Глава 4
В детстве Ант слышал от матери легенду о том, откуда взялись хунну. В давние времена динлинские воины совершали набеги в южные степи и, привозя оттуда полонянок, брали их в жены. Полонянки были искусны во всем: они умели валять войлок, ткать ковры и шерстяные одеяла, шить меховые одежды, делать сыр из молока кобылиц и коптить впрок мясо.
Но еще искуснее они владели тайнами чародейства. Эти женщины губили скот, уничтожали посевы, насылали пожары, мор и болезни. А хуже всего было то, что матери не могли кормить младенцев: вместо молока груди их были полны кровью.
Объятые ужасом и гневом, динлины не знали, что делать со страшными женщинами. Убивать их никто не осмеливался, чтобы не осквернить священную землю предков. И тогда мужчины прогнали колдуний назад, в безлюдные и безводные степи, думая, что они умрут там от голода. Но случилось иначе. Злые демоны отыскали там ведьм и произвели на свет гнусное и многочисленное племя - алчное, свирепое, прожорливое, кривоногое, грязное и лукавое - на гибель и проклятие народам, на горе всему миру. То были хунну, дикие, как волки, и кровожадные, словно росомахи…
Эту легенду повторил сейчас на веселом пиру Анаур, и все сидевшие в комнате помрачнели: им вспомнилось последнее нашествие хунну.
Одержимые безумной жаждой золота, пришельцы ломали кости детям, чтобы выпытать у отцов и матерей, где спрятаны запасы драгоценного металла. "Алтун" и "кумуш"[76] - эти два слова заставляли содрогаться даже самые стойкие сердца. Два этих слова означали пытку и смерть. И динлины, умирая, проклинали своих богов за то, что те рассыпали по их земле целые груды окаянного металла.
Еще при дедах никто не знал ему цены. Из золота в те времена люди делали ошейники для собак, а серебряные бляхи и лунницы мелодично позвякивали на конской и оленьей сбруе. Но никому не пришло бы в голову пустить на украшения и безделушки хоть маленький, с детский кулак, кусок железа.
Железо было дорого. Его приходилось добывать глубоко в горах, таинства же выплавки и обработки крепко держали в своих руках потомственные рудокопы и кузнецы. Эти мастера жили всегда на отшибе, отдельными поселками. Они были загадочны и недоступны, словно горные духи; перед ними заискивали самые влиятельные старейшины, и тяжкий труд мастеров почитался более даже, чем бранное ремесло воина.
Но проплывали годы, как облака, и золото стало вдруг набирать непонятную силу. Оказалось, что за небольшой мешочек желтых, с масляным блеском камешков степняки и китайцы охотно отдают и чистокровных скакунов, и оружие, и невиданные по красоте ткани.
Мало кто из динлинов задумывался тогда, к чему приведет эта легкая нажива. А привела она к кровавым нескончаемым битвам. Как осы на запах меда, слетались в Хягас военные отряды соседей: бома,[77] дунху и хунну.
Но не только золото тянуло сюда чужеземных грабителей - страна динлинов была богата медью, железным камнем и оловом; ее плодородные земли славились обильными урожаями, тучные пастбища могли прокормить бесчисленные табуны скота, а реки кишели рыбой. Далеко за пределами Азии - в Пантикапее, Элладе, Египте, Кордове и Риме - переливно искрились на плечах знати седые меха, вывезенные из глубоких снегов сказочной северной страны, с берегов Великой реки. Упругие связки из шкурок красных и черных лисиц, соболей, куниц и горностаев могли течь оттуда рекой, если бы динлины не одевались в эти меха сами.
В горах Хягаса водился марал и редкий зверь кабарга, из брюха которого добывался бесценный мускус[78].
А где еще можно было достать таких выносливых и сильных рабов, как золотобородые северные великаны?
Вот почему, не жалея крови и жизни, своей и чужой, шли и шли в страну Сибур разбойные южные орды.
Все это понимали динлины, собравшиеся сегодня у Анаура. Сам хозяин, стиснув в кулаке нож, говорил:
- Бома, кипчаки, азы и дунху не страшны нам. Главные враги - хунну. И сильны они своим единством. Поэтому Ант прав: действовать надо хитростью. Я говорил со старейшинами.
Они согласны ничего не предпринимать без общего совета.
- Да, нам нужно только выиграть время, чтобы наковать достаточно оружия, - вставил Артай.
- Но оно попадет в руки хунну!
- Нет, Анаур. Хунну получат мечи, но мечи с подвохом, кольчуги с изъяном и гнилые стрелы. Об этом я позабочусь. Но мне нужны опытные - оружейники.
- Все мастера края будут у тебя под рукой.
- И еще, Анаур: в тайгу нужно отправить отряды охотников. Они будут искать руду и железо небесного огня[79]. Я знаю, это опасно…
- Я тоже знаю, - перебил Анаур. - Один из отрядов я возглавлю сам, два других поведут мои сыновья.
Дюжие молодцы - Чагар и Табай, - до сих пор не проронившие ни слова, потупились под испытующим взглядом отца.
- Мне жаль, что я не смогу пойти ни с кем из вас, - помрачнев, сказал Ант.
Анаур кивнул:
- Да, тебе придется остаться. Случиться может всякое. Будь начеку, ты ведь знаешь их язык. Еще я хотел спросить тебя: нельзя перетянуть на нашу сторону китайца?
- Не думаю. Он предан шаньюю,
- Ну и что? Мы женим его на женщине из нашего рода, и будущий наместник будет наполовину динлином. Нужно глядеть вперед - борьба предстоит долгая.
- Ты мудр, дядя Анаур, - подала вдруг голос Альмагуль. - Но кто пойдет замуж за чужеземца?
- Понадобится - пойдешь и ты!
- Ну нет, - со спокойной усмешкой покачала соловой девушка. - У меня два брата, и они не дадут в обиду свою сестру.
Альмагуль посмотрела на Анта, потом на Артая. Артай вскочил и грохнул кулаком в стену:
- Клянусь тенью Бельгутая, этого не будет!
- Ну - ну, не горячись, Артай. Возможно, Альмагуль выйдет замуж за тебя. Я вижу, вы друг другу приглянулись.
Альмагуль вспыхнула и низко опустила голову, перехваченную по лбу ремешком с круглой золотой пластиной.
Анаур поднялся:
- Что ж, друзья, время позднее. Пора на покой. Завтра у нас много дел.
Ант и Артай попрощались со всеми, и хозяин проводил их в спальню, устланную шкурами снежного барса. Здесь для них уже были приготовлены постели.
В углу потрескивал жировой светильник, озаряя смуглозолотистые от смолы стены комнаты. На стенах висели рогатины, боевые секиры и бронзовые щиты с изображением поднявшегося на дыбы медведя. Это был родовой знак семьи Анаура.
Под светильником, на невысокой деревянной треноге, лежала погребальная маска, сделанная из белой терракоты[80]. Взглянув на нее, Ант вздрогнул: на него смотрело лицо Бельгутая.
Неверные блики светильника скользили по маске, освещая то высокий выпуклый лоб, то орлиный нос, то упрямый тяжеловатый подбородок. От крыльев носа к углам рта сбегали хмурые теневые складки, придававшие маске выражение гордой непреклонности. Это было лицо военачальника, привыкшего повелевать.
Ант опустился на колени и долго всматривался в дорогие черты. Да, таким и был отец при жизни, таким запомнил его Ант, провожая на последнюю битву.
"Дай мне, отец, силу твоего ума и крепость твоих рук, - беззвучно шептал Ант. - Пусть твоя тень станет мне опорой и поможет сокрушить ненавистных хунну. А если ото не удастся, отец, дай мне не дожить до унизительной, дряхлой старости, дай умереть в бою, чтобы я не видел позора родной земли!"
Тяжелая рука легла сзади на плечо юноши.
- Ант, - прозвучал низкий голос Артая - Зажми свое сердце в кулак. Иначе твои думы отразятся завтра на твоем лице. А хунну до времени не должны знать их.