Утром, только что поднялось ликующее солнце, в Тагил, звеня голосистыми бубенцами, ворвалась тройка серых. На сиденье, покачиваясь, развалился плотный генерал с седыми бакенбардами. На солнце поблескивали густо позолоченные эполеты.
Тройка подлетела к демидовскому дому. Не успели смолкнуть валдайские бубенцы, как услужливо распахнулись двери, и на крыльцо выбежал суетливый пан Кожуховский. Он торопливо сбежал со ступенек и устремился к высокому гостю.
- Ваше превосходительство! Как бога вас ждали! Вся надежда на вас! - льстиво заговорил управляющий.
Поддерживая генерала под локоток, он поднялся с ним на площадку с колоннами, огляделся и прошел в барские покои. В обширной гостиной прибывшего поразила роскошь. Генерал распушил серебристые усы и изумленно разглядывал драгоценный фарфор, бронзу, французские гобелены, развешанные по стенам.
- Поразительно! Не ожидал здесь такой прелести!
Он широким шагом ходил по мягким коврам, заглушавшим звон шпор. Извинившись, пан Кожуховский покинул гостя и поспешил к госпоже; на носках добежав до комнат госпожи, он тихонько постучал в дверь.
- Кто здесь? - встревоженно спросила Аврора Карловна.
- Вельможная пани, сам князь Астратион приехали! Ожидают вашу светлость!
Заводчица не заставила себя ждать. В легком утреннем платье, свежая и румяная, она величественно вошла в зал. Завидя Демидову, генерал-адъютант, звеня шпорами, быстро вскочил. Не скрывая своего восхищения красавицей, он молодецки расправил усы и поспешил приложиться к ручке. Голос его стал умильным:
- Извините, что в такой ранний час потревожил вас!
- Ах, князь, нам здесь страшно… Я трех гонцов за вами послала… Вы наше спасенье! - Аврора Карловна умоляюще взглянула на генерала.
- Все будет хорошо. Верьте мне! За мной следуют солдаты…
Они уселись подле мраморного бюста Никиты Акинфиевича и повели самую непринужденную светскую беседу. Горделивый, с ироническим взглядом, демидовский предок снисходительно рассматривал томную красавицу и генерала, старавшихся превзойти друг друга в светской вежливости.
В полдень на пожарной каланче ударили в набатный колокол, и тагильцы сбежались на площадь. Князь Астратион в сопровождении исправника и полицейщиков вышел к народу. Он развернул манифест о воле, и все покорно обнажили головы. Казалось, что заводские благоговейно слушали уже знакомые им слова. Никто не нарушил торжественной тишины, и генерал, довольный проявленным послушанием, продолжал звонко читать, время от времени самодовольно поглядывая на исправника.
- Ну что, братцы, довольны? - спросил он работных и серыми пронзительными глазами обежал толпу.
- Довольны! - как один, ответили работные.
Князь Астратион улыбнулся и, повернувшись к исправнику, мягко сказал:
- Видите, надо умело подходить к народу! А что, братцы, все поняли? - опять повернулся он к сходу.
- Все-е! - снова дружно ответили тагильцы.
- Помолитесь богу и поблагодарите за благодеяние своего государя! - предложил генерал и перекрестился. За ним стали молиться и заводские.
Пожарник-дед, наблюдавший с вышки это безмолвное повиновение, удивленно разглядывал тагильцев. Лица знакомых горщиков, жигалей, литейщиков выглядели серьезно.
- Гляди, что с нашим народом робится: то шумствовали, то разом притихли! Видать, князь зачитал им всамделишную царскую золотую строку! - решил старик и умилился до слез. Он поспешно спустился вниз и стал протискиваться сквозь толпу к генералу. Князь между тем, снова благодушно оглядев толпу, дружелюбно предложил:
- Ну, коли все понятно, работайте, братцы, с миром! Да уставные грамоты примите!
Из толпы степенно вышел Кашкин и с достоинством поклонился генералу.
- Ты кто такой и по какому делу? - помрачнел князь Астратион.
- Ваше сиятельство, это и есть главный подстрекатель. Беглый мужичонка! - прошептал князю исправник.
Кашкин без смущения поднял на генерала смелый взгляд и сказал ему:
- Из крестьян я, ваше сиятельство. Мир меня упросил сказать вам, что уставную грамоту мы подписывать не будем!
- Как, указ царя не хотите исполнять? - негодующе закричал Астратион.
- Мы не будем больше на госпожу робить! Мы будем ждать истинной воли!
- Это что такое? - испуганно и растерянно оглянулся генерал на исправника. - Разве это не воля?
- Какая же это воля, без земли! - вразумительно сказал Кашкин.
- Ах, вот вы как! - разозлился князь и посулил: - Да знаете ли, что сюда солдаты идут! Засеку всех!
- О том известно; только попробуйте, ваше сиятельство, худо будет! - гордо выпрямился Кашкин. - Ваши наделы и уставные грамоты принимать не будем!
В эту пору дедка с пожарки протолкался-таки вперед и бухнулся в ноги генералу:
- Батюшка, смилуйся, зачитай-ка и мне золотую строку!
- Высечь бунтовщика! - совсем вышел из себя князь и указал полицейщикам на старика. Те, подхватив деда, повлекли его куда-то. Но тут заводские женки не утерпели и завопили:
- Смей только, окаянцы, наших мужиков тронуть! Попробуй, мы покажем тогда! Мы на рогачи вас поднимем!
И в самом деле, откуда только у них в руках появились рогачи, ухваты, кочерги. Они угрожающе кричали:
- Оставь деда! Глух и немощен он!
По площади прошло волнение, раздались выкрики:
- Не давай, братцы, наших бить!
- Громада, ратуйте! - закричал понявший все дед, и народ словно вихрем закружило. Кашкин с горщиками бросился на полицейщиков, отталкивая их от деда.
Генерал в страхе разглядывал мгновенно преобразившуюся толпу, не узнавая людей. И куда ни падал его взгляд, везде он встречал враждебные и решительные лица.
- Не будем на госпожу работать! - кричали кругом.
Чувствуя свою беспомощность, князь Астратион, опекаемый исправником и полицейщиками, дрожа от гнева, вернулся в демидовские покои.
Свою угрозу князь Астратион осуществил на другой день. К вечеру в Тагил пришла полурота солдат. Их разместили в Ключах, на Кержацком конце и в Гальянке, и там сразу начались переполох и суматоха. Обнаглевшие солдаты беззастенчиво без спроса ловили кур, поросят, резали их, и все шло в большой солдатский котел. Служивые приставали к приглянувшимся молодкам. На улицах стояли крик, визг и ругань. Отчаянно отбивались от назойливых вояк заводские женки. Полуротный поручик Ознобышев, пьяница с угреватым и неприятным лицом, на жалобы тагильцев только усмехался.
- Что, вкусили? Не хотели по-хорошему, отведаете плети! Постоем уморим! - грозил он.
Ни слезы женок, ни плач детей, ни просьбы степенных мужиков не доходили до его сердца.
- Разорят нас твои солдатишки! - пожаловался ему кержацкий наставник Назарий.
- А ты что думал, борода! На то и солдат, чтобы бить и зорить супостата отечества! - грубо перебил его поручик.
- Да нешто мы супостаты своему отечеству? - возмутился старик. - На рабочем да мужике отечество только и держится, лиходей!
- Ах, вот как заговорил! Высечь строптивого! - крикнул офицер вестовым.
- Батюшка, да за что же? - взмолился кержак.
- Высекут, там узнаешь, как разговаривать с господами! - Поручик указал на дверь. - Убрать немедленно и высечь!
Через минуту солдаты вытолкали старца и отхлестали. Однако кержак, не издав ни одного стона, только прикусил губу.
- Ишь ты, какой терпеливый и мстительный - и не застонал даже! - удивился солдат.
…В полдень заводских снова согнали на площадь. Против толпы замерли солдатские ряды. Вперед вышел князь Астратион. Обливаясь потом, к нему подбежал пан Кожуховский:
- На двух домнах идет выпуск чугуна. Прошу повременить, ваше сиятельство!
Но Астратион не пожелал ждать. Осмелевший в присутствии солдат, он быстро вошел в роль карателя.
- Шапки долой! - желчно закричал он толпе.
Нехотя и неторопливо заводские обнажили головы. Народ, понурясь, молчал.
- Выборных сюда, грамоту будем подписывать! - властно предложил князь.
Никто не отозвался. Глубокая тишина застыла над площадью.
- Что же вы молчите? - злобясь пуще, закричал генерал.
- Мы неграмотные и подписывать грамоты не можем! - сдержанно отозвался за всех Кашкин.
- Сечь буду! - рассвирепел князь. - Тебя первого исполосую!
- Не смей! - отозвался работный и оттолкнул полицейщика, протянувшего к нему руки. - Убирайтесь, пока не поздно, пока народ не обиделся!
- Как ты смеешь! - побагровел генерал и сам с плетью бросился на Кашкина, но тот не дремал и, проворно вырвав из рук князя плеть, забросил ее в толпу.
- Уходи, твое сиятельство, не ручаюсь за себя! - поднял он увесистые кулаки и стал наступать на князя. На обветренных скулах мужика перекатились тугие желваки. Работный скрипнул зубами: - Эх-х, берегись!..
Встретясь с напряженным, решительным взглядом работного, Астратион попятился.
- Бунт! Это бунт! - истерически закричал он. - Стрелять!
Сквозь шум и крики раздалась отрывистая команда поручика:
- Приготовиться!
- Так ты в русских людей стрелять удумал! - разозлились заводские женки. - Мужики, чего ждете! Бей злодеев!
В солдат полетели камни, поленья, куски руды. Вся площадь пришла в движение. Работные бросились к солдатам, хватали за штыки, вырывали их. Раздался залп, двое упали убитыми…
Первая пролитая кровь отрезвила людей. Толпа стала разбегаться, голосили женки, плакали дети. Толкая друг друга, люди спасались в огороды, в распахнутые дворы, скрывались за грудами руды.
Солдаты не преследовали разбегавшихся. Полицейщики схватили одного Кашкина и озлобленно скрутили ему на спине руки:
- Попался, окаянный! Погоди, разочтемся за твою брехню!