Из отчета лейтенанта Иванова 13-го: "Руль остался положенным лево на борт, т. к. подводной пробоиной затопило румпельное и рулевое отделения, была перебита вся рулевая проводка, управление машинами вследствие положения руля на борту было крайне затруднительно, и крейсер не мог следовать сигналу адмирала идти полным ходом за уходящими "Россией" и "Громобоем", ведущими бой с броненосными крейсерами японцев… Огонь нашего крейсера ослабевал".
Глупо было искать живых в рубках мостика. Иванов 13-й все же проверил их снова. Велико было удивление, когда в штурманской рубке он увидел лежащего капитана Салова:
- Михаил Степаныч, никак вы? Живы?
- Жив. Течет из меня, как из бочки. Всего осыпало этой проклятой шимозой… Осколки во - с орех!
- Так чего же не в лазарет?
- Сунься на палубу, попробуй, - сразу доконают…
Через открытую дверь Иванов 13-й показал в море:
- Вот они: "Такачихо" и "Нанива"… Что делать?
- Попробуй управляться машинами. Если удастся, круши их на таран, сволочей! Пусть мы вдребезги, но и они тоже…
Вихляясь из стороны в сторону разрушенным корпусом, почти неуправляемый, крейсер "Рюрик" хотел сокрушить борт противника, чтобы найти достойную смерть. Из отчета Иванова 13-го: "Попытка таранить была замечена неприятелем, и он без труда сохранил свое наивыгоднейшее положение…"
- Тогда… рви крейсер! - сказал ему Салов.
- Рано! "Россия" и "Громобой" идут на выручку…
"Рюрик" уже превратился в наковальню, на которую японские крейсера - все разом! - обрушили тяжесть своих орудийных молотов, чтобы из трех русских крейсеров добить хотя бы один.
* * *
Из рапорта адмирала К. П. Иессена: "Видя, что все японские крейсера сосредоточили огонь на одном "Рюрике", все последующее мое маневрирование имело исключительной целью дать "Рюрику" возможность исправить повреждения руля, при этом я отвлекал на себя огонь противника для прикрытия "Рюрика"… маневрируя впереди него, я дал ему возможность отойти по направлению к корейскому берегу мили на две".
Камимура заранее предчувствовал свой триумф:
- Обезьяна упала с дерева, но она снова сидит на его вершине и хохочет, - говорил Камимура. - Русским не уйти даже в Желтое море, где их добьет адмирал Уриу…
- Мина! Мина! Мина! - орали на мостике "Идзумо".
Вот этого японцы не ожидали: из последних боевых усилий последние минеры "Рюрика" выпустили последнюю торпеду, и она, бурля перед собой воду, прочертила гибельный след…
К великому сожалению, мимо "Идзумо"…
Из официальных отчетов японского командования о войне на море (37-38-й год эпохи Мэйдзи, III том): ""Рюрик" все еще продолжал доблестное сопротивление. С наших судов сыпался на него град снарядов, оба мостика были сбиты, мачты повалены, не было живого места… на верхней палубе команды убиты или ранены, орудия разбиты, и могли действовать лишь несколько штук. Четыре котла были разбиты, из них валил пар… крейсер понемногу садился (в море) кормою".
"Рюрик" вписывался в историю, как и крейсер "Варяг":
Прощайте, товарищи, с богом - ура!
Кипящее море под нами.
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага…
* * *
"Громобою" досталось крепко! Даже писать страшно…
Сначала рвануло на фок-мачте площадку фор-марса, где сидели мичман Татаринов и 12 матросов. Со страшной высоты мостик крейсера осыпало кусками человечины, к ногам Дабича упало плечо с эполетом мичмана. В бою разорвало святыню корабля - его кормовой флаг, от часового осталась лишь нижняя половина тела; флаг заменили новым, и до конца боя часовые менялись на посту, заведомо зная, что больше трех минут им у флага не выстоять - все равно укокошат…
- Держаться! - слышались призывы, одинаковые что возле орудий, что подле котельных жаровень. - Братишки, не посрамим чести русского матроса… Бей Кикимору! Лупи Карамору!
Смерть уродовала всех подряд, не разбирая чинов и титулов. На корме "Громобоя" полегло сразу полсотни матросов и офицеров - труп на трупе. Людей разрывало в куски, они сгорали заживо в нижних отсеках, обваривались паром и кипятком, но сила духа оставалась прежней - победоносной. Капитан 1-го ранга Николай Дмитриевич Дабич держался молодецки. Пучки острых осколков врезались под "гриб" боевой рубки, два осколка поразили командира - в бок и в голову. Его утащили вниз, едва живого. Дабича замещал старший офицер кавторанг Виноградский. Минут через двадцать сигнальщики замечают:
- Бежит как настеганный… Носа не видать!
Дабич с головой, замотанной бинтами, взбежал на мостик:
- Ну, слава богу, я снова на месте…
Вторичным взрывом подле него убило пять человек, и его вторично отнесли в каюту - замертво. Виноградский продолжал вести крейсер. Не прошло и получаса, как - глядь! - Дабич ползет по трапу на мостик - на четвереньках.
- Николай Дмитрич! - даже обиделся Виноградский. - Или не доверяете мне? Вас же отвели в каюту, лежали бы…
Семнадцать ранений подряд выпустили из Дабича всю кровь, но свой офицерский долг он исполнил до конца.
- Не сердитесь, голубчик, - отвечал Дабич. - Нет у меня каюты. Разнесло ее вдребезги. Вот я и решил, что лучше мостика нет места на свете…
Из интервью Н. Д. Дабича для газет: "Вы не можете представить, как во время боя притупляются нервы. Сама природа, кажется, заботится о том, чтобы все это человек перенес. Смотришь на палубу: валяются руки, ноги, черепа без глаз, без покровов, словно в анатомическом театре, и проходишь мимо почти равнодушно, потому что весь горишь единым желанием - победы! Мне пришлось остаться на ногах до последней минуты".
Уже никто на "Громобое" не боялся смерти, и потому, когда умирающий лейтенант Болотников начал кричать:
- Я жить хочу! Спасите меня! - это произвело на всех потрясающее впечатление, ибо о жизни никто не думал.
Время: 06.38. Русский флагман снова геройски развернул крейсера на защиту погибавшего собрата "Рюрика".
* * *
Началась самая убийственная фаза боя - невыгодная для нас и очень выгодная для японцев. "Россия" и "Громобой" на коротких галсах пытались заградить "Рюрик", подставляя под огонь свои борта, а Камимура с ближних дистанций действовал "анфиладным" (продольным) огнем. В носовых погребах "России" возник пожар такой силы, что пламя струями било изо всех щелей, срывая железные двери отсеков, красными бивнями оно вырывалось из иллюминаторов, как из пушек. Мостик и рубки флагмана оказались в центре пожара, все командование - во главе с адмиралом - чуть не сгорело. Люди были окружены огнем с четырех сторон (переборок), а над ними горела пятая плоскость - потолок. Полыхала краска! Этот чудовищный вулкан работал минут пять, пока в погребах не выгорели все пороховые кокоры, и тогда в еще раскаленную атмосферу снова проникли люди, забивая остатки пламени… "Россия" уже лишилась трех дымовых труб, отчего котлы задыхались без тяги, скорость крейсера уменьшалась с каждой потерянной трубой. В эти гибельные моменты Камимура запоздал с поворотом, и потому его крейсера оказались немного южнее наших.
Это случилось на отметке в 07.12, и на флагмане многим показалось, что "Рюрик" ожил машинами, задвигав рулями, готовый следовать в едином строю. Иессен скомандовал:
- Поднять сигнал: "Полный ход… Владивосток!"
Полумертвый корабль вдруг отрепетовал (повторил) сигнал адмирала, что значило: я вас понял.
- Ответил! Ей-ей, справится… еще покажет!
- Следить за буруном "Рюрика", - велел Андреев.
- Есть бурун… есть, - радовались матросы, и все офицеры вскинули бинокли. - Да, пошел с буруном, слава богу!
Иессен решил, что ждать более нельзя:
- Пока Камимура отошел к южным румбам, нам сам бог велел оторваться от него к норду… прибавить оборотов!
Поворот был завершен в 07.20, но "Рюрик" снова отстал, а Камимура уже нагонял уходящие крейсера. Ничего не оставалось, как снова вернуться на защиту "Рюрика", который в это время беспомощно разворачивало носом в открытое море.
- Еще сигнал: "Следовать во Владивосток!"
"Рюрик" вторично отрепетовал адмиралу флагами, но с места не сдвинулся. Иессен сильно страдал от ожогов.
- Что будем делать, Андрей Порфирьич?
- Выход один, - отвечал Андреев. - Если отвлечем крейсера Камимуры на себя, "Рюрик" остается со слабейшими - "Нанива" и "Такачихо". Поторопимся к нордовым румбам, пока Камимура не захлопнул это последнее "окошко"…
"Россия" и "Громобой" легли на курс в 300 градусов.
Крейсера Камимуры сразу же ринулись за ними в погоню.
Японцы шли мористее, ближе к востоку, явно желая оттеснить наши корабли к корейским берегам - прямо на камни!
Противники лежали на параллельных курсах.
Два часа длилась погоня, и два часа подряд наши крейсера отбивались из последних орудий (а комендоры тем временем разбирали на части поврежденные пушки, чтобы добыть детали для ремонта разрушенных орудий). Боясь быть прижатыми к берегу, Андреев и Дабич время от времени отворачивали свои крейсера вправо, умышленно идя на сближение с японцами, и в таких случаях Камимура не рисковал - он отходил еще дальше в открытое море, чтобы избежать попаданий.
После девяти часов утра японские крейсера ввели в бой всю артиллерию, чтобы покончить с "Россией" и "Громобоем", и, казалось, от наших кораблей сейчас останутся на воде пузыри. Но на отметке в 09.50 случилось неожиданное: в наступившей тишине над мостиком "России" прогудел последний снаряд.
- Кажется, это лебединая песня Камимуры!