Беньовский диктовал, а бывший секретарь писал, внося редакционные коррективы по правилам русского языка и придавая письму необходимый бюрократический колорит. Когда подмётное письмо было готово, Морис уложил его в пакет и упрятал в перемётную суму. Подлинное же письмо он скомкал и бросил в костёр. А казак, проспавшись, отправился дальше, обгоняя ссыльных.
Нелёгким был переход по кручам перевалов хребта Джугджур. Каменные осыпи уходили из-под ног лошадей в пропасть и, казалось, готовы были увлечь за собой весь караван. Кони испуганно прижимались к отвесной скале, неуверенно нащупывая ногами дорогу. Но вот кончились перевалы, и караван вышел в долину реки Охоты, окаймлённой зарослями тальника и ольхи. Наконец на горизонте открылось море, Охотское, или Ламское, как называли его местные аборигены-эвены, или ламуты. Море штормило. Высокие пенистые гребни волн накатывались на каменистый берег. На берегу чернели два-три десятка строений, среди них возвышалась церковь. Порт был открытым, неудобным для стоянки судов. На рейде виднелись два стоявших на якорях корабля.
Беньовский и его спутники приближались к Охотску не без чувства опасения. Казак-гонец прибыл в порт, вероятно, дня два тому назад. Как воспринял начальник порта Плениснер подмётное письмо? Признал ли его подмётность? Насколько сам казак был осведомлён о содержании сожжённых писем? Хотя вряд ли. Казак-гонец - мелкая сошка, не посвящённая в дела воеводы.
Начальник порта действительно прочитал доставленное казаком письмо с чувством некоторого недоумения. Он знал якутского воеводу как человека властного, прямолинейного и грубого. И вдруг такое письмо с налётом сентиментальности и даже с проявлением заботы о ссыльных. Впрочем, неожиданный характер письма начальник порта объяснил переменчивым характером воеводы и поэтому не придал ему особого значения. Беньовского и его спутников он приказал расконвоировать - из Охотска не убегут - и предоставить самим себе. Ссыльные расселились по обывательским избам, ожидая отплытия на Камчатку.
- Кажется, Плениснер принял подмётное письмо за истинное, - сказал Беньовский спутникам, когда они собрались, чтобы обсудить положение.
- Не забывайте, что воевода посылает донесение в Сенат, раскрывая ваши планы, - возразил Степанов.
- Пока, дорогой мой капитан, письмо воеводы дойдёт до столицы, пока в него вчитаются сенатские чиновники и пока придёт в Якутск решение Сената, пройдёт не менее полутора лет. Российские просторы наш союзник. Мы тем временем, да поможет нам Бог, будем далеко от России.
- Всё же не резон засиживаться в Охотске. Чем дальше от якутского воеводы, тем на душе спокойнее, - сказал Батурин.
- Да и к освобождению ближе, - добавил Панов.
- Вы правы, - согласился с ними Беньовский. - Пойду-ка я к Плениснеру упрашивать его, чтоб поскорее отправил нас на Камчатку.
Начальник порта встретил Мориса дружелюбно, пригласил его присесть в кресло, расспросил о дороге и даже угостил табаком. Он был рад свежему человеку, вносившему разнообразие в монотонный уклад охотской жизни.
- Надеюсь, вы и ваши спутники не в обиде на меня за то, что я не спешу с вашей отправкой? - сказал Плениснер. - Впереди жестокие осенние шторма. Почему бы вам не переждать зиму в Охотске? Наша тихоокеанская столица - это всё же не Богом забытый Большерецк.
- Я пришёл просить вас об обратном. Императрица повелела определить местом нашей ссылки Камчатку. Просим вас незамедлительно отправить нас в Большерецк, как это было угодно государыне. Пусть скорее решится наша судьба. Мы же готовы безропотно нести свой крест.
- Смирение похвально. Но я вам говорил уже, в это время года Охотское море встречает мореплавателей жестокими штормами. И случается, что корабли гибнут.
- На всё воля Божья. Не нам ей перечить.
- Если вы так настаиваете... На днях выходит к устью Большой реки галиот с припасами для Камчатки.
Охотское море встретило путников неласково: едва слилась с линией горизонта зубчатая кромка берега, как галиот подхватило, как пушинку, водоворотом. Шальные водяные валы с гулом налетали один на другой. Острые брызги заливали палубу. Жалобно скрипели мачты. Стремительные порывы ветра трепали паруса. Судно кренилось и, казалось, вот-вот готово было нырнуть в пучину волн. А сверху моросил холодный мелкий дождь. Свинцовые тучи заволакивали небо, не оставляя просвета.
Первым свалился от морской болезни Софронов, за ним последовал Панов. В каюте было душно и жутко. Корпус корабля содрогался от ударов и скрипел. Лучше других держались Беньовский и Батурин, хотя и они не рисковали выходить на верхнюю палубу.
- Если бы среди нас оказался опытный моряк... - задумчиво произнёс Морис.
- А если бы нас было не шестеро, а два десятка, и все вооружённые... - подхватил в том же тоне Батурин.
- Но среди нас нет опытного моряка. И нас только шестеро, и мы безоружны, - с грустью подытожил Беньовский. - А жаль. Момент для захвата судна самый подходящий. Команда деморализована штормом. Половина её страдает морской болезнью. Захватив галиот, мы изменили бы курс и направились в испанские владения.
Несколько дней шторм неистово трепал небольшое судно. Матросы усердно молились Николаю Чудотворцу, покровителю моряков. Опытный штурман уверенно вёл галиот наперерез водяным валам к западному берегу Камчатки. Шторм стал несколько стихать, когда на горизонте показалась тёмная полоска камчатской земли.
Морис Август Беньовский и пятеро других ссыльных высадились в устье реки Большой 2 декабря 1770 года.
Глава седьмая
Тогдашний Большерецк, по описанию, сделанному в 1773 году капитаном Тимофеем Шмалевым, был небольшим поселением, расположенным на реке Большой, в тридцати вёрстах от её устья. В нём находились церковь Успения Богородицы и другие деревянные строения, в том числе большерецкая канцелярия с помещением для воинской команды, казённый командирский дом, 4 амбара, 23 купеческие лавки и 41 обывательский дом. Большерецк служил административным центром всей Камчатки, делившейся на четыре участка. Участковая власть была представлена исправником, располагавшим небольшой воинской командой. Кроме Большерецка гарнизоны находились в Тигильской крепости на северо-западе полуострова и в Нижне- и Верхнекамчатском острогах по реке Камчатке. Администрация всей Камчатки находилась в подчинении начальника Охотского порта.
Жители Большерецка кормились рыбной ловлей и охотой, летом занимались заготовкой грибов, ягод и съедобных кореньев. Пушнину выменивали у купцов на муку, солонину, соль и другие продукты. В августе или сентябре из Охотска приходило казённое судно с припасами, зимовало в Чевакинской гавани в устье реки Большой. Из-за дальности расстояний привозные продукты стоили по тем временам неимоверно дорого. Цена за пуд ржаной муки достигала трёх-пяти рублей, пшеничной - десяти, масла коровьего - шестнадцати и солонины - шести рублей. И всё же местные обыватели и ссыльные как-то ухитрялись приспосабливаться к нелёгким условиям камчатской жизни и не голодать.
Такова была камчатская земля, на которую ступили Беньовский и его ссыльные спутники. Строения Большерецка бессистемно рассыпались по речной долине. К селению подступала чахлая редколесная тайга. На горизонте синели горы с окутанными облаками вершинами.
Прибывших встречало все немногочисленное население Большерецка. Беньовский заметил в небольшой толпе нескольких плосколицых аборигенов-камчадалов и ещё старика с изуродованным лицом. У него были вырваны ноздри.
- За что это тебя так, братец? - сочувственно спросил Морис, подходя к старику. Тот промычал в ответ что-то невнятное и, раскрыв рот, высунул обрубок языка.
- По повелению матушки Елизаветы Петровны сей муж был удостоен вырезания ноздрей и языка, - пояснил рослый человек с военной выправкой, видать тоже ссыльный. - Слава Богу, эти жестокие времена прошли. Теперь палачи не рвут ноздри и языки. Мы вот со товарищи за все прегрешения наши отделались ссылкой.
- С кем имею честь?
- Бывший капитан Измайловского полка Пётр Хрущов. Старинный род...
Начальник края, армейский капитан Пётр Нилов, пожелал самолично познакомиться с прибывшими ссыльными и пригласил их в канцелярию.
- С благополучным прибытием, господа, - начал он свою речь. - Вам выдадут на три дня провиант. Но предупреждаю... В дальнейшем вы уже сами должны снискать пропитание. Из казны вам будут выданы рыболовные снасти, охотничьи ружья с запасом пороха и свинца. Пока вас расселим по обывательским избам. И стройте собственное жильё на многие годы. Набор плотничьих инструментов получите. Если у вас есть средства, нанимайте плотников - не возбраняется. Если ваши карманы пусты, беритесь сами за топор.
Нилов умолк, ожидая вопросов. Но ссыльные подавленно молчали. Они поняли из слов начальника Камчатки, что их ждёт тяжёлая борьба за выживание, придётся стать и рыбаком, и охотником, и плотником и в поте лице добывать хлеб свой насущный. Нилов заметил их растерянность и сказал миролюбиво:
- Я без нужды не свирепствую. И досаждать вам мелочным опекунством не намерен. Предоставляю вам полную свободу, в рамках дозволенного, разумеется. Надеюсь, и вы не подведёте меня всякого рода предосудительными поступками.
Он отпустил всех, кроме Беньовского, чем-то заинтересовавшего его.
- Кто вы такой? - спросил Нилов.