- Приехали мы рано утром, - рассказывала она, - и пришли в тихий ужас. Вы можете себе представить совершенно пустой город? Так вот, это город был пуст. Совершенно пуст. Безлюден. Там не было ни одной живой души. Вы можете представить себе такое? Вы можете представить себе, как это страшно?
Гости помолчали, потом Сергей Николаевич сказал:
- Можем.
И пояснил свои слова рассказом о парижском исходе тридцать девятого года перед немецкой оккупацией.
Римма Андреевна недоверчиво выслушала повествование и коротко махнула ладонью, будто мошку сцапала.
- Ну, это совсем другое.
А Василий Аркадьевич поднял брови и раздумчиво бросил в пространство:
- Да-а?
Непонятно было, к чему это "да" относилось. Римма Андреевна секунду смотрела на него, потом продолжила.
- Идем мы с Василием Аркадьевичем, налегке. Хорошо, вещи догадались оставить на станции, а то ведь и не у кого спросить, где эта улица, где этот дом. А искали мы горисполком, естественно, куда Василия Аркадьевича и пригласили на работу. Ну, нашли, в конце концов. Явились туда, там хоть какое-то шевеление, есть народ. Спрашиваем, где можно остановиться. И вы знаете, что нам ответили? Нам ответили: "Занимайте любой дом. Где понравится, там и живите. В домах все есть, все необходимое. А чего не найдете, в соседних берите, спокойно берите, все, что нужно. Устраивайтесь, потом мы это жилье за вами официально закрепим".
Так Римма Андреевна и Василий Аркадьевич узнали о выселении татар.
Они вышли из горисполкома и свернули в первую попавшуюся улицу. Улочка была старинная, узкая, чистенькая. Аккуратно обмазанные стены домов источали пряный аромат нагретой глины. Далеко в перспективе виднелись два одинаковых островерхих минарета. Римма Андреевна и Василий Аркадьевич не сразу заметили за собой странную подробность: они стали говорить шепотом, из страха нарушить зачарованную тишину.
Они остановились возле выбранного наугад дома, толкнули рассохшуюся деревянную дверь в глинобитной стене. Дверь легко подалась, тихо скрипнула и пропустила их в маленький дворик. В глубине его стоял дом с резными столбиками террасы, перед входом расстилалась небольшая площадка, ровная, как стол, хорошо утоптанная за многие годы. Вдоль ограды росли фруктовые деревья: миндаль, черешня, груша и несколько яблонь, все ухоженное, ни сухого сучка, ни обломанной ветки. Был здесь небольшой огородик с высохшими стеблями помидоров. Головки цветов пожухли. Римма Сергеевна сорвала стебелек, и он рассыпался на ее ладони.
В глубине двора, под навесом находился очаг. Римма Андреевна прошла туда и увидела большой казан, плотно накрытый крышкой. Подняла крышку и отшатнулась. На нее вылетел жужжащий рой зеленых и черных мух. Казан был наполовину наполнен испорченной, присохшей пищей.
Затем произошло странное. Римма Андреевна как бы услышала за спиной неясные голоса, главным образом женские. Будто рядом спорили, но о чем-то не важном, а обыденном и незначительном. В отдалении с громким смехом промчалась стайка детей, протопала босыми ногами. Заплакал младенец. Римма Андреевна в страхе обернулась. Никого!
Скрипнула дверь дома. Она успела увидеть спину мужа, поняла, что он вошел внутрь, и отправилась следом.
В доме царили полумрак и прохлада. Но они не стали разглядывать обстановку. Римма Андреевна потянула Василия Аркадьевича за рукав.
- Вася, пойдем отсюда, мы не сможем здесь жить. Страшно. У меня уже слуховые галлюцинации начались.
- Они у нее начались от, так сказать, "живого созерцания", - сказал Василий Аркадьевич, и гостям почудилась ирония в его словах, но смысла ее они не поняли.
- Да, да, - подхватила Римма Андреевна, - я мозжечком почувствовала весь этот ужас. Понимаете, ощущение было такое…, нет, не могу точно сказать. Кошмарное, одним словом, ощущение.
- Все просто, если назвать вещи своими именами, - отпил глоток вина Василий Аркадьевич, - совести надо совсем не иметь, чтобы придти, спокойно занять чужой дом и пользоваться кем-то нажитым добром.
- К сожалению, - перебила его Римма Андреевна, - не все так считают. Чаще вы можете услышать и другую точку зрения, мол, так им и надо. Но мы с мужем эту точку зрения не разделяем, - и Римма Андреевна упрямо поджала губы.
Они ушли тогда из чужого дома, осторожно притворив за собой двери. Быстро, чуть ли не перебежками, так было страшно на безлюдной улице, вернулись в центр. Там первому попавшемуся начальству Василий Аркадьевич сказал, что в брошенных домах они жилье для себя подбирать не станут, жене здесь не нравится.
Василия Аркадьевича отводили в сторону, говорили что-то о бабьем вздорном суеверии, о том, что в скором времени сюда привезут полно народу, яблоку негде будет упасть, но он стоял на своем.
Они переночевали в пустой гостинице, и на другой день уехали в Судак.
- А здесь вам нравится? - спросил Сергей Николаевич.
- Да как сказать, - Василий Аркадьевич аккуратно поставил на стол рюмку и откусил печенье, - во-первых, поселок и прежде был наполовину русским. Во-вторых, здесь не хуже, и не лучше, чем в любом другом месте. Для Риммы, - насмешливо покосился на жену, - раздолье. Она у меня дитя природы. До пятидесяти лет дожила, а все, как коза по горам скачет.
Римма Андреевна подняла брови и поучительно сказала:
- Чтоб все так прыгали в свои пятьдесят лет.
- А если серьезно, - снова взял рюмку Василий Аркадьевич, - здесь хорошо уже тем, что никто жить не мешает. Много приезжих, много новичков. Директор… с чудачествами он у нас, Петр-то Иванович, не трезвенник, скажем так. Но народ в обиду не дает. Винный заводик свой строить собирается, будущее мыслит с размахом, да вот жилищная проблема, с которой вы вплотную столкнулись, дорогой вы мой Сергей Николаевич, размах его и укорачивает.
- Да, с жильем, конечно, неважнецкие дела.
- А вы знаете, нас обокрали, - сказала вдруг Наталья Александровна.
- Как это? - подняла брови Римма Андреевна.
- Перестань, - поморщился Сергей Николаевич.
- Нет, не "перестань", - живо вскрикнула Римма Андреевна, - пусть расскажет.
Если честно, дело было пустячное. Наталье Александровне некуда было девать часть своих вещей в тесном домике и при минимуме мебели. Главным образом, посуду и кухонную утварь. Была там, среди прочего, кофейная мельница, чашки с блюдцами, две кастрюли, какие-то коробки, веревки. Словом для всего этого, не самого необходимого в обиходе барахлишка, директор и отвел Сергею Николаевичу угол на чердаке какого-то склада.
- А вещички-то оттуда и попятили! - весело вскричал Василий Аркадьевич. - Ай, да Петр Иванович, ай, да умник, тоже мне.
- Да там ничего особенного не было, - отмахивался Сергей Николаевич.
- Как это "ничего особенного"! - возмутилась Римма, - вы попробуйте, пойдите, купите. Правда же, я правильно говорю, - обратилась она за поддержкой к Наталье Александровне, - ведь жалко вещи.
- Конечно, жалко, - виновато усмехнулась та, - главным образом чашки с блюдцами.
Кончался октябрь. Сергей Николаевич предложил закрыть пляжный сезон. Решили устроить что-то вроде воскресного пикника, пригласили Римму Андреевну с мужем. На берегу расстелили одеяла, разложили приготовленную еду, Римма Андреевна напекла булочек. Но, прежде всего, Сергей Николаевич решил напоследок искупаться. Его отговаривали, но он махнул рукой, разделся, подбежал к воде, улучил минуту и ловко нырнул под невысокую волну. Ника прыгала на месте и считала, сколько времени отец проведет под водой. На счете двенадцать он вынырнул и резко метнулся назад.
- Ого-го! - выскочил он на берег, схватил полотенце и стал растираться, - вот это да! Холодно, братцы, холодно!
Наталья Александровна с улыбкой приговаривала:
- Вольному - воля, спасенному - рай.
Они разложили на подстилке принесенную еду, стали насыщаться и смотреть на море.
- Знаете, друзья мои, - задумчиво произнесла Наталья Александровна и очертила рукой широкий круг, - если все это у меня когда-нибудь по какой-нибудь причине отнимется, я, наверное, умру.
А на следующий день ближе к полудню неизвестно откуда наползла туча, заслонила небо. Вскоре она остановилась над морем, свесив коричневое мохнатое брюхо. Стало быстро смеркаться. Чрево тучи раскрылось, из него отвесно посыпался дождь. Внезапно над горами засвистело, с лесов стало срывать непрочную, одряхлевшую листву, сбило вкось дождевое сеево. Море, тускло засеребрившееся рябью, ровное, как бальный зал, верховым ветром погнало прочь от берега.
Временами дождь стихал, светлело, и тогда становился видимым близкий, изломанный высокой волной горизонт. Было видно, как там беззвучно толчется и вздымается что-то невообразимое.
Так длилось несколько часов, пока не переменился ветер. Шторм развернулся и пошел в наступление на Крым. Тяжелые горы воды стали с грохотом выбрасываться на скалы, медленно поднимать в сизое небо взрывы белой пены, брызги, всплески.
Кончился детский сад, кончились панамки. Наталья Александровна и Ника безвылазно засели в чужом неустроенном доме вместе с несчастной глупенькой Сонечкой.