поцеловались мы с ним на прощанье - и разошлись. Где он сейчас и что с ним, и жив ли - не ведаю.
- А правда ли, Медведюшко, что на самом деле, Кудеяр - это…
- Не надо, Ворон, не надо…
- Кудеяр - это князь…
- Не шевели, говорю, Ворон…
- Это князь…
- Не буди, Ворон, пса, что у порога дремлет…
- Ну ладно, Медведюшко, не буду, - Ворон вытер лоб.
Шли по дороге, молчали. Месяц мелькал за верхушками елей, то прятался, то взглядывал на них, усмехался.
- Так и мы с ними, как вы тогда с Кудеяром, - сказал Ворон, - поцелуемся - и пойдем. Они в одну сторону, мы - в другую. А жаль. Привык я к ним - и к Степану, и к Томиле. Столько пройдено. Теперь же - врозь.
- Врозь или не врозь, а все вместе, в какую сторону ни иди.
- Как так?
- Одно дело делаем, Ворон, - Русь на плечах несем. А она, матушка, у нас одна. Она вширь идет и вглубь. Ее волю творим - по каким бы дорогам ни шли.
Месяц глядел на них не отрываясь…
Рассказы
ЛАДОГА
1
Витьку ранило, когда он уже возвращался из батальона.
Утром его вызвали к майору, начальнику штаба полка. Когда он спустился и вошел в землянку, майор сидел у стены, за сбитым из досок столом, похлопывал линейкой по расстеленной карте, - ждал.
Витька доложился. Майор посмотрел на него, хмуро улыбнулся, сказал:
- Вижу, вижу, что младший лейтенант явился. Прибыл. Но где твое начальство? Ты ж помощник топографа, а мне сам полковой топограф нужен. Где лейтенант?
- Лейтенант, товарищ майор, в третий батальон пошел.
- А зачем? Зачем лейтенант в третий батальон пошел? - прищурился майор.
- Он, товарищ майор, хочет по дороге все осмотреть. С ребятами из батальона поговорить, спросить.
- Что, ну что - спросить?
- Так прошлой ночью, товарищ майор, пополнение и третий батальон, оказывается, направили. А они мимо той березки проходили, на которую лейтенант свою полевую сумку повесил. Он ее повесил, тут же рядом присел, портяночки перемотать. Только перемотал, - и вдруг его помначштаба по разведке к себе позвал. Что-то на карте уточнить. Пока уточняли - с полчаса, наверно, прошло. Тут он про сумку вспомнил, кинулся к той березке, а сумки уж и след простыл. И вокруг - никого… Да он же все вам сам докладывал, товарищ майор…
- Докладывал, докладывал…
- Ну, вот, а утром он узнал, что тогда мимо пополнение проходило. Вот он туда и пошел выяснить, не видел ли кто его сумки. А может быть, где-нибудь и подбросили ее…
- Не подбросили, а подвесили, - наставительно сказал майор.
- Как так?
- Очень просто. Только на другую березку - на ту, что у входа в мою землянку стоит.
- Неужели, товарищ майор?
- На рассвете автоматчики из комендантского взвода обход делали и разглядели: висит, милая. Да вот она сама, - майор кивнул в сторону.
Витька перевел глаза и только тут увидел: на тщательно заправленной койке майора, в углу землянки, лежала полевая сумка лейтенанта.
Витька только хотел было начать удивляться тому, как все неожиданно обернулось, но майор опять хмуро усмехнулся, сказал тихо:
- Это все голод, младший лейтенант. Голод всему виной. Кто-то на сумку польстился - думал хлеб там найти или еще что-нибудь съестное. А когда увидел, что ничего из еды в ней нет, одна бумага да карты, - он ее тихонько обратно пристроил. Только на другую березку; к той подойти он, конечно, побоялся. В сумке, по-моему, все на месте, ничего не тронуто. А ты как, младший лейтенант, держишься?
- Держусь, товарищ майор. Пайку хлеба, то есть триста граммов, на две части делю: на утро и на обед. А сухари - сто граммов - придерживаю - чтоб вечером с ними чай попить. А днем их грызть себе не позволяю. Только все равно, товарищ майор, все время есть хочется, - смущенно признался Витька.
- Ничего, терпи, - майор нахмурился. - Вот та половина твоей хлебной пайки, что ты утром употребляешь - в городе у людей - целая дневная норма. А то и еще меньше.
- Я слышал, - прошептал Витька.
- Слышал, - сдавленным голосом повторил майор. Кажется, он хотел еще что-то сказать, но промолчал. Вздохнул тяжело и заговорил уже другим, приказывающим тоном.
- Пойдешь в первый батальон. Получишь у моего помощника, капитана Семенова, карты двадцатипятитысячного масштаба, передашь их комбату. А то они жалуются, - на пятидесятитысячных картах они, мол, ничего разобрать не могут. Отнесешь - и сразу возвращайся. Все понял?
- Так точно, товарищ майор.
- Выполняй.
Витька получил у капитана Семенова карты и отправился в батальон. Стоял сверкающий зимний морозный день. На небе - ни облачка. Все было завалено глубокими снегами - и фронт, и громадный город, сдавленный петлей блокады. То там, то здесь на переднем крае слышалась автоматная и пулеметная трескотня, кое-где изредка била артиллерия.
Чтобы добраться до первого батальона, надо было пройти около двух километров, - на правый фланг полка, - там и держал оборону первый батальон, которым командовал старший лейтенант Мешков. Высокий, чернявый, веселый комбат любил во всем, как он сам выражался, - порядочек. Чтоб все было законно и культурно. "Немцев тоже надо бить культурно", - посмеивался комбат. Его батальон еще прошлой осенью как вцепился в откос между двумя железнодорожными ветками, - так с тех пор оттуда и не сдвинулся, как ни лютовал противник.
Наезженная дорога долго тянулась вдоль насыпи. Потом Витька миновал небольшой замерзший ручей, прошел под взорванным шоссейным мостом и вышел в ложбинку, от которой до откоса рукой подать было.
Когда Витька протиснулся в землянку и доложил комбату, что он по приказанию начальника штаба полка доставил топографические карты двадцатипятитысячного масштаба, старший лейтенант встал и обнял его.
- Вот это радость, так радость, - сказал комбат. - Молодец, младший лейтенант, спасибо тебе! Теперь и воевать можно культурно. Все видно! Ну, сам посуди: на пятидесятитысячной карте один сантиметр - это целых полкилометра на местности! Разве ж тут толковое решение принять можно - как к немцам получше подобраться? А на двадцатипятитысячной - все крупно, каждый бугорок виден. Верно я говорю?
- Верно, верно ты говоришь, комбат, - тихим, приятным голосом отозвался широкоплечий лейтенант, сидевший на койке.
- Это мой адъютант, - кивнул на него комбат, - то есть, значит, начальник моего штаба. Да ты садись, младший лейтенант…
Витька сел.
- А что, - подмигнул комбат лейтенанту, - можем мы топографа угостить? Не только можем, но и должны, - ведь с нас магарыч причитается!
- Чем это угостить? - спросил Витька.
- Молчи, младший лейтенант, молчи, сейчас сам увидишь. А ну-ка, начальник штаба батальона, покажи, на что мы способны, достань пару баночек…
Лейтенант пошарил под койкой и вытащил оттуда две небольшие плотно закупоренные жестяные банки. Он поставил их на стол. Столом тут служили три пустых ящика из-под патронов, поставленных друг на друга. Появились эмалированные кружки и почему-то еще кусок бинта.
- Что это такое? - с любопытством спросил Витька.
- Ну, младший лейтенант, - засмеялся комбат, - отсталый ты человек, честное слово. Да у вас, в штабе полка, этого и нет, наверно. Этот деликатес только войскам на переднем крае дают…
Витька снял туго пригнанную крышку. В банке оказалась какая-то студенистая масса желтоватого цвета. Комбат и его адъютант внимательно следили за ним.
- Ну? Смекаешь?
Витька покачал головой.
- Это, младший лейтенант, - комбат давал пояснения, а сам тем временем выгребал ложкой из банки студенистую массу на сложенную вдвое марлю, - это, милый, - сухой спирт, предназначенный для подогрева пищи бойцами в полевых условиях. Но сейчас у нас все питаются культурно, с полевых кухонь, едят горячую пищу. Подогревать ее не надо. А сухой спирт присылают, завозят. Что с ним делать?
Он выгреб из банки все содержимое, свернул марлю и начал сжимать ее над кружкой. Потекла мутная жидкость.
- Спирт? - догадался Витька.
- Да, милый, спирт, с добавлением воска - для придания устойчивости. Чтоб не выливался в полевых условиях. А если через марлю отжать, добавить водички - пей на здоровье. Называется "витамин ж-д".
- Почему "ж-д"?
- Потому что "жми-дави". Вот только, извини, закусить нечем.
- Ничего, у меня кусочек сухаря есть.
- Вот и хорошо. У нас тоже по кусочку найдется.
Добавили в кружки снеговой водички из котелка, чокнулись и выпили. Витьку с непривычки передернуло - вкус у "витамина ж-д" был жуткий. Запах - еще ужаснее.
- Спасибо, товарищ комбат, - бодро сказал он, заедая сухариком. - Пойду я…
- Давай, иди. Еще раз спасибо, младший лейтенант, за карты.
Витька выбрался из землянки и пошел обратно. Шел быстро. Хотелось поскорее добраться к себе в штаб. Комбатовский витамин начинал, однако, постепенно действовать, - в голове слегка шумело, движения сделались какими-то особенно легкими. Шагалось ловко, приятно. Витька начал что-то напевать вполголоса.