Добрая слава лежит, а худая бежит. На сей раз всё случилось не так. Полки берладников и половцев ещё не показались вдалеке, а город Ушица на Днестре уже волновался. От Ушицы открывался прямой путь на Галич - пройдёшь Бакоту и Василёв, а там рукой подать.
Первую весть принесла дружина, примчавшаяся в Ушицу из Галича. Привёл её боярин Святополк, войну любивший и не упускавший случая выслужиться перед князем Ярославом. В роду его, говорят, были настоящие князья - может, и правда, была у Рюрика Ростиславича, старшего брата знаменитых Володаря и Василька, дочь, которая пошла за боярина, оставшись сиротой после смерти отца. Как бы то ни было, Святополк держался, как настоящий князь и за оборону города взялся так крепко, что местный воевода Сновид только качал головой и разводил руками.
На вече было решено биться и города врагу не сдавать. Но, расходясь с площади, люди толковали по иному:
- Слыхали? Сказывают, сам Иван Берладник сюда идёт!
- Какой-такой Берладник?
- Да ты чего, вчера родился? Князь с Берлади! Наш он, народный!
- С народа, что ли, вышел?
- Не, сказывали, как все, княжьего рода. Да только стоит за простой народ. Его берладники сами своим князем выбрали. А князья на него за то ополчились.
- Брешешь?
- Пёс брешет! Не по нраву князьям пришлось, что он за простой люд стоит. А пуще всего бояре супротив него лютовать зачали. Мол, он людей защищает, с ними за одним столом ест-пьёт и дружбу водит.
- Вот это уж точно - брехня! Чтоб князь - и за одним столом…
- Побожусь! Вот пойдём на двор боярина Истомы, спросим там Улана Хромого. Он Берладника этого живым видал!
Улан Хромой - торк родом. Был взят в полон во время одного из набегов и стал холопом. Чтоб не сбежал, ему по половецкому обычаю подрезали жилы на ноге, и он ходил с трудом. У торка загорелись глаза, когда он услышал имя Берладника.
- Иван с Берлади? - переспросил, привставая и опираясь на костыль. - Княжьего рода? Знавал я его, как же! Со Звенигорода он. Там вотчина его княжеская. Мать его там жила. Отец - Ярославу-князю стрый. Двенадцать годов назад видал я его на Дунае - с нами в походы ходил, правил по всем нашим законам. Как мы постановили, так он и правил, супротив народа ни шагу не сделал! После ушёл справедливости искать. Да, видать, не нашёл… Нету её, справедливости, для честных людей.
- А он честный был?
- Честный, богом клянусь! Таких, как он, боле не сыщешь. Он, когда на Русь уходил, охотников за собой звал. Я не пошёл. Теперь жалею. Может, и погиб бы где в бою - всё лучше, нежели жить калекой у этого…
Улан злобно покосился на терем боярина Истомы, первого на всю Ушицу богатея.
- А каков он из себя? - слушатели не отставали.
- Князь! Настоящий. А в делах и речах прост. В рубахе ходил, пиво пил, песни пел. Как все был. Человеком был… Эх, повидать бы его! Я бы к нему и хромым побежал. С ним берладникам была удача.
- А вот ежели он князем станет, тогда что?
- Тогда, - Улан мечтательно закатил глаза, - тогда всем будет вольготно жить. Он ведь тоже бояр не шибко любит. Он народ простой любит. К нему приди - он всегда тебя приветит, выслушает, а коли голоден - за стол с собой посадит…
Может, Улан и врал, но так, что сам верил, и слушатели расходились с разинутыми ртами. А когда стяги берладников показались под стенами города, многие с волнением затаили дыхание - где там их князь, что пришёл спасти простой народ от засилья бояр и тиунов?
Его углядели под стягом и скорее угадали распахнутыми сердцами, чем услышали крик Улана, который не утерпел и тоже приковылял на стену:
- Вон он! Вон!
Алое княжье корзно трепетало на ветру, задуваемом с реки. Всадник сидел, расправив плечи, и казался таким величественным и красивым, что у многих тревожно-сладко замирали сердца. Он дал знак, подняв руку, и вместе с десятком ратников подскакал к стене.
- Ты кто таков, что с ратью под стены княжьего города пришёл? - гаркнул с заборол боярин Святополк.
- Князь земли сей, - донёсся звучный голос, - Иван Ростиславич прозвищем Берладник. Пришёл на отчич и дедич стол сесть. Коли не хотите битыми быть, отворите ворота добром да отдайте от города ключи. Я же землю зорить не хочу!
- Вота тебе, а не город, - Святополк сложил дулю, высунул в щель и покрутил.
Берладник переглянулся со своими - по правую руку высился витязь роста саженного с чёрной бородищей до самых глаз, по левую - отрок безусый, а неподалёку придержали коней несколько половцев. Вздохнул и перекрестился:
- Что ж, воля ваша. Сами судьбу свою избрали - потом меня не вините!
И уже повернул коня, чтобы отъехать и дать знак к приступу, когда со стены, чуть в стороне от того места, где столпились бояре с воеводами, раздался клич:
- Княже! Княже Иван!
Берладник оглянулся. На заборолах возникло движение - размахивая руками и бессвязно крича, какие-то люди карабкались в щели и бесстрашно сигали прямо в неглубокий ров. Плескалась тёмная осенняя вода, орал и топал ногами воевода, ругая непокорных смердов на чем свет стоит, спешили дружинники оттереть народ от стены, а сверху сыпались и сыпались люди. И, выбираясь из воды, бежали к князю, так и застывшему под стягом. Одни были с оружием, другие с голыми руками.
Добежав, какой-то парень замер с разинутым ртом, во все глаза глядя на князя.
- Ты? Ты - Берладник? - только и смог вымолвить он.
Иван кивнул, усмехаясь в усы:
- Других князей тут нету, стало быть - я.
- Ух ты! - парень расцвёл в улыбке, как маков цвет.
- Как звать?
- Епишкой…
Подбегали другие. Большинство были торками, попалось несколько половцев - эти сразу спешили к своим. Чуть ли не последним приковылял Улан Хромой.
- Помнишь ли меня, Иванка? - издали, боясь, что не поспеет на изуродованных ногах, закричал он. - Как в походы с тобой ходили, как греков грабили и ладьи потрошили? Улан я!
- Вспомнил! - крикнул Иван, вскидывая руку. Сказать по правде, много промелькнуло перед ним соратников, с которыми двенадцать лет назад воевал, большинство позабылось, но иначе ответить он не мог.
- Дозволь, князь Иванка, с тобой воевать, тебе служить! - воскликнул Улан.
Иван поднял глаза на стену Ушицы, где дружинники уже оттёрли от заборол смердов. Ещё несколько человек прорвались сквозь заслоны и прыгали со стены - по ним стреляли из луков. Ветер доносил крики и ругань.
- Дозволяю.
Глава 10
1
Странное создание - человек. Иной всю жизнь живёт, хлеб жуёт, небо коптит, а помрёт - и не вспомнит о нём никто, кроме жены и детей. А другой раз только промелькнёт в толпе - а разговоров о нём и на год, и на два, и на десять лет хватает. Да и после его исчезновения, стоит кому-то случайно упомянуть знакомое имя, как все отзываются: "А, тот самый, который…" И не всегда для этого надо быть великим - достаточно быть не таким, как все. И неверно, что имя вершит судьбу - немало было Святополков на Руси, но только один стал Окаянным. Были и Владимиры, но лишь двое, Мономах и Красное Солнышко, запомнились. Живут-поживают Ярославы, но все помнят того, кого современники-летописцы прозвали Мудрым. А сколько на Руси Иванов - от Ивана-крестьянского сына до Ивана-не-помнящего-родства? Но был один - князь Иван, которому суждено было остаться в памяти.
Промелькнул он на небосклоне Руси, как хвостатая звезда-комета, появление которой предвещает мор и глад, и вроде как сгинул. Но не забылся, и когда услышали это имя те, кто когда-то встречался с ним, сиживал за одним столом, бился с общим врагом, сразу вспомнили. "Князь Иван… Иван Ростиславич… Берладник… Тот самый?"
- Тот самый… - сказал себе Святослав Ольжич и вспомнил заснеженный городец Лопасню, затерянный в вятичских дремучих лесах, и воина в дверях.
- Тот самый? - удивился его сыновец Святослав Всеволодич и вспомнил воеводу, который недолго служил его отцу. Вместе стояли они под стенами Киева, встречая рать Изяслава Мстиславича, вместе бились, а потом поворотил Берладник коня, бросил юного тогда Всеволодича одного, и пришлось княжичу прятаться в монастыре, а после пережить позорный плен у своего врага - плен, который вынудил к службе Мономашичам и пятном лёг на всю его дальнейшую жизнь…
- Тот самый! - В далёком Смоленске всплеснул руками стареющий Ростислав Мстиславич, вспомнив перебежчика, который с таким усердием грабил суздальцев, а после пропал неизвестно куда и лишь много позже стало известно, что он переметнулся к Долгорукому и воевал под его рукой.
- Неужто тот самый? - недоверчиво, изумлённо, презрительно качали головами остальные князья - и Изяславичи на Волыни, и изгой Ярославич в Турове, и все прочие, к кому попали грамоты Ярослава Владимирковича Галицкого. Одни лично встречались с Берладником, другие слышали о нём от друзей и врагов. Были и третьи - те, кто Берладника в глаза не видел, слыхом о нём не слыхал, но удивлялся рассказам и байкам - неужто правда это? Неужто может жить такой человек?
А потом вспоминали, будто бы сталкивался с этим человеком в Киеве Владислав Ляшский в горькую пору своего изгойства, когда прибежал ко Всеволоду Ольжичу просить подмоги против младших братьев. Как знать - ежели б не отвлёкся тогда Всеволод Ольжич на помощь галицкому изгою, на год или два раньше вернул бы себе Владислав польский трон и не прилипла бы к нему до старости кличка Изгнанник.