"…и леший с ответами. Не до них." Руку дергает болью, ровно жилы бес теребит. Шабанов кривится, нетерпеливо смотрит на оставшиеся тюки. "Еще два. Скорей бы уж к берегу… там изба натоплена, зуйки каши наварили…"
Мысли путались, Шабанов не различал, где кончаются тимшины и начинаются сергеевы. Ни в бред, ни в кошмар не верилось - в кошмаре от боли слезы на глаза не наворачиваются. Впрочем, от Тимши разве что воспоминаний чуть-чуть, да говор старинный… Сергей он. Сергей!
Рядом со шнякой, распоров волну косым плавником, пронеслась серо-стальная торпеда. Хрустнуло, разлетаясь на щепки попавшее в акулью пасть весло. Вывернувшийся из рук валек ударил Тихона в грудь, бросил на дно шняки. К небу нелепо взметнулись обутые в бахилы ноги.
- Акулы! - охнул Иван, отпрянув от борта. В руку Суржина сам собой прыгнул тесак. Глаза напряженно буровили водную глубь.
- Коли на борт выметнется, - хрипло приказал он, - к другому кидайтесь - откренивать. Опружит шняку - никому не жить!
- Знаем, - буркнул Тихон.
"Опружит? - не сразу понял Сергей. - А-а, перевернет! Это да… Тогда уж точно - на корм…" В душе, холодным склизким червяком, зашевелился страх. Что теперь? Сидеть и ждать, сожрут или нет? В скользнувшую по обшивке ладонь ткнулось гладкое круглое древко.
"Это еще что? Багор?! Хар-рошая штука - багор!" Сергей сжал древко здоровой рукой и поднялся. Страх исчез, сменившись невесть откуда взявшимся азартом. "Не кошмар? Все по правде, да?! Проверим. Акулами меня пугать…"
Шабанов оперся коленом на борт. Распоротая крючком ладонь снова нырнула за борт.
- Что делаешь, олух? - взвыли за спиной… Сергей даже не обернулся.
"Ну где ты, стерва? Где?" - билось в мозгу.
Акула вынырнула из-под днища, внезапно и резко. Медвежьим капканом клацнули челюсти, и тварь скрылась из вида.
- Ку-уда?! - бешено гаркнул Сергей. Окровавленная тряпка зашлепала по воде.
Острый спинной плавник разрезал волну в полусотне метров от шняки. Акула разгонялась, на сей раз не собираясь упускать добычу.
- Опружит! Ей-богу опружит! - запричитал кто-то из Федосеевых.
У самого борта акула повернулась боком, взмыла над водой, опираясь на хвостовой плавник. Налитое хищной силой тело упруго изогнулось, готовое обрушиться на шняку… Сергей вскочил. С яростным ревом. Сейчас он расквитается! За все - за кошмары идиотские, за Воробья поганого… за хорошее, плохое и за три года вперед!
- Получай!
Кованый наконечник багра вонзился в жаберную щель.
На миг все замерло в напряженном равновесии - акула давила всей тяжестью, Сергей, уперев пятку древка в бедро, отчаянно сопротивлялся. Багор дрожал, гнулся, жалобно трещал.
Один миг. Долгий, как Вечность… Акулий оскал против человеческого, мертвящий взгляд агатовых глаз-пуговиц против яростно-голубого, опасного, как застигшая в тундре пурга…
Акула не выдержала первой. Судорожный рывок бросил ее прочь от шняки и страшного человека. Оставляя за собой багровую полосу крови она нырнула в глубину, в безопасность…
Сергей постоял еще немного и, уронив под ноги багор, опустился на банку. Дикая лють сменилась опустошенностю. "Какой там кошмар - все реально… и ничего не изменилось… та же шняка, те же поморы… дом где, я вас спрашиваю?!"
По телу пробегали волны обессиливающего озноба. В растревоженную руку хлестнуло очнувшеся болью.
- Шабановская порода, весь в отца, такой же бешеный, - уркнул Суржин, и непонятно, что преобладало в голосе - уважение или осуждение.
- На берег надо! - жалобно сказал Тихон. - Все равно на ярус не сядет ничего, или акулы рыбу обожрут…
- Эт-т верно… - вздохнул хозяин.
Оставшиеся тюки развивать не стали. Через несколько минут на волнах закачался отмечавший конец яруса буй, опустевшая шняка ходко побежала к становищу.
Суржин молчал до самого берега.
- Хороший ты парень, Тимша, - сказал он, когда под килем шняки заскрипел береговой песок. - Только не обессудь, в море я тебя больше не возьму. На тоню иди, по семгу…
Вот так? Запросто? Взял и выгнал? Позорище небывалое!
За что?! За то, что акулу прочь отогнал?
"Снова проклятый Тимша. Так и рвется наружу. Сгинь!"
Не сгинул - наоборот, отпихнул Сергея в темноту, в дальний уголок мозга. Рука моляще потянулась к Суржину, но тут же бессильно упала на колено.
- Полпромысла позади! Кто мне долю даст? Чем зимой мать кормить буду?! - горько спросил Шабанов.
- За полпромысла и получишь, - отрезал Суржин, вмиг напомнив, кто здесь хозяин. - Даже с лихвой. А в шняке моей бешеным места нету. Не хочешь конца промысла ждать - лопарей проси, пусть в Колу отвезут, а там, глядишь, и оказия в Умбу сыщется.
Конец разговору. Покрученнику с хозяином не поспоришь. Как жить-то теперь? Как людям в глаза смотреть?! В горле задавлено клокотнуло рыдание. Шабанов, не помня себя, побрел к берегу, грудь легла на обнажившийся по отливу валун, в мокрое от слез лицо плеснуло волной…
"Пусть плещет - подумают, что не слезы по щекам, а вода морская… одну соль от другой не отличить…
* * *
Волны накатывали, одна за одной, сбивая дыхание, вынуждая недовольно морщиться… Тимша отступил, жалобно всхлипнув напоследок. Осталась пустота.
"Надо бы встать, сколько валяться можно…"
- Серега! Слышь, Серега? Да что с тобой сегодня? Кончай дурить, а? - писклявый голосок настырничает, комаром над ухом зудит…
Шабанов неохотно разлепил веки… небо… чистое, ни облачка… мишуковская сопка с бело-ягельной проплешиной на вершине… залив… Солнце на востоке - дело к утру идет…
Сергей медленно повернул голову. Взгляд уткнулся в сидящего на толстом оранжевом борту надувнушки Веньку. Сокурсник напоминал потерявшегося щенка. Даже поскуливал с перепугу. Зажатый в кулаке черпак мелко дрожал, тяжелые капли срывались с брезентового донышка, падали на на обтянутые старенькими штанами колени… Венька не замечал.
- Серега! - почему-то шепотом позвал он. - Ты как? Я уж и по щекам бил, и воду лил, а ты…
Венька порывисто вздохнул. Шабанов улыбнулся.
"Дома! Никаких промыслов, никаких шняк… и никаких акул!!!" Сергей потер глаза - как бы со сна - на деле избавляясь от предательски выступивших слез.
Веньке рассказать? Не-е, такое рассказывать - прямая дорога в "дурку"… мозги лечить.
- Что "как"? Выспался я, - сообщил Шабанов, нарочито зевнув. - Ты-то чего делал? Где обещанные килограммовые?
Леушин сник - вопрос явно застал врасплох.
- Нету килограммовых… - промямлил он, - зато средненьких полрюкзака… И камбалюшек полтора десятка…
- Камбала, это хорошо, - с знанием дела согласился Шабанов. - Особенно, если в растительном масле сварить. Во рту тает!
Сергей предвкушающе облизнулся. Даже хотел блаженно зажмуриться, но передумал - не дай бог, снова в кошмар попадешь. Тело пробило ознобной волной - как жить? Хоть совсем не спи!
- С тобой точно все в порядке? - Венька никак не мог успокоиться.
- Да чего ты пристал?! - в сердцах огрызнулся Шабанов. - Что не так?
Обычно непробиваемый Леушин не выдержал.
- Все хорошо, да? - спросил он севшим от обиды голосом. Наполненный водой черпак полетел под ноги. - Почему ж тебя добудиться нельзя? Почему кричал, словно убивают? Кошмар, скажешь, да? И это из кошмаров?
Венька ткнул пальцем в серегину ладонь. Шабанов опустил взгляд - поперек ладони протянулась багровая полоса недавно зажившего шрама… Нет, даже не зажившего, а не сумевшего полностью проявиться. Не шрам - отпечаток, память тела.
Что на этот раз врать? Подсказал бы кто…
- Это не со мной - с тобой что-то! - ядовито бросил Шабанов. - Я ж еще зимой поранился! За полгода ни повязок, ни шрама увидеть не сумел? Тебе очки не купить?
От злости Венькино лицо аж красными пятнами покрылось.
- Себе купи! Неча из меня психа делать! И вообще… Якорь доставай, домой пора! Нарыбачились!
Шабанов угрюмо развернулся, потащил привязанный к носовому коушу шнур. Приспособленный вместо якоря здоровенный подшипник неохотно оторвался от илистого дна, чтобы в конце пути перевалиться через возмущенно скрипнувший борт.
- Уйди, - буркнул Шабанов сунувшемуся к веслам Леушину. - Сам догребу.
Радость от возвращения исчезла, как и не было. Рыбалка не удалась.