Пленные, три солдата в потрепанных шинелях и разбитых ботинках, вошли в кабинет, по-военному вытянулись перед Серовым. Молодой белобрысый солдат, тщательно подбирая слова, заговорил:
- Кушать даваль мало. Жить - плехо…
То, что жить им "плехо" - не новость. Совет недавно был вынужден урезать без того скудную норму довольствия. И не только пленным, но и солдатам Березовского гарнизона, красногвардейцам.
- Мы желает поезд ехать. - Чернявый пленный, худощавый и жилистый, со строгим взглядом черных глаз, показал рукой на запад. Третий, голубоглазый коротышка, подтверждая слова товарища, кивнул головой.
- Все понятно, - по-немецки сказал Василий Матвеевич. - Но пока правительство не решит вопрос о вашем возвращении на родину, вам придется оставаться здесь.
- О, ви говорит по-немецки! - изумился и весь просиял белобрысый. - Гут, ошень гут! Я - Франц Эккерт. Он, - ткнул пальцем в чернявого, - есть из Унгариа. Андраш Ронаи из Унгариа. А он, - кивок в сторону короткого, - Курт Шиллер. Он не есть… как это… велики Шиллер, он есть маленький зольдат! - Франц засмеялся весело и непринужденно и, смеясь, с обезоруживающей откровенностью признался: - Мы ехаль туда, где кушай есть лучше.
Рассеянно улыбаясь, Василий Матвеевич напряженно думал, что сказать этим солдатам. Было бы просто здорово отправить их и тем самым сберечь хлеб, но этого нельзя сделать, пока не ясно, как поведут себя чехи. Если они выступят против Советов, эти ребята, даже против своей воли, окажутся вместе с ними, им всучат в руки оружие и пошлют убивать. С другой стороны, удерживать силой - бесполезное дело. По одному, по двое они могут сбежать все. Сила тут не годится.
Серов стал расспрашивать, чем они занимались до войны. Все трое, как выяснилось, были рабочими: чернявый, неулыбчивый мадьяр - токарь из Будапешта, белобрысый весельчак - столяр-краснодеревщик, маленький Шиллер - жестянщик.
- Вы понимаете, что происходит в нашей стране? - спросил Серов.
- Да, - коротко ответил Андраш Ронаи.
Василий Матвеевич решил, что самое лучшее рассказать им всю правду о своих опасениях. Выслушав его, пленные переглянулись. Маленький Курт беспокойно переступил с ноги на ногу.
- Найн! Воевать - хватит. С чехами мы не пойдем. Вы нам не враги.
- Но и не друзья. Вот вы недовольны пайком. А наши товарищи получают больше? Как же вы, рабочие, не понимаете таких вещей? - вспомнив Куприяныча, Серов сказал это, может быть, резче, чем следовало.
Пленные смутились.
- Да, да… - веселый Франц перестал улыбаться, прижал руку к груди, проговорил, словно извиняясь: - Тут - с вами. Но… как это… страна есть ваша, мы есть чужой.
- Вот уж чепуха! Вы посмотрите, кто помогает нашим буржуям - японские, английские, французские буржуи. Это что значит? Наша революция бьет и по ним. У всех рабочих враг один!
- Так, правильно, - твердо сказал Андраш Ронаи.
- А раз правильно, помогайте нам. Мы вас возьмем в Красную гвардию, дадим оружие.
Помолчав, пленные обменялись взглядами.
- Делать разговор с товарищами, потом сказать, - за всех ответил Франц. - Меня писать - сразу.
Проводив пленных, Василий Матвеевич достал из стола тетрадь, испещренную цифрами. Зерно продовольственное… семенное… фураж… Не успел углубиться в цифры, прибежал Жердев, бледный, с перекошенным от гнева лицом, бросил на стол увесистую пачку денег.
- Полюбуйтесь! Сентарецкий берет взятки.
- Ты с ума сошел! - Серов вскочил из-за стола, шагнул к Жердеву. - Откуда ты взял? Что за чертовщину несешь?
- Деньги нашли в его столе. Подлец он!
- Замолчи! - Перед глазами Серова замаячило лицо Юлии, он тряхнул головой, потребовал: - Рассказывай.
- Возле комиссариата продовольствия толпа митингует…
- Где сам Сентарецкий?
- Его не видел. Толпа гудит: большевики хлебом торгуют, набивают карманы, смыться собираются. По рукам ходит список с номерами кредиток, полученных Сентарецким от купцов. Требуют сделать обыск в его кабинете. Я, дурак, согласился, думал - вранье. Беру из толпы три человека, идем в кабинет. Открыл я стол - лежат денежки, вот эти. И тут мне будто сердце подсказало, незаметно толкнул их в рукав. Больше ничего не нашли. Толпа разошлась. Стал я сличать номера кредиток со списком - точно, все совпадает. Вот, посмотрите сами. - Жердев бросил на стол пачку денег, смятый, захватанный руками лист бумаги.
Цифры действительно совпадали. У Серова потемнело в глазах.
Жердев бегал по кабинету, конец сабли колотился по каблуку сапога, руки были сжаты в кулаки.
- Гад, какой гад Сентарецкий!
- Сядь! - строго приказал Серов, покоробленный словом "гад", приложенным к имени Сентарецкого. Вся эта история вдруг показалась ему дикой, невероятной. Он знал Тимофея Михайловича, быть может, не хуже, чем самого себя. Но он знал и Юлию… Нет, все-таки нет! Там - другое. Главное, не давать волю подозрительности. Дай волю, внедрится, словно грибок в раненое дерево, источит сердцевину.
- Ерунда какая-то! - Серов брезгливо отодвинул бумажку и деньги, закурил. - Попробуем разобраться. Почему толпа собралась как раз в то время, когда в столе оказались эти деньги? Откуда взялся список с номерами?
- Это-то ясно. Купцы сунули взятку, номера переписали…
- Ясно, но не очень. Прими в самом деле взятку Сентарецкий, он был бы купцам куда полезнее в комиссариате, чем в тюрьме. Разве не так? А сам Сентарецкий? Получил деньги и преспокойно держит в столе… Стол был заперт?
- Нет…
- Вот видишь. Насколько я знаю, все важные бумаги Тимофей Михайлович хранит в сейфе - есть у него там железный купеческий ящик. Его вы открывали?
- Нет, не открывали. И правда, не такой уж он дурак, чтобы разбрасывать деньги где попало. - Лицо Жердева стало растерянным, он покусывал губы. - Что же это такое, Василий Матвеевич?
- Провокация, вот что. Скорей всего деньги подкинули. Надо нам присмотреться к работникам комиссариата. Займись этим, Василий. И постарайся разыскать Сентарецкого.
Сентарецкий пришел в Совет только поздно вечером. Он целый день пробыл в пригородных селах, весь пропах пылью и сухими степными травами. Серов смотрел на него, крупного, добродушного, неторопливого, и радовался, что не усомнился в нем ни на минуту.
- Что нового?
- Ничего особенного, Василий Матвеевич. Хлеб богатые мужики приберегают. - Сентарецкий погладил ладонью голый череп.
- Придется реквизировать. Это посложнее, чем взять налог с купцов.
- Воплей будет на все Забайкалье. Меньшевики надорвутся…
- Пусть вопят. Собака лает, а караван идет. Опасны не эти вопли… Послушай, ты много денег накопил? - улыбаясь, спросил Серов.
- Каких денег?
Серов рассказал ему о случае в комиссариате продовольствия. Сентарецкий брезгливо поморщился.
- Всех на свою мерку меряют.