Актер залился смехом. Он упал на скамеечку, и его большой студенистый живот сотрясался от беззвучного смеха. Как паук, дрыгая тощими ножками в клетчатых панталонах, он взвизгивал:
- Ой, не могу! Ой, умру!..
- Да ты обезумел, вижу! - набросился на него Демидов.
- Ох, - задыхаясь от смеха, прошептал актер. - Очаровательная спинка, коса, а стан, стан…
- Да говори же, дьявол, что за баба?
- Ах, милый мой, в том-то и дело, что эта баба вовсе не баба, а дьякон вашей церкви! - размахивая руками в новом припадке смеха, выпалил актер.
Демидов густо покраснел:
- Тьфу, что за наваждение!
Савраска присмирел и вдруг серьезным тоном сказал:
- Да будет вам известно, мой милый: такие наваждения бывают только перед белой горячкой, что приключается с перепоя…
Утром Анатолий срочно потребовал к себе управляющего. Взволнованный Любимов вошел в опочивальню хозяина. Помятое лицо Демидова с покрасневшими глазами говорило о бессонной ночи. Застоявшийся запах табака и вина наполнял комнату. Господин сидел на кровати в одном белье, растрепанный и разбитый. Любимову стало жалко барича. Он неслышно прошел вперед, поклонился.
- Батюшка, пожалейте хоть немножко себя! - просяще глядя хозяину в глаза, мягко заговорил он. - Гоните прочь объедал да мазуриков. До хорошего не доведут сии пропойцы. И вина и добра не жаль для вас, но скорблю о вашем здоровье. Этак и жизнь отдадите ни за понюшку табаку!
- Молчи! - властно прикрикнул Демидов, но, тронутый сердечной теплотой, вдруг смягчился: - Что верно, то верно! Эти сучьи дети только на мое добро и зарятся! Но я и сам виновен. Что могу поделать, если в крови бродит беспокойство? - с горечью пожаловался Анатолий.
- Это верно, в юности в крови всегда бес бродит! - согласился Любимов. - Но только все же пожалейте себя.
- Эх! - вздохнул Анатолий. - Придет время, пожалею, а теперь потеху задумал. Хочу на охоту. Давай медвежью берлогу! На медведя, на медведя!
- Да что вы, батюшка! - отмахнулся управляющий. - Не смешите людей. Какая летом медвежья берлога? Летом зверь шастается, где ему вздумается. Зимой - другое дело!
- Хочу летом, а слово мое закон! - входя в обычное капризное настроение, настаивал на своем барич. - Иди, готовь егерей!
Управляющий уныло опустил голову, - он видел, что молодой хозяин настоит на своем.
"Что делать? С медведем - не с бабами шутки шутить!" - со страхом подумал Любимов и льстиво обратился к Анатолию:
- Ладно, господин, охота так охота! Только, скажем, уместно ли Демидову так просто охоту вести? Господская охота - большущая и благородная потеха! Ваш братец, егермейстер двора его величества, толк понимает в сем деле, и мы не можем потому ударить лицом в грязь. Нужны псы, егеря, охотники, рожки, - все чтобы во всей красе, господин! Прошу вас обождать день-другой. Все, все оборудую!
Баричу понравилась затея управляющего: и впрямь, господская охота должна быть обставлена величественно. Пусть в крае все помнят, как веселился Демидов! Анатолий успокоился, оживился и примирение сказал:
- Хорошо. Три дня даю сроку! Марш отсюда и исполняй приказанное!
Любимов не привык к такому обращению. Он всегда чувствовал себя хозяином на заводе, а тут его превратили в мальчишку и беспокоят по каждому капризу. Однако досада досадой, а надо приступать к делу! Он вышел на улицу под яркое солнышко и тихо побрел в контору.
"Шутка ли сказать, летом устроить медвежью охоту? Зверь сейчас в силе, озорник! Добро бы актеришку задрал или помещика-пропойцу Кабанова, за них никто не вступится, а случись что с барином, прощай тогда! - тревожно раздумывал он и представил себе эту страшную картину. - Да Анатолий Николаевич, поди, и стрелять толком не умеет!"
Он вызвал старого егеря и сокрушенно рассказал ему о своем беспокойстве.
Лохматый мужик почесал затылок, ухмыльнулся в бороду:
- Оно, безусловно, таким людям на медведя летом опасно ходить. А все же, так думаю, потеху для барина устроить можно. И прямо скажу, Александр Акинфиевич, повезло тебе. Раскошелиться только придется.
- Ты что ж, с господина своего содрать хочешь? - недовольно нахмурился Любимов.
- Ни вот столечко! - показывая на мизинец, выговорил егерь. - Тут расходы потребны на другое дело. По охотнику надо и медведя сыскать! - Мужик улыбнулся своей тайной думке и покрутил головой. - Ну и ну, есть подходящий! На такого медведя ступай без опаски, потому зверь самый веселый и безобидный!
- Ты что же, наговор знаешь? - пытливо уставился на него управляющий.
- А к чему здесь наговор, не пойму! - хитро сощурив глаза, светясь лукавством, сказал егерь. - Просто медведя надо купить. На счастье, в Половинке медвежатник остановился с ручным зверем. По окрестным ярмаркам бродит. Пожалеет сердягу на такое дело, ну да кто не позарится на сотню целковых!
- Да у тебя креста на шее нет! Подумать только, сто рублей! - рассердился Любимов.
- Дорого? Найдите дешевле! А жизнь барина во сколько целковых ценится? - с хитрецой спросил егерь.
- Жизнь господина бесценна, и на золото ее не купить! - вразумительно ответил управляющий.
- Ну, вот видишь! - строго сказал мужик. - Если так, поторопиться пора, а то медвежатник уйдет, и пиши пропало!
В тот же день Любимов и егерь уехали в Половинку. Там в избушечке вдовы отсыпался вожак, а в тени под навесом, закрыв морду лапами, распластавшись, дремал зверь. Егерь безбоязненно обошел Мишку, всмотрелся:
- Хорош Топтыгин! Ой, хорош! Ишь развалился, как хмельной мужик!
Они прошли в избушку и разбудили вожака. Долго тот не мог понять, чего от него хотят. Когда же перед ним выложили сто целковых, медвежатник разомлел.
- Ну как, продашь Мишку? - спросил Любимов.
Вожак жадно посмотрел на серебро, но промолчал. Угрюмо подумал и сказал:
- Беден, да не могу. Тварь лесная, а сдружился. Веселей вдвоем по свету бродить! - с ласковостью в голосе сказал он о звере.
- Бродить-то бродить, а документов нет! - злясь, пригрозил управляющий. - Гляди, набродяжничаешь, и тебя в клоповник уберут и друга твоего ухлопают. Подумай хорошенько!
- Жаль Мишку! - со слезами на глазах вымолвил медвежатник.
- Погоди! - смягчаясь, сказал Любимов. - Сухая ложка рот дерет!
Он вышел из лачуги, взял в экипаже штоф хмельного и вернулся.
- Хозяйка, нет ли у тебя закусить? - окликнул он вдову и поставил штоф на стол.
Из-за печки выбралась исхудалая бледная женщина, поклонилась гостю.
- Хлебец да картошечка!
- Давай сюда, чего уж лучше! - не сводя очарованных глаз со штофа, засуетился егерь. Ему поскорей хотелось пропустить маленькую. Он бережно взял зеленый штоф, посмотрел на свет и покрутил головой. - Эх, и до чего хорошая влага! Разрешите вскрыть? - не ожидая согласия, он натянул на ладонь рукав кафтана и с размаху ударил в донышко бутылки. Пулей выскочила затычка, сверкнули брызги сивухи.
- Дура, да разве ж можно такие капли терять! - хмуро выругался медвежатник. Он взял из рук егеря штоф и снова поставил на стол. Залюбовался им. - Эх, горе ты наше, горюшко! Из-за чего гибнет добрый человек? Из-за зелья проклятого! Нальем, хозяин!
Зеленая влага с бульканьем полилась в глиняные кружки. Любимов от вина отказался.
- Умно! - похвалил медвежатник. - Нам больше достанется. - Он с удовольствием стал тянуть хмельное. Опростав кружку, крякнул: - Ух, как добро! Спасибо, душу отвел!
Егерь и медвежатник пили и быстро хмелели.
- Продай, друг, Топтыгина! - обнял егерь вожака и полез целоваться с ним. - Сто рублей, брат, деньги! Дом купишь, женку заведешь, в люди выйдешь. А медведь что - зверь!
- Это верно, зверь! - согласился медвежатник. - Но то разумей, что другой зверь получше человека будет. Иной барин хоть и не зверь, а похлеще зверя лютого терзает мужика! Это как?..
Хмельной вожак долго хмурился, отказывался от продажи, но в конце концов его уломали. Пошатываясь, он вышел под навес и поднял зверя.
Медведь отряхнулся и добродушными глазками миролюбиво посмотрел на людей.
- Смышленый! - ласково сказал егерь, бесстрашно подошел к медведю и взялся за цепь.
У вожака на глазах блеснули слезы.
- Какой умница! - с тоской вымолвил он. - Третий год ходим, и ни одной шалости не сробил. Мишенька, голубчик мой! - Мужик растроганно обнял Топтыгина. - Прощай, друг, не обессудь, нужда заела…
Медведь поднялся на дыбки и стал лизать лицо вожаку. Зверь был матерый, сильный, красивый.
Егерь тряхнул головой. На душе у него стало тоскливо.
Между тем медведь, ласкаясь к вожаку, неожиданно сгреб с его головы гречушник и набросил на свою башку. Вслед за этим он неуклюже затопал, переваливаясь с боку на бок.
- Камаринского пляшет! Эй, дурачок ты мой, дурачок! - с укором сказал вожак. - И не знает, что его продали. Ведите живей со двора!
Егерь вынул из-за пазухи краюху и сунул медведю.
- Пошли, друг! - потянул он за цепь.
Зверь жадно ел, не трогаясь с места. Он поглядывал то на хозяина, то на егеря.
- Проводи немного. Пусть привыкнет к новым хозяевам! - попросил егерь.
Они вывели зверя на дорогу и повели за экипажем, в котором неторопливо ехал управляющий. Встревоженный запахом зверя, шустрый конек косился, фыркал и все норовил унестись в сторону.
Наступил день медвежьей охоты. Демидов обрядился в зеленый охотничий костюм. В руках он держал штуцер и, не скрываясь, любовался собою. К высокому крыльцу подали коляску. Анатолий и приятели его поспешно расселись. Сопровождаемый егерями, поезд тронулся к лесным трущобам…