* * *
Ночью "Рюрик" выдохся машинами заодно с кочегарами и стал давать лишь 13 узлов. Но все оценили подвиг машинной команды и дружно качали пожилого Ивана Ивановича Иванова, крейсерского инженера-механика, который потом сознался:
- Сколько лет на флоте служу, а плавать не научился. Выдерни из-под меня японцы палубу родного крейсера, и я - покойник, а моя женушка - вдовою на пенсии… Вам-то, молодым, на все еще наплевать! А мне, старику, думается…
Средь ночи крейсера вошли прямо в грозу, теплые шумящие ливни обмыли их палубы, и казалось, они сняли избыток напряжения с людей и металла. Все стали позевывать:
- Уж я как завалюсь во Владивостоке на свою "казенную", так меня никакой боцманюга не добудится…
Утром крейсера встретили в море громадину английского сухогруза "Чельтенхэм", и вахтенные офицеры на мостиках торопливо листали справочники Ллойда… Нашли, что надо:
- Шесть тысяч тонн, работает на японцев от лондонской фирмы "Доксфорд"… Еще до начала войны обслуживал японскую армию крейсерами до Чемульпо и Фузана. Будем брать!
"Призовая партия" обнаружила в трюмах "британца" важные стратегические грузы, ценное оборудование для железной дороги Сеул - Чемульпо (которая строилась японцами рекордными темпами, даже по ночам - при свете факелов)… Стуча на трапах прикладами карабинов, на борт "Чельтенхэма" уже высаживались сорок русских матросов. Капитан попался с поличным, но еще огрызался, протестуя:
- Это насилие, это пиратский акт, мир вас осудит…
- Ну ладно, кэп. У нас в Петербурге тоже есть профессура международного права, они разберутся… Откуда у вас такое чудесное дерево в шпалах? Это никак не японское.
- Американское, - был вынужден признать капитан…
Подвывая сиренами, крейсера вошли в Золотой Рог.
Владивосток распахнул им свои жаркие объятия…
Но командиры крейсеров имели немало претензий к штабу, который спланировал операцию наугад, и могло случиться, что ни один из трех кораблей не вернулся бы обратно. Особенно возмущало заслуженных каперангов, что их боевые отчеты будет теперь "редактировать" кавторанг Кладо.
Командир "России" Андреев, и без того нервный, вернулся от Цусимы, благоухая валерьянкой, словно пьяница застарелым перегаром.
- Если боевые действия моего крейсера складывались в условиях морского театра, то как же можно исправлять их посторонним людям в условиях тылового берега? Эдак вы скоро не только редактора, но и режиссера навяжете бри - гаде.
Скрыдлов сказал, что ему плевать на все бумаги, но, к сожалению, бумагам придают большое значение там:
- На чердаках великой империи! Что вы, Андрей Порфирьевич, на меня взъелись? Кладо не зарежет вас. Что-то исправит, где-то цитатку научную добавит, что-то и вычеркнет, и ваш сухой казенный отчет, глядишь, заиграет всеми красками.
- Я вот ему заиграю, - обещал Андреев…
Трусов помалкивал за свой "Рюрик", но в беседу круто вломился Николай Дмитриевич Дабич, командир "Громобоя":
- Когда я, очевидец, пишу отчет, это история подлинная. Если же ее пропустить через жернова теорий господина Кладо, она становится историей официальной. Между ними большая разница: правда истинная и правда надуманная… Уж вы, Николай Илларионович, скажите просто: завезли этот клад на край света, а теперь сами не знаете, куда бы его при - строить.
Скрыдлов ссориться ни с кем не хотел:
- Да не обижайтесь вы на меня, старика… Куда я дену этот клад? Он же, сами знаете, в авторитетах ходит, его и начальство, и сам Суворин всего облизал. Тронь такого - он скользкий, вывернется, а мы виноваты останемся.
При встрече с командирами крейсеров Кладо подверг их суровой критике; скромно, но с важным достоинством он обвинил их в том, что они "драпали" от крейсеров Ками - муры:
- А почему бы вам не принять честного боя? Куда делись лучшие боевые традиции императорского флота?
Евгений Александрович Трусов не стерпел:
- Вы сначала побывайте там, откуда мы вернулись, а потом уж рассуждайте, как спасаться на берегу, когда в море беда. Сколько было нас, и сколько было японцев, сколько давал узлов Камимура, и сколько могли мы выжать… Вы это учитывайте!
Тут Андреев дернулся вперед и дал Кладо пощечину.
- За что? - удивился тот.
- Редактору… от автора! - отвечал Андреев.
А скоро "благодарная" общественность Владивостока поднесла кавторангу Кладо "именное" оружие. Деньги на подарок собирали по подписке. Среди прочих внес четыре рубля и доктор Парчевский. Именное оружие вручали в здании городской думы.
Так война породила еще одного героя!
* * *
Наконец в печати был обнародован список награжденных офицеров и матросов бригады владивостокских крейсеров, но в этом списке отсутствовало имя нашего мичмана… Панафидин сначала даже не сообразил, что произошло, а когда понял, то стыдился смотреть людям в глаза. Только своему кузену Плазовскому он высказал все, что думал:
- Было бы непристойно и глупо спрашивать, почему меня обошли. Ты, юрист, скажи, где законная правда жизни?
- Закон и правда жизни - два различных понятия, которые взаимно истребляют друг друга. Советую забыть оскорбление и служить, как служил раньше: честно и свято!
- Честно и свято, - переживал Панафидин. - Но где же самая примитивная справедливость? Разве я не делал все, что положено военному человеку? Разве я не старался?..
На Алеутскую он больше не пошел, не поехал и на дачу к Парчевским; мичмана угнетал такой позор, будто его заклеймили всеобщим поруганием. И стало совсем невмоготу, когда он узнал, что Игорь Житецкий получил Станислава 3‑й степени… За что? Этой каверзы было уже не снести, и он решил поговорить с капитаном 1-го ранга Трусовым:
- О себе и своих обидах я готов бы молчать. Но теперь я совсем ничего не понимаю: орден Станислава, к которому я был представлен, получил человек, спокойно сидевший на бе - ре - гу и занимавшийся болтовней на всякие отвлеченные темы…
Трусов тоже не скрывал своего возмущения:
- Я сам не разумею, как это могло случиться. Может, у вас какие-то грехи, о которых мне неизвестно?
- Один мой грех - играю на виолончели…
Трусов обратился за разъяснениями к Безобразову.
- Я не знаю, кто вычеркнул Панафидина из наградных списков, - сказал тот, - но смею заверить вас честным словом, что мичмана Житецкого никто из нас к ордену не представлял.
Трусов обратился к Скрыдлову, прося командующего флотом объяснить, как это могло случиться, что один мичман, торчавший на берегу, сделался кавалером:
- А другой мичман, "табанивший" на крейсерах вахту за вахтой, остался, как говорят цыганки, при своих интересах.
Скрыдлов мрачно взирал на командира "Рюрика":
- Поверьте, в списках на представление к орденам флот Житецкого не учитывал. Житецкий получил Станислава по личной протекции инспектрисы женской гимназии имени цесаревича.
- Какое же отношение к флоту эта стерва имеет?
- Да никакого! - обозлился Скрыдлов. - Но ее дьявол сильнее нашего дьявола. Она сохранила давние связи с Петербургом, награждение Житецкого поддержал и Кладо… Сами знаете, своего теленка и корова оближет. Они там спелись, сравнивая нашу русскую отсталость с передовым опытом иностранных флотов.