Уж коли в пляс пускался Грицько, не было ему равных, а за ним следовали и другие. К отряду их, прибивалось немалое число запорожских казаков. Все, как "браты ридные" – роста среднего, плечистые, сильные, округлые и от летнего степного солнца смуглые. Казаки с мужественной осанкой, роскошными "оселедцами" на темени, длинными усами, меховыми залихватскими шапками на голове и все как один с трубкой, постоянно дымящейся. Люлька для казака первая вещь! Бывалочи, принесет в Пасху казак пасочку из церкви, поставит ее на стол, а сам – скорее смоктать свою люльку. "Ну-ка, сынки, беритесь за трубки, пасха постоит, а поросенку уже палач не страшен". "Люлька для казака, как и сабля – родная сестра, искренняя подруга его: он как сел на коня, сейчас же зажег трубку и так много верст, все курит изо рта ее не выпуская. Казаки с незнакомцами – мрачные, изучающий взгляд исподлобья, зато с приятелями – нет задорней товарищей! Смерть казака чаще стерегла на войне, либо от ранений после, а не от болезней. Так, от лихорадки они пили водку с золой или порохом, для заживления ран прикладывали растертую со слюной на руке землю, или лепешку из муки с медом, либо посыпали пеплом. А простуды, так и вовсе не ведали. Мясо горячее с костра, да с "хреновиной", либо "сальца с чяснычком" под горилочку, иль горячего вина с перцем – и… духу оного – боялась простуда! В Сечи было много настоящих богатырей, и поговаривали, жил среди них Дунайский казак. О нем сказывали, что тот был такой сильный, что когда причащался, то несколько человек поддерживали священника, чтобы он не упал от духа богатыря! Как только тот выдохнет – человек с ног упадет! Иные казаки на спор, на едином дыхании, выпивали ведерный "глэчик" вина. Некая смесь добродетелей и пороков: безжалостные к врагам, они были истинными братами в отношениях друг с другом; хищные к имуществу басурман, могли казнить сотоварища за обычную мелкую кражу, трубки, кнута или подковы. Личная их свобода – основа, и лучше – смерть, чем позорное рабство! При этом – глубоко уважали старых воинов и военачальников всех "степеней". Умеренность и изобретательность, бескорыстие в дружбе, которую высоко ценили в Подунавье. Тут, любой желающий мог жить в отряде Михея, без каких-либо вопросов или благодарности за гостеприимство. Никто, не смел сказать: "Ты хлеб ешь зря". Приезжай, воткни в землю копье, подвесь саблю, помолись Богу. При наличии денег, купи вина и угости товарищей. Давали поесть казаку и чарку, предлагали отдохнуть с дороги, а потом спрашивали: "Кто таков, не ищешь ли занятие по душе?" Предлагали присоединиться, чтоб врагов топтать.
О храбрости дунайских казаков турецкий султан сказал: "Когда близлежащие дворянства на мя возстають, я на обе уши сплю, а о казаках должен единственным ухом слушать". А летописец казацкий по этому поводу отмечает: "В мире жить никогда не хотят, но когда в земле их мир объявлен будет, то самовольно идут на помощь другим царствам, и ради малой пользы большую нужду принимают, море переплывать дерзают в однодеревних судах". Сами казаки о своей храбрости говорили: "Мы всегда тепло, храбро и мужественно страны плохих распахивали и опустошали"… "Обычаи у казаков странные, поступки хитры, а язык и выдумки острые и больше на насмешку похожи". Этой чертой характера казаков объясняются те удивительные прозвища, которые они давали новичкам, приходившим в отряд. Будучи любителями песен, дум и музыки, дунайцы любили послушать изредка попадавших сюда баянов, кобзарей – певцов казацких подвигов. Недолго жил в отряде у них такой, врачевал раненых, разведал в крепости о невольниках. Кобза, – придумана Богом, как говаривал этот кобзарь, она – мне жена верная: "Струны мои золоченые, грайте мне тихэсенько, хай казак не сумуе, та й беду забуде…" Говорили, что умирая в дикой степи от "безводья и бесхлебья", кобзарь тот спрашивал кобзу: "Ай, где же мне тебя деть? Во чистом поле спалить, а пепел по ветру пустить, аль на могиле положить?" Запорожские казаки – воины, также часто останавливались в нашем отряде и создавали неописуемые хлопоты турецкому гарнизону. Словно о наших героях – казаках, было сложено:
"…Там себе пьет-гуляет,
Поле Килийское славит-прославляет:
"Ой, ты, поле Килийское!
Чтоб ты и зиму, и лето зеленело
За то, что меня в злую годину пригрело!
Дай же, боже, чтоб казаки пили да гуляли,
Ни о чем не горевали,
Больше моей добычу брали,
Злого недруга под ноги топтали!"
Слава не умрет, не поляжет
Отныне до века!
Даруй, боже, на многие лета!"("Дума про казака Голоту").
Напрасно турки устраивали публичные казни и прочие устрашающие акции. Неуловимый отряд наносил существенный урон живой силе турок и значительно сокращал ясык и дань отобранную янычарами у населения.
3. Килийская крепость
"О, Килия! В пыли твоих дорог -
Века влачились, время протекало!
Умчались войны, полчища врагов…
Им вопреки, еще цветущей стала!
Семья твоих народов – велика,
Дружна, трудолюбива, боевита!
Порой – свободы планка высока.
Твоих героев память – не забыта!
Древним градом Украины слывет -
Жаль, за это нет тебе награды!
Дунай седой – в волнах несет
Источник жизни – воду в сады…(М.Большаков "Килия – судьба моя!", "Килийская рапсодия").
До описываемых событий, здесь проходили рубежи евразийских империй и государств: Древней Эллады, Римской империи, Византии, Болгарского царства, Киевской Руси, Золотой Орды, Генуи, Молдавского княжества и Османской империи. Этот поверхностный исторический экскурс, необходим для понимания непростой, сложившейся в регионе ситуации и межнациональных отношений. По легенде, на этих обильно политых кровью землях, в свое время, происходила и наша история. Султан лично напутствовал в свое время Омар-бея – наместника крепости Кили, – беречь и рачительно хозяйствовать на этих плодороднейших землях, границ великой Османской империи в Буджакской степи. Крепость Килийская, сооруженная на крутом повороте Дуная, почти у самого его устья, по тем временам была почти неприступной. Здесь, на самом повороте реки высилась башня с маяком Фанар-кале. Она соединялась с крепостью двойной стеной. Стены крепости со стороны Дуная с очень быстрым течением – двойные, а по суше – тройные. Двадцать больших пушек главного бастиона и угловой башни, делало крепость неуязвимой для неприятеля. Красная кирпичная башня Кизил-кале, располагалась в середине южного фасада. В ней находился штаб крепости – комендантская. Северо-запад крепости увенчался угловой башней Ясса-кале. Именно в ней турки хранили свой неприкосновенный запас хлеба и продовольствия на случай осады крепости. С северо-востока, завершала сеть "высотных башень" Зиндам-кале. В ее подземельях была оборудована тюрьма с пыточной камерой. На территории цитадели крепости располагались казармы, мечеть, склады, пороховой погреб и арсенал, лазарет, лавки, дома военных начальников и служителей мечети, шумели богатые базары.
За цитаделью располагалась "большая крепость", где жили янычары и их большие семьи, за счет поборов и дани с местного населения.
Здесь же имелись несколько роскошных турецких бань. Центральная – огромная, со свинцовой крышей, с несколькими парными, бассейнами горячей и холодной воды, с массажистами и даже с мечетью в юго-восточном углу. Женщинам в эти бани вход был воспрещён, а для сластолюбивых мусульман-мужчин – предназначались холёные, упитанные мужчины и нежные, послушные мальчики.
Все башни крепости, пристань, причалы и близлежащие острова, противоположный берег Дуная, были объединены подземными ходами.
Их причудливые лабиринты знали полностью только избранные и охранялись они немыми воинами. Эта сеть подземных ходов – коммуникаций, позволяла при окружении крепости, наносить внезапные удары по противнику. В мирное время ходы обеспечивали мобильность руководства отдаленными объектами крепости, оборонительных и прочих важных сооружений. За территорией большой крепости, в плавнях, в куренях и хижинах жили несколько тысяч райя – крестьян, занимавшихся выращиванием скота, хлеба, овощей и рыбной ловлей. Это были русы, казаки, молдаване, волохи. Они батрачили на турецких военных поселенцев – тимариотов, исправно платили дань – около сотни налогов, повинностей и поборов. Однако, при этом никогда не отказывались обеспечить продовольствием своих защитников, отряд Михея Булавы.
Далеко за пределами Силистринского санджака, куда относилась Килия, славились красой своей и трудолюбием местные женщины, а мужчины – ремеслами, выносливостью и трудно скрываемой ненавистью к иноверцам – поработителям. За это, многие из них попадали в рабство. Турки беспардонно собирали "Дань крови" – красивых девочек – в гаремы, сильных и здоровых мальчиков – в янычарские питомники. Невольничий рынок Килийщины – процветал. Его устраивали, как в большой крепости с наиболее "ценным товаром" – молодыми, здоровыми и красивыми рабами, так и за территорией крепости, с прочими невольниками. Информацию о крепости Кили и турках, наши герои получили из "первых уст", – от плененных янычар и помощника коменданта. Последний, угодил в "капкан" расставленный Михеем и его товарищами, на дороге, ведущей из Килии в Галилешты, когда вез письмо коменданта крепости к бею. Наши герои начали усиленно обдумывать, как проникнуть в крепость для нанесения неожиданного удара и освобождения пленников. Каждый из казаков высказывал свои соображения. Не было на этом "военсовете" – безучастных. Лишь незадолго до полуночи, казаки завершили совет, но и за поздним ужином, обсуждение продолжалось. Все с нетерпением ожидали подходящего момента. А в это время жизнь в крепости, шла своим чередом. Турки, за надежными стенами крепости, пребывали в полном покое.