– Вот, смотрите сами... Вы устроили Губницкому раскардаш, а он, оказывается, уполномоченный от министерства внутренних дел и самого дальневосточного наместника Алексеева.
– Уполномочен? Ради каких же целей?
– Развития рыбных и зверовых промыслов.
– Точнее – разграбления их!
– Не спорю. Но здесь ясно написано, что Губницкий – один из директоров Камчатского торгово-промыслового общества.
– А я с Камчаткою дел не имею, – ответил Соломин и добавил с ухмылкой: – С Плеве тоже... избави меня бог!
Надев котелок, взял тросточку, проверил – есть ли в жилетном кармашке зубочистка.
– Пора обедать. Ну их всех к чертовой матери!
* * *
"Приамурские ведомости" издавались в Хабаровске – столице Приамурского генерал-губернаторства (а Владивосток был столицею и крепостью Приморья). Жить в Хабаровске никогда не скучно, хотя и трудновато. Сам город удивительно благообразен, весь в зелени рощиц, улицы живописными террасами сбегают к пристаням Амура, красивые павильоны и ажурные мостики украшают променады бульваров. Но зато паршивый лимончик, которому в Москве и цена-то всего три копейки, в Хабаровске стоит пять рублей – отдай и не греши...
Андрей Петрович обедал на Протодьяконовской улице в ресторане "Боярин", стараясь заказать что-либо подешевле. Это значит: фазан (таежный), рыбка (сахалинская) и винцо (из дикого уссурийского винограда). Тут его перехватил знакомый штабс-капитан из Управления Приамурским краем.
– Хорошо, что я вас встретил, – сказал он. – Его высокопревосходительство спрашивал о вас.
– Не знаете зачем?
– Наверное, намылят, побреют и освежат вежеталем "Сюрприз". Вы навестите Андреева – он у себя в резиденции.
Соломин поднялся вверх по Муравьево-Амурской улице – на взгорье стоял большой кирпичный дом генерал-губернатора края. Звонкие апрельские ручьи неслись по бульварным канавам.
Андреев принял его радушно, начав с некоторой игривостью:
– Не хотите ли побывать в роли восточного сатрапа?
– Упаси бог! Зачем мне это нужно?
– Не отказывайтесь. Я предлагаю вам Камчатку.
Он сообщил редактору, что зимою умер камчатский управитель Ошурков, и если там раньше не было порядка при начальнике, то без начальства люди совсем отбились от рук.
– Кто же правит Камчатским уездом?
– Сотенный... казачий урядник, – как-то стыдливо признался Андреев. – Впрочем, он и сам понимает глупость своего положения. Уездный врач Трушин, считая казака "узурпатором", тоже просится в начальники. Но я запретил доктору вмешиваться в дела, ибо он подвержен запоям и, по слухам, давно и всецело подпал под влияние местных спекулянтов пушниной.
Соломин, хорошо знавший дела края, напомнил Андрееву, что на Камчатке после смерти Ошуркова оставался его помощник – некто, если не изменяет память, Неякин.
– Увы, – отвечал Андреев, – я давно отставил Неякина за открытый грабеж меховой казны. Он еще в прошлую навигацию обязан был предстать перед судом во Владивостоке, но почему-то на материк не выехал... Получается у нас совсем как у Шекспира: "Не все благополучно в королевстве Датском!"
– Не все, – согласился Соломин, кивая...
Он сидел в кресле, ленивый после обеденной сытости; костюм редактора выглядел не ахти как притязательно, Андрей Петрович небрежно смахнул пепел с помятых брюк, слушая разглагольствования генерал-губернатора.
– Камчатка очень редко попадала в надежные и энергичные руки. Как правило, в Петропавловск сбывали все отбросы чиновничества. А у меня к вам, Андрей Петрович, просьба...
– Рад буду исполнить.
– Поезжайте в Петропавловск и в должности тамошнего начальника наложите на Камчатку тяжкую десницу справедливости и благоразумия... Вы там уже бывали?
– Наездами. В командировках.
– Каковы же ваши общие впечатления?
– Да как сказать... – Соломин даже поежился. – Знаете, когда на каждого мужчину приходится всего лишь одна пятнадцатая часть женщины, то нравы далеки от... версальских! Посудите сами: в Петропавловске триста пятьдесят душ, включая грудных младенцев, зато пять кабаков торгуют с утра до ночи – живи и радуйся! Коррупция местных богачей. Грабеж камчадалов и охотников трапперского пошиба. Всюду круговая порука...
– Вот и разберитесь, – сказал генерал-губернатор.
Соломину никак не хотелось бросать теплую редакцию (и ту самую даму, которая недавно появилась в Хабаровске, задев его холостяцкое сердце и растрепав ему нервы, без того уже основательно издерганные служебными невзгодами).
– Вы же мою натуру знаете, – сказал он. – Человек я горячий и, увидев зло, стану его сокрушать.
– Так и крушите, милый вы мой!
– Боюсь, и года не пройдет, как я вернусь с Камчатки, представ перед вами уже со свернутой шеей.
– Быть этого не может, – горячо заверил его Андреев. – Всей властью генерал-губернатора я встану на вашу защиту. – Генерал привлек его к себе и крепко прижал к мундиру, подбитому ватой. – Действуйте, как подскажет вам сердце. Я остановил свой выбор именно на вашей персоне, ибо знаю вас за бескорыстного и делового чиновника...
Соломин пошел к дверям, но задержался:
– У меня деликатный вопрос: в случае появления на Камчатке членов правления Камчатского общества – они должны подчинить меня себе или я сам вправе подчинить их своей юрисдикции?
Вопрос был довольно сложен, и Андреев, кажется, сознательно дал Соломину уклончивый ответ:
– Подчинить этих махинаторов вам не удастся. Но я не думаю, чтобы Губницкий и его коллега, барон фон дер Бригген, возымели дикое желание вмешиваться в ваши внутренние дела...
На улице Андрей Петрович невольно расхохотался: какой-то безвестный и наверняка безграмотный урядник управлял Камчаткою, в пределах которой могло бы свободно уместиться великое королевство Италии или Англии!
Вернувшись в редакцию попрощаться с сотрудниками, Соломин полистал справочник акционерных компаний Российской империи – он догадывался, кто станет его врагом, а врага следует знать. Правление камчатской "обираловки" затаилось в Петербурге на Галерной, в доме № 49, где некие жуки Гурлянд и Мандель стригли купоны с камчатских рыбаков, трапперов, лесорубов и зверобоев. Основной капитал с имуществом 3 миллиона; стоимость каждой акции 187 рублей с копейками. Близ Петропавловска работает на компанию жирово-туковый заводишко, в Усть-Камчатске тарахтит консервная фабричка, общество торгует и на Командорах.
– Торгует, наверное, воздухом, – подсказал секретарь.
– Спиртом, черт побери! – уточнил Соломин.
Со стороны вокзала истошно взревел локомотив – это из тайги вынесло транссибирский экспресс Париж – Владивосток.
Россия в рекордно короткие сроки, изумив весь мир, недавно закончила тянуть рельсы к берегам Тихого океана: колоссальная протяженность пути была как раз под стать народу-исполину. Всего за какие-то десять лет, орудуя исключительно лопатой и тачкой, русские люди свершили титанический трудовой подвиг, и потому слова "Великая Сибирская магистраль" писались тогда с заглавных букв...
Проводить его пришла на вокзал та самая дама, которую он оставлял в Хабаровске (и, кажется, навсегда). При робкой попытке поцеловать ее Соломину пришлось нырять головою под громадный купол гигантской шляпы, поверх которой колыхались искусственные розы, давно и безнадежно облинявшие.
– Прошу тебя, – сказал он растерянно, – если я хоть что-то значу в твоей жизни, пожалуйста, не езди в номера Паршина, где бывает этот... этот адвокат Иоселевич.
И потом всю дорогу ругал себя за эти жалкие слова.