- Объявляю всем вам волю его императорского величества, которая да будет для всех нас священна… Кто может, тот прорвется, - подлинные слова Витгефта, вошедшие в протокол. - При аварийных ситуациях никого не ждать. При гибели кораблей никого не спасать, чтобы не задерживать общее движение эскадры… При сильном сопротивлении противника на генеральном курсе к Владивостоку разрешается отойти в порты нейтральных государств, даже если это грозит интернированием и разоружением. Но, - заключил Витгефт уже твердым голосом, входя в главную роль этого чудовищного спектакля, - ни в коем случае обратно в Порт-Артур никому не возвращаться…
В порту горели цистерны с машинным маслом, черный ядовитый дым окутывал эскадру, из этого непроницаемого облака русские броненосцы ритмично выплескивали струи ответных залпов, громя перекидным огнем - через горы! - батареи противника… "Пересвет" дважды вздрогнул от попаданий, а "Ретвизан" получил пробоину ниже ватерлинии, его низы жадно поглощали забортную воду - тонну за тонной. Но желание сразиться с эскадрою Того было так велико в команде, что эту пробоину на скорую руку залатали железом и деревяшками:
- Где наша не пропадала! Пойдем с заплаткою…
Владивосток казался людям теперь волшебною сказкой, городом надежды и счастья. Правда, находились и скеп - тики:
- В июне уже пробовали, да назад раком пятились. Ничего у нас не получится! Надо дождаться прихода балтийцев Зиновия Рожественского, и тогда можно смело вылезать из этой берлоги… Или мало мы тут пузырей на воде оставили?
- Так лучше пузырь! - отвечали маловерам. - Кто и булькнет, не без этого, на то и жизнь морская… Или лучше в этой могиле вытянуться в стельку да лежать руки по швам?
Адмирал Витгефт заранее попрощался с сыном, который в чине мичмана служил в десантной роте Квантунского экипажа, уже израненный, трижды награжденный за отвагу.
- Прощай, Володя. Может, и не увидимся. Какая б ни была кончина моя, напиши маме, что смерть моя была легкой…
* * *
Чем выше положение полководца, тем более удален он от опасности. На флоте иначе: чем выше положение адмирала, тем выше он поднят над мостиком флагмана, открытый для противника в большей степени, нежели его подчиненные, укрытые броней. Генералам не надо ходить в атаки, зато адмиралы ведут корабли сами, обязанные увлекать экипажи своим личным примером, личным бесстрашием. Потому-то солдаты и говорят - нас послали, а матросы говорят - нас повели!
Значит, от личного поведения Витгефта зависит сейчас судьба всей эскадры. Хэйхатиро Того остался с кораблями у Эллиота, распорядившись, чтобы адмирал Камимура не пропустил возле Цусимы владивостокские крейсера.
- Ни в коем случае! - настаивал он.
Камимура не хотел снова расстилать красную циновку.
* * *
Свершилось! Наконец-то в Петербурге оценили кавторанга Хлодовского как надо. Скрыдлов поздравил его:
- Вас отзывают с крейсеров в Главный морской штаб, и я от души радуюсь вместе с вами, Николай Николаич. Вас ожидает любимая работа на благо русского флота, о какой вы давно мечтали. Можете сразу заказывать билет до Петербурга.
Хлодовский выглядел респектабельно, при галстуке-бабочке, как у актера, пушистые бакенбарды красиво обрамляли его симпатичное лицо. Он справился с волнением:
- Билет я, конечно, куплю… на пятое, скажем, августа, дабы не лишать себя счастья свершить на "Рюрике" еще один боевой выход. Поверьте, я не могу оставить свой крейсер, когда события у Порт-Артура назревают вроде нарыва.
- Нарыв скоро лопнет, - мрачно ответил Скрыдлов. - А я бы на вашем месте не впадал в крайности этой ли - рики.
- Для меня это не лирика, а вопрос чести…
После выхода в океан на крейсера было страшно смотреть. Вернулись с рыжими, обгоревшими трубами, словно побывали на пожаре. Борта "поседели" от потеков засохшей соли. Палубы осыпало изгарью котлов и сажей. Потрясло достаточно, теперь крейсера нуждались в ремонте. На "Рюрике" потекли холодильники. "Громобой" обнаружил дефекты в рулевом управлении, а на "России" сломался клинкет (задвижка) в паропроводах, отчего из 32 котлов флагмана неожиданно могли отказать сразу четыре котла. Предстояла большая работа. Наконец, просто выспаться, просто погулять - это ведь тоже надо…
Панафидин снова коснулся смычком виолончели!
- Не знаю, что случилось с руками, - жаловался он. - Смычок не идет по грифу, а пальцы словно деревянные…
Вечером он навестил бал в Морском собрании, но танцевать стеснялся, и был даже рад, когда рюриковские бароны Курт Штакельберг и Кесарь Шиллинг залучили его в ресторан. Курляндцы были чудаками порядочными, но ребята славные. Штакельберг делал вид, что он тонкий знаток вин.
- Рекомендую бордо, не знавшее солнца Гароны, или вот этот мускат-люнель, разлитый по бутылкам в Тамбове.
- У меня выбор гораздо лучше, - настаивал гигант Шиллинг, подстриженный ежиком, словно уличный городовой. - Попробуй мадеру из города Кашина, славного святыми угодниками… Заодно блесни перед нами, Сережа! Скажи что-нибудь по-японски.
- Домо аригато, - сказал Панафидин.
"Никита Пустосвят" был настроен трепливо:
- Дама и рыгато? Перетолмачь на язык родных осин.
- Пожалуйста: "домо аригато" - "благодарю вас"…
Бароны ушли танцевать. Наплывы бальной музыки тревожили воображение, и Панафидин нечаянно вспомнил ту прекрасную женщину, которая недавно в кафе Адмиральского сада скромно пила ледяной лимонад. Тут к мичману подсел осунувшийся каперанг Стемман, жующий пирожок.
- Давненько не виделись, Сергей Николаич. Вы еще не жалеете, что променяли "Богатыря" на "Рюрика"?
- Да нет, Александр Федорович, пока все хорошо…
- Поздравляю. У вас ходовая вахта где?
- Мостик.
- А боевая?
- Второй пушечный каземат правого борта…
Стемман аккуратно доел хрустящий пирожок.
- Порт-Артур обречен, - неожиданно произнес он, переходя на шепот. - Судя по всему, нашим крейсерам скоро предстоит встреча с эскадрою Вильгельма Карловича Витгефта.
- Где?
- Боюсь, опять возле Цусимы… место тяжкое! Два узких пролива, слева Корея, справа Япония, а до Владивостока еще винтить и винтить. Кажется, в штабе Скрыдлова уже планируют - и рандеву, и характер встречи. За наши крейсера можно быть спокойным, а вот Витгефт… выдержит ли он бой?
Для всех на "Рюрике" было неожиданно, когда вечером кавторанг Хлодовский показал билет на поезд до Петер - бурга.
- Но за мною еще один поход… последний! - сказал он. - Я пойду в море с этим билетом в кармане. После меня хлопотную должность старшего офицера, очевидно, займете вы, Николай Исхакович, - сказал он минеру Зенилову, - или вы, Константин Петрович, - кивнул он лейтенанту Иванову 13-му.
Хлодовский как будто предвидел свою судьбу!
* * *
В проводах, безжалостно оборванных у Инкоу, уже звенела трагедийная нота, а выход эскадры из Порт-Артура становился неизбежен… Скрыдлов развил бурную деятельность.
- Времени нет, нет времени! - суетился он. - Если уж нельзя форсировать ремонт крейсеров, значит, надо его сворачивать. Какие механизмы разобраны, быстро собрать. Что там на "России"? Клинкет паропровода? Ладно, как-нибудь пронесет… Главное - быстро! Чтобы в любую минуту бригада могла выйти в точку рандеву с эскадрою Витгефта.
- А где она, эта точка? - спрашивали каперанги.
- Пока… сам не знаю, - отвечал Скрыдлов.
Он телеграфировал наместнику, что крейсера Владивостока готовы отвлечь на себя эскадру адмирала Камимуры. "Для успеха, - сообщал Скрыдлов, - мне КРАЙНЕ ВАЖНО знать время выхода адмирала Витгефта" (ибо координация действий необходима как воздух). Алексеев отвечал, что о выходе Витгефта известит сразу же, как только будет извещен об этом сам.
- Он меня известит, когда сам узнает, - ворчал Скрыдлов. - А если его вообще не известят? Такое ведь тоже возможно…
Все в жизни объяснимо, и только поведение Скрыдлова остается необъяснимым. История уже сняла с него придирчивые упреки за то, что он не рискнул прорваться в Порт-Артур. Но почему адмирал и теперь оставался на берегу?
Все надеялись, что уж сейчас-то, когда решается судьба Порт-Артурской эскадры, он по праву займет место на мостике "России", чтобы, соединясь с эскадрою Витгефта, возглавить весь флот…
Но этого не случилось. Николай Илларионович предпочел за лучшее пересидеть в своем кабинете на Светланской улице. Безобразова он тоже пощадил, сказав ему:
- Крейсера поведет Карл Петрович Иессен…
С календарей, как отсохший лист с дерева, слетела еще одна страница и открылась новая - 28 июля 1904 года.
- Будем ждать сигнала от наместника, - сказал Скрыдлов и сложил на животе руки, как старая бабка на завалинке, которая все в жизни уже сделала, теперь остается последнее - не прохлопать трубного гласа, зовущего ее в лучший мир.