...Монарх... издал три дня тому назад указ, повелевающий всему дворянству явиться к первому марта в Петербург и другие губернские города под страхом объявления ослушников негодяями, с конфискацией их имущества, с отдачей половины его доносчикам, а половины в казну, выставлением их имён у позорного столба... Побудительной причиной к изданию такого указа послужило намерение узнать, кто из подданных способен занять служебные должности взамен иностранцев, которых царь, как говорят, хочет всех удалить...
...Царь отставил от должности почти всех президентов коллегий или советов... поговаривают, будто барон Шафиров, не желая больше оставаться под началом графа Головкина, собирается в отставку, если ему не дадут одному управлять коллегией Иностранных дел, и будто царь согласился на его требование, так как не может обойтись без него...
Кампредон - Дюбуа
Артемий Петрович Волынский, новопоставленный губернатор новоучреждённой губернии Астраханской, решительным шагом покинул присутствие и, не оглядываясь, направил шаги свои к Успенскому собору. За ним следовала свита: вице-губернатор, правитель канцелярии, три полковых начальника и канцелярские служители.
Народу под губернатором было много: в губернской канцелярии не было ни одного свободного угла, а не то что стола. Стоило объявиться губернии, как с жужжанием, подобно мушиному, налетало невесть откуда крапивное семя с рекомендациями, аттестациями, прошениями... Всё более из тех, что не приживались по худому нраву, по склочности либо по пьянству. Смиренно кланялись, клялись не щадить живота своего. Да что с того: дело и под строгим призором шло туго. Одно слово: край. Край государства Российского. Край южный, знойный, беспокойный. Где хоть и пашешь да сеешь, а урожая не сбережёшь...
Вышед на крыльцо, Артемий Петрович невольно сощурился. Из-за Кремлёвской стены торжественно выплывало солнце, и в его лучах свежевыпавший снег казался драгоценным покровом серебряной парчи и слепил глаза.
- Эка благодать Божия, - молвил губернатор, обернувшись к своим спутникам.
- Благодать, благодать, - как эхо отозвались они.
Огненный шар поднимался всё выше и выше, приветствуемый гортанными кликами воронья, искрапившего заснеженные Кремлёвские стены, купола и кресты Успенского собора. Трезвон двух колоколен, маломощных по громаде собора, не мог заглушить оголтелого карканья. Всё это сливалось в своеобразную симфонию утра, симфонию праздничную в искристо-серебристом снеговом уборе.
Из посада - из Белого города - сквозь Пречистенские ворота с их тяжело нахлобученной шапкой башни текла к собору живая река богомольцев. По её берегам, почти ровным от великого почтения к цели движения, стояли солдаты, не давая строю сбиваться в стороны, блюдя благолепие. Солдаты были и на гульбище, кольцом каменного кружева опоясавшем тулово собора.
Предстоял праздничный молебен: накануне с приличествующей позднотою за дальностью отстояния от столицы была получена реляция о счастливом заключении Ништадтского мира.
Виват Пётр Великий, виват император победительный, виват и слава! Окончилась долгая и трудная война со шведом. Кабы не гибель их главного воителя, великого задиралы Карла, Каролуса XII, войне этой, пожалуй, не было бы конца. Король шведов неустанно лез на рожон, бросался в самое пекло, он был воитель природный и возвеличил шведов своим воинским горением. Каролус был несговорчив и упрям, он был плохой дипломат, но зато великий полководец - сего было достаточно.
С его гибелью захирела и иссякла победительная Швеция, ещё недавно державшая в страхе всю Европу. Наконец-то она согласилась на переговоры, закрепившие за Россией все её завоевания, пуще всего на вожделенном для Петра Западе: в Ингерманландии, Лифляндии, Курляндии... Первоклассные порты и гавани - Рига, Ревель, Мемель, прославленные торговые ганзейские города с их уходящей в глубь веков историей, с их великолепными храмами, с их прославленными корабельщиками, искусным мастеровым людом...
Отныне можно расправить плечи - широко, по-богатырски, как пристойно столь великому и пространному государству, как Россия. Но допрежь всего - Парадиз. Новая столица, куда устремились все флаги, нетерпеливо ждавшие мира ради торговли, ради всеобщей выгоды и процветания...
Война окончена, долгая и трудная, которая завела царя Бог знает в какие Палестины, на юг, к Чёрному морю, к Дунаю и Днестру, вослед за Каролусом. Внял призываниям единоверных, православных христиан, освободить их от ига агарянского - валахов и молдаван, болгарцев и сербиян. Манили - сулили помощь оружием и провиантом. Манили-заманили: коготок увяз, всей птичке бы пропасть, ан еле вырвалась... Война окончилась. А дальше-то что?
...Солдаты переминались на морозе, хоть был он не лют. Амуниция на них худая, не для сих широт со скоротечной зимой да летними жарами. Салютовали ружьём, а кто бердышом.
Артемий Петрович шагал не торопясь, опасаясь оскользнуться. Торопливость первому лицу в губернии не пристала. И свита шла за ним шаг в шаг.
Велик, чуден собор. Едва ли не ровня московскому Успенскому. Мнилось Артемию Петровичу: его собор краше, нежели в Первопрестольной. Экая лепота в каменном кружеве гульбища, во всех этих балясинках, дыньках, сухариках, опоясавших его... А сколь высоко взметнулось пятиглавие! Сколь просторен сам храм, сколь мощны его шесть столпов, подпирающих своды, сколь гулок и звучен он для молитвенного служения.
Обыватели сторонились, торопливо сдирали шапки, кланялись в пояс. Губернатор взошёл на широкую лестницу. По её обеим сторонам стояли рослые алебардщики. Завидя губернатора со свитой, они неуклюже сделали на караул.
"Непривычны, - отметил про себя Артемий Петрович. - Надобно подтянуть выучку, то дело воеводы и сержантов. Чин должно блюсти со всею строгостью".
Хмыкнул: за три года губернаторства этой строгости, почитай, сам не выучился. Губернатор - особа рыкающая, не токмо канцелярских, но и воинских чинов должная вгонять в страх и трепет. Да не словесами, это само собой, а одним своим явлением...
В нём этого не было. Да и не с кого было примеры брать. Разве с царя. Так он бывал и прост и милостив, не чурался и простолюдина и солдата, особливо мастерового. Но уж коли распалится - гроза, ураган, шторм...
Свита округ него сомкнулась, взяла в кольцо. Храм был весь озвучен: шарканье ног, сдержанные голоса, кашель - нестройная прелюдия торжества, предварявшая первый возглас хора.
И как только Артемий Петрович утвердился на губернаторском месте, послышался короткий мык регента и хор грянул:
- Гряди, всесильный! Гряди, велелепный! Гряди, многомудрый!
"Ишь, чего владыка удумал, - с некоторым самодовольством подумал он. - Власть губернаторскую, стало быть, возвышенно трактует и мирян научает таковым образом её почитать и перед нею гнуться".
Пахло воском, ладаном и человеческими испарениями. И ещё не успевшим выветриться тем особым запахом, который ещё долго наполняет новопостроенное здание. Тем паче что и работы и подновления по приказу губернаторскому всё ещё велись.
Артемий Петрович поднял глаза и торопливо закрестился на царские врата, на восьмиярусный иконостас, чьи верхние тябла уходили под своды. Истово крестилась свита - знак был подан.
Да, знак был подан. Царские врата медленно растворились, и оттуда торжественно выплыл преосвященный во главе с причтом.
- Гряди, владыко! - выдохнул хор. - Отверзи божественную благодать...
Церемония, как обычно, обещала быть долгой, хотя накануне, за обедом, Артемий Петрович, как бы между прочим, заметил преосвященному Софронию, что долгие зимние стояния в соборе не только утомительны, но и чреваты болезнию. Владыка понял - наклонил голову.
Пока что чин ревностно соблюдался.
- Освятися жертвенник Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, - возгласил соборный архидьякон своим внушительным рыкающим басом, и голос его воспарил под самый купол, казавшийся необъятным, и, отразившись слабым эхом, порхнул вниз, к пастве, - при державе благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя нашего, им-пе-ра-тора и отца Отечества, - раздельно, надсаживая голос, не пропел, а выкрикнул архидьякон, - Петра Алексеевича и при супруге его благочестивейшей государыне императрице Екатерине Алексеевне, при благоверных государынях, великих княжнах Анне Петровне и Елизавете Петровне...
То и дело заглядывая в список, он стал перечислять всех ныне здравствующих вдовых цариц и царевен, великих княжон, коих в колене Милославских, в отличие от Нарышкиных, было великое множество.
Его сменил преосвященный Софроний. Он возблагодарил Господа за победный мир, добытый благодаря доблестям и неустанным трудам великого государя и христолюбивого воинства его...