- Что-то не припомню сразу. Через мои руки прошло столько всяких донесений. Напомните, о чём шла речь.
- Я докладывал о двух победах, одержанных моим отрядом под Волковыском и Белостоком.
- Ах да... Теперь помню. Вы действовали достойнейшим образом. Ваши заслуги не перечёркиваются последующим поражением и пленением.
- Я надеялся, пан генерал... что мои скромные заслуги не будут обойдены вашим вниманием.
- Они и не обойдены нашим вниманием. Вы видите, вам дали ответственное назначение. Я, кажется, послал маршалу-генералу Красинскому на утверждение проект патента на присвоение вам полковничьего чина. Мы сейчас проверим... Если же не послал, пошлю в ближайшие дни. Считайте себя полковником, барон. К сожалению, я очень занят всякими делами и не могу уделить вам много внимания. Пусть Франц ознакомит вас с общей обстановкой.
Франц Пулавский пригласил Беньовского к себе. Он квартировал вместе с братом в доме местного ксёндза, сочувствовавшего конфедератам.
- Война с турками оттянула главные силы русских, - начал Франц. - Но русские снова перешли к наступательным действиям по всей Польше, желая, очевидно, покончить с нашим движением. Среди русских военачальников выделяется способностями и неукротимой энергией бригадир Суворов. Он как неожиданный вихрь налетает на наши отряды и громит их один за другим. Одно его имя вызывает у шляхты неподдельный страх.
- Но ведь ряды конфедератов растут.
- Растут-то растут... Но учтите, барон, против нас действует прекрасно обученная регулярная армия во главе с генералами, профессионалами своего дела. А у конфедератов нет единства, нет выучки и дисциплины. Каждый военачальник действует по своему разумению. Отец пытается сплотить раздробленные силы воедино, укрепить дисциплину. Но это плохо удаётся.
- Я обратил внимание на болезненный вид генерала.
- Отец тяжело болен. Боюсь, что неизлечимо. Когда его не станет, а это может случиться в скором времени, в штабе конфедератов начнётся драчка за отцовское кресло. Так-то, барон. Не воодушевил я вас.
- Выходит, пан Франц, что конфедератское движение лишено обнадёживающих перспектив.
- А вот этого я вам не сказал. Надеемся, что Россия надолго увязнет в турецкой войне, как в болотной трясине. Постараемся привлечь внимание европейских держав, запросили у них помощи. Наши руководители намерены снарядить посольства в важнейшие европейские столицы и создать за пределами Польши свой эмигрантский центр. Быть может, удастся привлечь к нам на службу опытного генерала, например француза.
С противоречивыми чувствами выехал Беньовский из городка, держа путь на Тернополь.
Обстановка в отряде, куда прибыл Морис Август, оказалась напряжённой. Полк полковника Бринкена теснил конфедератов, и отряд, отбиваясь от планомерно наступавшего противника, отходил к Днестру. Местное украинское население относилось к шляхетским отрядам, как и вообще к полякам, недружелюбно, как к вековым поработителям. Русским же солдатам украинцы открыто симпатизировали и нередко оказывали им разные услуги, выдавали местонахождение конфедератов, служили проводниками.
С офицерами отряда с первых же дней у Беньовского сложились натянутые отношения. На руководство отрядом претендовал пан Ковальчик из галицийских помещиков, и за него стояли другие офицеры, все из местной шляхты. Незадолго до прибытия Мориса Августа раненого командира отряда оставили под присмотром монастырской братии в одном из монастырей и в командование отрядом фактически вступил Ковальчик. Подчинился он Беньовскому неохотно, как говорится, со скрежетом зубовным, да и то только после того, как Морис Август собрал всех офицеров и зачитал перед ними письменный приказ Иосифа Пулавского.
- Вы слышали приказ, господа офицеры? Согласно воле генерала, я вступаю в командование отрядом. Хотел бы, панове, предстать в ваших глазах боевым офицером.
- Расскажите о вашем боевом опыте, - сказал со скрытой ехидцей один из друзей Ковальчика, долговязый хорунжий.
- Извольте. Вырос я в семье генерала австрийской службы. Прошёл Семилетнюю войну, участвовал во многих сражениях. Командовал отрядом конфедератов. За успешные боевые операции под Волковыском и Белостоком представлен к чину полковника. Вам этого мало?
- Понятно, полковник, - произнёс долговязый.
- О боевых заслугах капитана Ковальчика наслышан. Почту за честь видеть его своим заместителем.
Ковальчик с этим как будто смирился, но спорил с Беньовским по всякому случаю, пускался в пространные рассуждения, выслушивая его распоряжения. Главный спор разгорелся по принципиальной тактике боевых действий. Беньовский настаивал на том, чтобы отходить в предгорья Карпат и оттуда тревожить противника внезапными вылазками мелких групп. Он уже был научен массированным наступлением превосходящих сил русских под Белостоком. Ковальчик не соглашался с ним и предлагал свою тактику - необходимо соединиться с другими отрядами конфедератов, действовавшими по соседству, и дать русским сражение. Не пристало шляхтичам трусливо прятаться в горах. С ним соглашались и его сторонники, не желавшие уходить далеко от своих галицийских имений.
- Но поймите же, пан Ковальчик, несколько отрядов, собранных в единый кулак, - это великолепная мишень для противника, - убеждал Беньовский. - А наша главная сила именно в том и состоит, что мы действуем множеством мелких единиц, рассеянных на большой территории. Учтите ещё враждебное нам окружение в Галиции.
- Вы плохо знаете галицийцев. Они греко-католики. Если кое-кто из них и враждебен нам, можно и припугнуть. Не мешало бы устроить две-три публичные экзекуции и вздёрнуть на придорожных деревьях тех хлопов, которые явно служат русским.
- Чего вы этим достигнете? Подтолкнёте хлопов к массовому бегству в лагерь Гонты и Железняка?
Спор достиг критической точки, когда стала очевидной неизбежность столкновения с русским авангардом. Перед самым сражением Ковальчик увёл часть отряда в сторону Волочиска, по существу дезертировал с поля боя. Авангардный батальон полка Бринкена легко смял и рассеял ослабленные силы Беньовского. Его люди в панике разбегались по окрестным хуторам и рощам. Сам Морис Август был пленён и доставлен в Тернополь, в штаб полка. Это произошло в мае 1769 года.
Говорят, беды не приходят в одиночку. В штабе полка, в приёмной полковника, Беньовский лицом к лицу столкнулся с тем самым русским офицером, который когда-то приходил в его отряд в качестве парламентёра, а потом взял его в плен. Это было на заснеженном поле в излучине реки Нарев.
- Господин барон! Вот неожиданная встреча, - преувеличенно громко воскликнул офицер, теперь уже не поручик, а штабс-капитан. Недавно его перевели за заслуги с повышением в полк Бринкена.
- Стало быть, снова свиделись. Судьба, - с ухмылкой ответил Беньовский.
- А ведь вы, кажется, слово нам дали...
- Дал, взял обратно...
- Нехорошо, господин барон. Не по-дворянски поступили. На этот раз не станем полагаться на ваше честное благородное слово.
- Воля ваша. Вы победители.
Полковник, выслушав доклад адъютанта о деле барона Беньовского, кисло поморщился и решил незамедлительно отправить пленного в штаб генерала Прозоровского.
А генерал, ознакомившись с его делом, глубокомысленно произнёс:
- Не резон, однако, шкодливого козла в огород пускать. В Киев его, мазурика, на поселение.
Сам он не счёл нужным беседовать с Беньовским, а поручил одному из офицеров штаба известить пленного о своём решении. Услышав приговор, Морис Август запротестовал было.
- Пусть мою судьбу решает мой король Станислав.
- С вашим королём мы как-нибудь столкуемся, - ласково ответил ему штабист. - А Киев, голубчик, - это ещё не Сибирь, не Камчатка.
Глава четвёртая
В Киеве Беньовский пробыл совсем недолго. Киевский военный губернатор приказал выслать его вглубь России, подальше от польской границы. Местом ссылки была определена Казань. Та же судьба постигла и пленного шведа Адольфа Винблада, также состоявшего на службе у конфедератов и пленённого где-то на Волыни. Они познакомились уже в пути.
Швед был угрюм и неразговорчив. Он тяжело переживал свои неудачи и, пожалуй, горько сожалел, что, покинув родную Швецию, связал свою судьбу с движением конфедератов. Польским языком он так и не овладел настолько, чтобы сносно изъясняться на нём и понимать собеседника. С Беньовским говорил с трудом и с чудовищным акцентом.
Везли их на разных подводах, сопровождаемых конвоем. На почтовых станциях меняли лошадей и делали лишь краткие остановки для ночлега конвойных. А с рассветом пускались в дальнейший путь по тряским российским дорогам. Лишь в Нежине конвойные оставили пленных наедине в почтовой избе. Там и разговорились.
- С кем имею честь? - с любопытством спросил Беньовский.
- Адольф Винблад, - неохотно ответил швед.
- В каком звании служили конфедератам?
- В майорском.
- Судя по выговору, вы не поляк и, похоже, не немец.
- Я швед.
- А я венгр. Полковник Беньовский.
Морис Август приврал насчёт звания, стараясь сразу же показать шведу своё превосходство и взять покровительственный, начальственный тон. Винблад стал жаловаться на судьбу.