- Понравилась? - весело и пытливо спросил Максим.
- Еще чего? - смущенно вскинулся было Иван. Но, помолчав, согласился: - Хороша!
- А как рассорит нас? - стал смешливо подначивать товарищ.
- Еще чего! - угрюмо пробубнил Иван. - Добрый казак и за жену против товарища не возропщет. Не то что…
Они поняли друг друга с полуслова. Максим из сургутских сибирских родовых казаков. Иван саблей, кровью и кнутами с малолетства породнился с донскими станицами, вошел в их круг. Оба даже по виду отличались от ссыльных и приверстанных в оклады. Такие, как они, и тонули, и в петлях болтались с удалью. А уж за товарища готовы были идти хоть на плаху.
- Пусть будет промеж нас уговор: кого сама выберет, тот ее и возьмет. А товарищу не вредить! - сказал Максим, глядя на Ивана.
- Да она уже тебя высмотрела! - безнадежно отмахнулся он.
За ручьем курились землянки и балаганы гулящих, три островерхих чума пегих людей, что пришли сюда укрыться от врагов.
Казаки вошли в острог, как в колодец. По углам со стороны реки Оби были срублены две башни. Под ними избы в три потолка. Верха шатровые, крытые тёсом. Третья башня была со стороны Кети. Под ней - съезжая изба. Сверху караульный чердак. Между башнями поставлены острожины. К ним сложены поленницы в рост человека. Теснота требовала порядка. Выпавший за ночь снег был убран.
Седобородый приказчик уже поджидал казаков, сидя в красном углу. Возле него крутился вчерашний стрелец с выбритым лицом. Сгибаясь в низких дверях, енисейцы вошли гурьбой. Смахнули шапки, стали креститься и кланяться на образа. Чинно расселись по лавкам. Приказчик поглядывал на них с печалью и укоризной. Вместо приветственной речи взмолился:
- Уймите своего выкреста! Уши прогудел. Велит челобитную царю послать через тобольских воевод. У меня ни прочесть ее некому, ни отправить не с кем. Писана та челобитная русской речью да латинскими буквами.
- И когда успел настрочить? - удивился Максим. - Поди, Индию под царскую руку подвести сулит? - насмешливо взглянул на Ермеса, сидевшего особняком.
- Балаболил до полуночи. Спать не давал! - возмущенно вскрикнул стрелец. - Дай, дескать, ему рейтар да пушек, да денег.
- Грозил государевым словом и делом, а где приставов взять? - стал оправдываться старый приказчик. - Караульных - и тех не хватает. Все на службах. Вот Васька Колесников, с ночи еще не спал, но печь для вас натопил, - с благодарностью кивнул на проворного стрельца.
Тот, польщенный похвалой, с важностью добавил к сказанному старым приказчиком:
- Нынче тунгусы через Енисей переправляются, остяков воюют. Грозят Кетский острог разорить. Как лед встанет - хуже будет.
- А ты его в Томский отправь! - посоветовал Максим. - Там грамотных много, и заплечник искусный. Прочтут и разберутся.
- Было бы с кем, - проворчал приказчик, успокаиваясь. - Енисейский воевода ждет вас не дождется. Той ржи, что была доставлена ему по воде в Маковский острог, тамошним служилым мало. А у меня ее хранить негде. Амбары подгнили и полны. По льду теперь всю зиму возить придется.
- Не наша вина! - загалдели казаки. - Месяц ждали инокинь. Без них воевода не пускал.
- И рожь есть, и кони, - продолжал жаловаться приказчик. - А сани старые, разбитые, придется вам самим делать их. Моим людям некогда. На коня по пятнадцать пудов грузить, не больше. Конь - не человек, он от натуги помереть может. А вам за зиму надо успеть две ходки сделать, - пытливо оглядел казаков. - А то и больше.
- Коней мало - сам впрягайся в гуж! - насмешливо поддакнул приказному проворный стрелец. Хохотнул: - А еще бы девок взяли у купцов и запрягли бы их вместо жеребушек.
- Все плачутся! - неприязненно вспомнил приказный о торговых людях. - Вам бы правда у них рожь взять да девок. Если летом продадите ту рожь промышленным людям, то девки, считай, даром достанутся.
- Сторговались бы, - весело согласился с приказчиком Максим, - если бы на нас были шубы собольи, а то ведь только шапки! - выразительно взглянул на приказчика.
Тот понял намек, замахал руками:
- Одолжить мне вас нечем!
Максим заерзал на лавке.
- Девок без ржи, а рожь без девок купцы не отдадут! - хитроумно заюлил перед старым приказчиком. - Даже если наполовину - заплатить нам нечем. Вся надежда на тебя, батька! Давно ведь сидишь на приказе, припас себе соболишек и серебра скопил на черный день?
Бритый стрелец, Васька Колесников, стал бросать на старика опасливые и виноватые взгляды: может быть, зря обмолвился про девок?
- Я старый, - со вздохом согласился приказный и свесил седую голову, покрытую шапкой из черных с проседью собольих спинок. - Каждый день помереть могу! Богатство туда не прихватишь! - С тоской возвел глаза к низкому потолку. Язвительно усмехнулся: - Но на вас долг может остаться, а на мне - грех: сказано, через кого соблазны - тому лучше не родиться!
- Отдадим на помин души, - загалдели казаки. - Не возьмем греха на душу!
- А соблазны? - беззубо ухмыльнулся старик. - Вот и наплюет мне ангел в глаза за добро мое, что подстрекал ко греху!
Васька Колесников по-куньи бросал взгляды на споривших, настороженно прислушивался и помалкивал. Максим же и так и эдак раззадоривал приказчика, пока не понял: не даст он денег в долг. Разве под кабалу?
- Под кабалу дам рухляди на десять рублей до Святой Троицы без роста, а после гривенник с рубля. Но только на тебя, - ткнул пальцем в Максима. - Твоего отца знал. Родня у тебя в Сургутском. Или на него, - ткнул перстом в сторону равнодушно помалкивавшего Филиппа Михалева. - Родни много. Брат на пашне в Туруханском. А безродным да пришлым не дам!
Михалев с недоумением поднял на приказчика потухшие глаза женатого человека, пожал плечами:
- Мне-то кабала на кой?
Казаки вышли из острога, беззлобно поругивая старого скупца, посмеивались: без покупной ржи можно обойтись, а девки достанутся только троим. Пуще всех насмехался, оправдываясь перед товарищами, раззадоренный Филипп:
- Мне с Ермесом девки ни к чему, Илейка - молод, Якунька - сувор. Остается на двух казаков по одной невесте.
Иван Похабов принужденно посмеивался вместе со всеми и примечал, что у Максима лицо было совсем не смешливым: глаза блестели, лоб морщился. Натужно думал о чем-то десятский. И вдруг спросил Ивана в упор:
- Шапку отдашь?
- И шапку дам, и шебалташ с золотыми бляхами, - провел рукой по пряжке на поясе. - Ужто и вправду думаешь сторговаться?
Жаль было шапки. Первый год И ван был покрыт дорогими соболями. С тех пор как начал службу, где по бедности, а больше напоказ, ходил на донской манер в драном кафтане и суконном колпаке, но при дорогом оружии.
Тягаться с Максимом в таком деле, как сватовство, он и не думал. С сердечной тоской уступал товарищу приглянувшуюся девку. Отказать же ему в помощи не мог, хоть бы и себе в убыток. Что шапка, если десятский готов был дать на себя кабалу?
Работы при остроге было много. Только денек и погуляли казаки. На другой сошел снег, пригрело осеннее солнце, обманно запахло весной. Иван тесал жерди на оглобли. Сорокины в котлах вываривали и гнули полозья для саней. Заняты были все. Дела не мешали казакам поглядывать на стрелецких жен да на купеческих девок. С инокинями и с теми они добродушно шутили, не поминая былого.
Увидел Иван Пелагию в другой раз - и обомлел пуще, чем при первой встрече. Она показалась ему еще краше. Вроде бы простился с ней в душе, отдал товарищу без соперничества, а сердце колотилось о ребра, будто хотело выскочить из груди.
Она только вскользь окинула его бирюзовыми глазами, и он понял вдруг, что все прежние зазнобы, даже инокиня Параскева, нравились ему лишь потому, что были похожи на эту самую Пелашку-Меченку. Он о том слова никому не сказал, думал, что виду не подал, но услышал за плечом тихий и ласковый голос:
- Любуешься!
Вздрогнул, обернулся - Савина, конопатенькая, кругленькая, как колобок, глядела на него печальными и добрыми глазами. Они только и запоминались ему на ее простецком лице. Да еще голос.
- Кем? - вскинул голову Иван, скрывая смущение.
- Красивая она! - взглянула вслед подружке Савина. - Я, хоть и девка, а в бане, бывает, глаз отвести не могу. Сделал же Бог для кого-то такую красоту. Не мне чета, - простодушно вздохнула и перевела на Ивана печальные глаза.
Уже этого взгляда хватало, чтобы понять, что он ей приглянулся. И она ему нравилась. Легко с ней было и просто. Будь у него такая сестра, наверное, сильно любил бы ее и оберегал.
- С чего взяла, что сама неказиста? - грубовато проворчал, снова принимаясь за жердь. - Очень даже пригожа! - Хохотнул принужденно: - Вон Капа - да! Не девка, кобыла!
- Она хорошая, - вспыхнула от случайной похвалы Савина и смущенно оглянулась на подружку. - Попадется ей добрый муж, век счастливым будет.