За всю дорогу молодой человек, сидевший рядом с шофером, не проронил ни слова. Сергей Николаевич поглядывал на его неподвижный затылок, на пучок загнувшихся под кепку волос и терялся в догадках, для какой такой срочной надобности везут его, и, главное, куда везут. Впрочем, сказать к слову, он смутно чувствовал, куда везут, но зачем он понадобился МГБ, если это МГБ, не понимал.
Машина остановилась у подъезда трехэтажного с колоннами здания. Молодой человек выскочил наружу и открыл дверцу со стороны Сергея Николаевича.
- Пройдемте.
Они прошли через массивные дубовые двери с резными гербами РСФСР, и в гулком и пустом вестибюле с розово мраморным полом Сергею Николаевичу предложено было остановиться и отдать паспорт провожатому. Сергей Николаевич повиновался, молодой человек исчез вместе с паспортом за боковой дверью. Откуда-то из застекленной будки появился боец с винтовкой и встал, загораживая проход через сверкающий никелем турникет. Теперь Сергей Николаевич точно знал, где он находится.
Прошло совсем немного времени, и провожатый появился в сопровождении молоденького офицера с лейтенантскими погонами. Тот держал паспорт и листок бумаги, скорее всего пропуск. Лейтенант тщательно сверил фотографию в паспорте с оригиналом, кивнул бойцу, тот ловко отскочил в сторону, не меняя выражения неподвижного лица и находясь в положении "смирно". Сергею Николаевичу предложили пройти через турникет. Здесь ему вручили паспорт и вложенный в него пропуск, лейтенант исчез, и они с провожатым стали подниматься по широкой лестнице, крытой малиновой ковровой дорожкой.
После они долго шли по широкому и совершенно безлюдному коридору с начищенным до блеска паркетным полом и все той же малиновой дорожкой, делающей шаги совершенно беззвучными, и, наконец, остановились возле плотно закрытой двери. Молодой человек постучал, на стук коротко ответили "войдите", и Сергей Николаевич оказался в тихом, затененном тяжелыми гардинами кабинете. Уже не малиновая, а изумрудно зеленая дорожка с широким цветным орнаментом по краям вела к массивному письменному столу. И еще заметил Сергей Николаевич два кожаных дивана и большие, от полу до потолка, книжные шкафы. За их стеклянными дверцами темно краснели корешки каких-то одинаковых книг.
Из-за стола поднялся высокий, с седой шевелюрой полковник, и лицо у него было самое обыкновенное и даже приятное. Полковник гостеприимно показал на стоявший возле стола стул. Сергей Николаевич сел и привычным движением пригладил ладонью волосы на правом виске.
Прежде всего, хозяин кабинета извинился за прерванный рабочий день Сергея Николаевича. Он стал подробно расспрашивать, как чувствует себя товарищ Уланов в новой жизни, доволен ли он квартирой, хорошо ли отапливается квартира, достаточно ли завезли дров его семье, устроилась ли на работу его жена и как чувствует себя в санатории его дочка.
Сергей Николаевич не успевал дивиться такой заботливости и осведомленности. Он поблагодарил полковника, сказал, что решительно всем доволен и никаких претензий ни к кому не имеет. Полковник удовлетворенно кивнул и, упираясь ладонями в край стола, заявил, что теперь они перейдут к делу, ради которого Сергея Николаевича попросили, он подчеркнул это слово, сюда приехать.
Сто лет мог гадать Сергей Николаевич, но так бы и не догадался, для чего была устроена эта странная поездка и удивительно теплый прием. Полковника интересовали сведения о неком Белянчикове Павле Павловиче.
- Вы были знакомы с этим человеком?
- Был знаком, но очень недолго.
В лице полковника что-то дрогнуло, появилась жесткость у рта и в прищуре глаз. Но по-прежнему вежливо он попросил:
- Расскажите подробно.
Сергей Николаевич рассказал. Он познакомился с Павлом Белянчиковым во время переезда из Парижа в Гродно. Белянчиков был приятным попутчиком, одиноким, без жены, без детей. Он всегда был готов помочь любому, кто в его помощи нуждался. Где-то, не то в Краснодаре, не то в Ростове-на-Дону его ждала сестра. К ней он и ехал из эмиграции. Когда эшелон с реэмигрантами прибыл в Гродно, лица, имевшие родственников в Советском Союзе, разъехались первыми, не дожидаясь распределения. Белянчиков тоже уехал, мило простившись со всеми.
- И все?
- Все, - подтвердил Сергей Николаевич.
- Жаль, - сказал полковник. - Скажите, а в эмиграции вы разве не были знакомы?
Сергей Николаевич еще раз ответил отрицательно и не покривил душой.
- Жаль, - снова повторил полковник. - Что ж, в таком случае вы больше нам пока не нужны.
Он попросил Сергея Николаевича подписать бумагу, содержавшую требование никогда ни при каких обстоятельствах не разглашать только что состоявшегося разговора, подписал пропуск и со словами "Спасибо, хоть немного, но вы нам помогли", - разрешил идти.
В коридоре за спиной Сергея Николаевича неведомо откуда возник давешний молодой человек и проделал с ним весь путь в обратном направлении до турникета. Там повторилась процедура со сличением фотографии и оригинала, лейтенант внимательно рассмотрел подпись на бланке пропуска, кивнул бойцу, тот, в свою очередь проделал артикул с винтовкой, и Сергей Николаевич оказался на улице.
Это было совершенно незнакомое место. С большинством уцелевших, как ни странно, домов. Но, приглядевшись, Сергей Николаевич понял, что дома эти не так давно отстроены заново. Тротуары чистые, а посаженные вдоль них невысокие елки свежи и довольны жизнью. Кругом тихо, куда-то спешат редкие прохожие, сквозь пелену облаков пытается, и не может пробиться солнце. Одним словом, эта улица и только что оставленное им здание представлялись глазу неким благополучным оазисом среди царящей кругом разрухи.
Сергей Николаевич постоял минуту, соображая, в какую сторону ему идти. Все-таки он еще плохо ориентировался в незнакомом городе.
Знакомство Сергея Николаевича с Белянчиковым и впрямь было шапочным. Это было приятное дорожное содружество и только. Но военный не спросил, а Сергей Николаевич не счел нужным вспоминать некоторые подробности. Почему не счел нужным, было не совсем ясно. Ведь, казалось, симпатичный полковник со своими вежливыми манерами вполне мог расположить Сергея Николаевича к откровенному разговору. Но не расположил. И вообще, на душе от этого визита у Сергея Николаевича остался неприятный осадок. Прежде всего, кому нужна была вся эта чрезвычайная секретность, если в разговоре решительно не было ничего секретного. И чем, собственно он "помог" полковнику? Никаких особых сведений о Белянчикове он ему не сообщил.
На самом деле было так. Когда поезд с реэмигрантами прибыл в Гродно, когда была осознана весть о предстоящих разлуках, о неминуемом расселении по разным городам страны, многие не пожелали терять связей, и решили при первой же возможности попытаться восстановить их посредством переписки.
Тогда-то Павел Павлович Белянчиков и предложил сыграть роль связующего звена. Всякий, кто пожелал, оставил ему свое имя, аккуратным почерком записанное Павлом Павловичем на листке бумаги. Он обещал помочь каждому, как только кто-то кого-то начнет разыскивать. Эта миссия была возложена на Белянчикова еще и потому, что он был одним из немногих, кто знал, куда едет, по какому адресу его можно будет найти.
Павел Павлович уехал в Майкоп, и именно этого не стал уточнять Сергей Николаевич, сидя в прекрасно обставленном кабинете симпатичного полковника. Не счел нужным уточнять он и прошлое своего дорожного попутчика. А прошлое это было ясным, как день в апреле - есаул в белом донском казачьем войске.
Прокручивая по дороге на работу разговор в уютном кабинете, Сергей Николаевич поймал себя на странной мысли: а ведь Беляничкову Павлу Павловичу с такой биографией не стоило, пожалуй, ехать в Россию.
И уже ни во сне, ни наяву не могло придти ему в голову, что Павел Павлович ни в какой Майкоп так и не попал. Тихо, без лишних разговоров его сняли с поезда на первом же перегоне после отъезда из Гродно. Учинили короткую расправу, влепили двадцать пять лет исправительно-трудовых лагерей, конфисковали все имевшееся при нем имущество - небольшой чемоданчик с нательным бельем и подарками для сестры и ее мужа, со списком бывших эмигрантов в боковом кармашке означенного чемодана. На допросе по поводу этого списка Павел Павлович только и сказал, что записал на память имена попутчиков, ехавших с ним из Парижа в одном вагоне.
Сергей Николаевич вернулся на работу. Его встретили испуганные глаза Кати и странный возглас Евдокии Петровны:
- Вы? - вскричала она. - А я думала, вы уже не вернетесь.
- Это почему? - удивился Сергей Николаевич.
Но Евдокия Петровна закусила губу и уткнулась в бумаги с видом, будто режьте ее, она все равно ничего больше не скажет.
Время шло. Сергея Николаевича никто не беспокоил. Вскоре Улановых навестил Борис Федорович Попов. Очень они ему обрадовались. Усадили чаевничать, заговорили о том, о сем. Но Наталья Александровна подметила в глазах гостя тайную мысль и подумала, что визит этот Борис Федорович затеял неспроста. Только подумала - он, будто услыхал, откликнулся на ее подозрение.
- А ведь я к вам по делу пришел, товарищи.
Чаепитие кончилось, Наталья Александровна смела со стола крошки, Сергей Николаевич обратил к нему внимательное лицо.
- Вы знаете, - стараясь не глядеть на Улановых и смущаясь, повел разговор Попов, - как сейчас трудно с квартирами. Люди мучаются, я вам не могу передать, как. Вот мы и приняли решение немного вас потеснить.
Наталья Александровна непроизвольно оглянулась на закрытую дверь в смежную комнату. Борис Федорович перехватил ее взгляд и виновато кивнул.
- Примерно… ну, на один год. Три женщины. Мать, девочка лет двенадцати и бабушка. Величко Ольга Алексеевна. Инженер. Вполне культурные люди, спокойные. Муж на фронте погиб. Надо помочь.