- Конечно, жаль, но то ведайте, что и копию сию с большими трудностями удалось снять, - хмуро вымолвил управляющий. - А удалось это потому, что новый владелец, известный вам Савка Собакин, ныне Яковлев, помер в тысяча семьсот восемьдесят четвертом году, а сынок его, столичный корнет конной гвардии, в уважение к вашему гвардейскому званию только и разрешил переписать портрет… Глядите, сударь, живет, ей-ей, живет Никита Антуфьевич! - Любимов двинулся вправо-влево, а за ним, словно живой, следовал властным взглядом Никита Демидов.
- Большой и умный хозяин был! - почтительно вымолвил Любимов. - А вот и дед ваш Акинфий Никитич, - указал на соседний портрет управитель. Из рамы, в обрамлении пышного парика и тонких кружев, смотрело строгое волевое лицо с нахмуренными бровями. - Оба эти великие зачинатели рода Демидовых отстроили двадцать три завода! - торжественно продолжал Любимов. - А вот смотрите, сударь, и батюшка ваш - Никита Акинфиевич! - перевел он взгляд на барственно обряженного и горделивого заводчика. - Не он разве положил начало прославленным Кыштымскому и Каслинскому заводам? Им же отстроен и Верхнесалдинский! Вот это люди и хозяева были! Кремень, умницы и сильная рука!
Николай Никитич с суеверным страхом разглядывал потемневшие полотна. С них смотрели кряжистые, сильные натуры: резко очерченные, волевые лица с упрямым, умным взглядом проницательных глаз. Никуда не уйдешь и не скроешься от этих хозяев!
Демидов долго и задумчиво вглядывался в лица своих предков. В то же время как бы внутренним оком он со стороны рассматривал себя. Его так и подмывало услышать лестное слово о себе. Он лукаво посмотрел на Любимова и вежливо, мягко сказал:
- Весьма похвально, что позаботился о фамильной галерее. Как видишь, демидовскому роду есть чем гордиться. А рассуди, Александр Акинфиевич, похож ли я на предков своих?
Управляющий улыбнулся:
- Я ожидал этого вопроса, сударь. И мечтаю, господин, чтобы и вы по силе и могуществу в один ряд стали со своим дедом и отцом! О том и речь поведу.
Он стал серьезным и задумчивым. Николай Никитич поморщился.
- Нельзя ли скучные разговоры о делах отложить на другой день? - попросил он.
- Нельзя, сударь! - строго вымолвил Любимов. - День ныне знаменательный: становитесь вы на широкую дорогу. Садитесь, господин, за сей стол, и я вам открою тайное, что надлежит вам знать, как владельцу многих заводов!
Демидов уселся за массивный дубовый стол. На нем лежала толстая шнуровая книга в кожаном переплете с медными застежками.
- Евангелие? - спросил он.
- Да, сие есть особое евангелие. Это книга живота и смерти рода Демидовых, - сказал Любимов и построжал. - В сей книге, сударь, как в зеркале, отображены движения дел и замыслов на ваших заводах!
- Ох, цифири! Скучно же, Александр Акинфиевич, разбираться с ними! Отложим! - запротестовал Демидов.
Управитель остался неумолим и, не отодвигая книги, начал:
- Вот вы изволили спросить меня, похожи ли вы на своих предков? Взглянув на ваш облик, каждый подтвердит это. И вы не только похожи на дедов своих, но и превзошли их внешним обликом. - Управляющий хитрым взглядом оценил сидящего перед ним хозяина и льстиво похвалил: - Посмотришь на вас - истинный вы князь! Дай бог, в добрый час будь сказано это слово! Хоть ваш батюшка и был дворянин, как есть дворянин с головы до пят: дороден, величав, умен. Ох, умен! Но вы, Николай Никитич, пошли дальше их! Тут и сомнений не может быть!..
Помедлив, Любимов протянул руку к толстой книге, расстегнул медные застежки.
- А теперь заглянем в сию библию и посмотрим, кто же вы такой, господин мой, и что делается у нас? Власть и могущество господ Демидовых зиждутся на работе заводов. Вотчины и оброчные статьи в счет не могут идти. Судите сами: в доходе за девяносто первый год оброчная сумма составила всего тринадцать тысяч рублей! Велики ли сии деньги в сравнении с заводскими доходами? Мелочь, сущая мелочь, господин! Обратимся к работным людям. Ваш блаженной памяти батюшка Никита Акинфиевич имел от заводов в год доходишко в двести шестьдесят пять тысяч рубликов, а если прикинуть сие по цифирной науке, то выходит, ваш батюшка имел восемьдесят восемь процентов чистой прибыли! Где это видано, и отколь сие взялось? Надо уметь, государь мой, вести заводы и работную силу использовать до донышка… Всплачутся? Ничего! Без слез, пота и даже крови… - тут Любимов снизил голос до шепота и повторил: - Да, без крови не создашь великих богатств!
Николай Никитич поморщился и снова перебил:
- Скучный разговор ты затеял!
Управитель встрепенулся:
- Это верно, не радостный. Но если уразуметь цифры, то они, как песня, всколыхнут душу. Вы, господин, потерпите. Обратимся сейчас к нашим делам. Если возьмем опять семьсот девяносто первый годик, когда вы пребывали на службе у светлейшего князя Потемкина, то по московской конторе доход был от продажи железа триста десять тысяч рублей, а расход - триста семь тысяч! Кажись, и остаток был! Но не радуйтесь прежде времени, сударь: остаток объясняется тем, что в ход пошли в тот годик деньги, которые хранились со смерти вашего батюшки в железных сундуках. Выходит, и здесь нет утешения. Но горше получается, если взглянуть на расходы ваши. Куда шли-катились денежки? На расширение заводов, на стройку новых? Не бывало этого, господин! По одной московской конторе вами израсходовано двести тысяч рубликов! Каково? А всего - не приведи бог! - безнадежно махнул рукою управитель. - Вот и захирение началось, вот и долги пошли! И еще подумайте: двум сестрицам по наследству полагается выдать немалые суммы, а где их взять?
Управитель пытливо уставился на Демидова. Николай Никитич недовольно пожал плечами:
- К чему вся эта речь, Александр Акинфиевич?
- Должен по правде сказать вам, господин, что расточительность к добру не ведет!
- Я не расточительствую! - гневно перебил Демидов и вскочил из-за стола.
Большими нервными шагами он заходил по портретной. Любимов не растерялся; он встал и почтительно-угодливо следил за господином.
- Откуда ты это взял? - остановившись против него, недовольно спросил Николай Никитич.
- Может быть, мною не то сказано, что хотелось, мой господин, - смущенно ответил управитель. - Но сравните сами: ваш батюшка за два года путешествия истратил за границей семьдесят пять тысяч. Велики деньги, но и умного немало извлек из сих странствований Никита Акинфиевич. Теперь же иное пошло. Управляющий санкт-петербургской конторой Павел Данилович Данилов установил вам, господин мой, на личные расходы восемьдесят тысяч в год. Сумма превеликая! И что же? Далеко, весьма далеко вами превзойдены оные суммы! При таких расходах упадок заводов идет! Вы не сердитесь, Николай Никитич, что в такой день да такие речи повел…
Демидов тяжело опустился в кресло.
- Вот обрадовал, ох, обрадовал меня! - вымолвил он с горечью. - Что же теперь будем делать? Неужели выхода нет?
Уверенность сошла с лица молодого хозяина. Он поник и с надеждой взирал на управляющего:
- Что делать?
- Выход имеется, господин мой! - твердо ответил тот. - Вы сами кузнец своего счастья! Надо умерить расходы и пустить деньги на процветание заводов. А дабы долги и недостатки покрыть, срочно надо раздобыть деньги.
- Легко сказать! Да где их взять в долг? - огорченно выкрикнул Николай Никитич.
- Долгов избегайте, мой господин. Потребно приращение богатств устроить иным путем.
- Грабежом заняться прикажешь на большой дороге? - с насмешкой сказал Демидов.
- Зачем грабить? А не лучше ли жениться? - отрезал управитель и замолчал. Безмолвствовал и хозяин. Долго длилось тягостное безмолвие. Снова тихо и вкрадчиво заговорил Любимов:
- Иного выхода не вижу… Невесту бы из старинного рода, да побогаче. И все хорошо!
- Да где такую найдешь?
- Поезжайте, господин, в Санкт-Петербург, там и увидите! Много хороших людей проживает там. Есть и Строгановы, и Всеволожские, и Гагарины, да мало ли знатнейших дворянских фамилий на Руси! Поезжайте, господин мой!
Демидов призадумался и снова заходил по комнате.
Впервые на петергофское гуляние Николай Никитич отправился в духов день. Вместе со старым потемкинским сослуживцем Энгельгардтом он солнечным утром выехал в своей фамильной карете в Петергоф. Несмотря на ранний час, шоссе поразило их своим веселым оживлением. По направлению к взморью катились тысячи карет, экипажей, дрожек, гитар, в которых ехало самое разнообразное общество. Их обгоняли кавалькады блестящих гвардейских офицеров. Всю дорогу раздавались смех, шутки; веселье захватило всех в это чудесное летнее утро. Карета Демидова лишь к полудню пробилась к Петергофу, ласкавшему глаз свежей зеленью парков.
Неподалеку от фонтанов Николай Никитич приказал кучеру остановиться и вместе с другом пошел по тенистой аллее. Здесь гуляло много военных и столичных модниц. Что за красавицы встречались тут! Под взглядом озорного повесы они томно опускали глаза, но все же Демидов успел перехватить не одну мимолетную женскую улыбку. Гуляющие медленно двигались к фонтанам и прудам. Впереди, где распахнулось голубое небо, на фоне его, рассыпая миллиарды сверкающих брызг, на жарком солнце искрометно били журчащие фонтаны. Вот и пруд? В прозрачной воде пламенем горели сотни играющих золотых рыбок. На берегу стояли кавалеры и дамы, любуясь прекрасным зрелищем. В глубокой зеркальной воде пруда со всеми оттенками отражались блестящие мундиры военных, наряды дам, улыбки, блеск жемчужных зубов и медленно плывущие белые облака.