Эту рабыню звали Ирас, ее привезли из Сирии, и она была искусным парикмахером. Во время своего последнего визита Антоний подарил ее Клеопатре. Таким образом, эта милая веселая девушка служила обоим: царице своими руками, а царю своим лоном. Клеопатра очень ценила ее, но не возражала против того, чтобы она услаждала ее брата в постели. До тех пор, пока он не требовал власти, она охотно позволяла ему такие удовольствия.
Я сделал крошечный глоток и предложил попробовать также слуге.
- От него наступает некоторая усталость, но ведь это же снотворное, - сказал я улыбаясь.
По стенам и потолку каюты танцевали пурпурные отблески заходящего солнца. Море было теперь спокойным, и судно едва продвигалось. Я присел на кровать и протянул кубок.
- Прекрасное снотворное, царь. Когда завтра мы достигнем берега, от твоей морской болезни не останется и следа.
Он приподнялся.
- Подай же его, Гиппо, я весь высох, как старый сандал.
Он хотел взять кубок, но рука его дрожала так сильно,
что я испугался, как бы он не расплескал содержимое.
- Я помогу, царь, - сказал я успокаивающе и поднес кубок к его губам. Он с жадностью выпил, и я промокнул ему губы салфеткой.
- На вкус неплохо. Я пробовал лекарства, которые были гораздо более горькими.
"Смертельный напиток тоже может быть сладким", - подумал я.
Птолемей снова лег.
- Меня почти не тошнит, - сказал он, - ты неплохой врач, Гиппократ. Почему ты не давал мне этого лекарства раньше?
- Я должен был сначала приготовить его, ваше величество.
Он ничего не ответил и закрыл глаза.
Я повернулся к остальным:
- Теперь дайте его величеству спокойно поспать, чтобы завтра, когда мы прибудем, он был отдохнувшим. - Я повернулся к рабыне: - Особенно это касается тебя.
- Да, господин, - прошептала она, тихонько засмеявшись.
Около полуночи меня разбудил один из телохранителей. Птолемея:
- Скорее, скорее - царь как-то странно хрипит…
Мы оказались у его ложа почти одновременно: Клеопатра,
Протарх и я. Птолемей с трудом вздохнул последний раз, затем тело его слегка вытянулось, а голова откинулась набок.
Я осмотрел его.
- Видимо, это произошло от малярии. Никто еще не умирал от морской болезни, даже если бы захотел. Он слишком долго болел, тело его совсем ослабело.
- Мой дорогой супруг мертв, - прошептала Клеопатра, воздев руки, - народ скорбит о нем.
Потом она вышла - с радостью и облегчением, как я подозреваю.
На следующий день вдали показался Фарос, который, как будто огромный палец, указывал нам путь в гавань. Клеопатра велела поднять траурный флаг. Возможно, кое-кто из сторонников Птолемея решил, что это умерла Клеопатра, однако они не долго оставались в заблуждении. Протарх разослал дюжину глашатаев, которые должны были объявить, что царь Птолемей XIV Филопатор отошел к Осирису, и приказал установить сорокадневный траур.
Клеопатра просто поблагодарила меня и сказала, что я поступил как друг, и она этого никогда не забудет.
Пока бальзамировали тело мертвого царя, Клеопатра вместе с друзьями обследовала Сему, чтобы выбрать место для гробницы. Это царское кладбище было заложено еще Птолемеем Вторым, когда он велел перенести сюда из Мемфиса тело Александра Великого. Чтобы предотвратить разрушающее воздействие грунтовых вод, Сема была расположена на гряде холмов и защищена еще земляной насыпью. Вокруг нее располагались гробницы знати, храмы, жертвенники, так что постепенно Сема превратилась в отдельный район города. Внутри, вокруг могилы Александра, рядами тянулись гробницы Птолемеев. Их было уже пять или шесть дюжин, потому что здесь лежали не только цари и их жены, но и их рано умершие дети и другие родственники.
Еще прежде, чем я осмелился высказать просьбу посмотреть могилу Александра, царица сама заговорила об этом:
- Хотя мои предки ввели обычай, по которому увидеть гробницу могут только лица знатного происхождения, но вы, мои друзья, для меня ближе всех царей в мире.
Саркофаг Александра был установлен в восьмиугольном, покрытом куполом помещении, по стенам которого были изображены двенадцать подвигов Геракла, причем по облику этот герой напоминал Александра Великого. Он покоился в хрустальном саркофаге, который, однако, был не особенно прозрачен. Сквозь легкую дымку можно было увидеть завернутое в пурпурную царскую мантию тело, лицо, закрытое покрывалом, золотые латы мерцали на груди, в центре их отчетливо было изображено солнце.
Стоит ли мне сказать здесь о том, что скрыла Клеопатра? Я чту историческую правду и хотел бы заметить, что всего за пятьдесят лет до того, как мы его увидели, этот саркофаг был из чистого золота. Птолемей XI Александр, постоянно нуждавшийся в деньгах, велел переплавить его и заменить хрустальным. Этот царь, кроме того, убил Беренику III, свою мачеху и соправительницу. Но народ так любил ее, что александрийцы вытащили его из дворца и убили. Царица, видимо, предпочла не рассказывать нам об этих бесславных событиях.
Глава 10
Александрийцы всегда принимали живое участие во всем, что касалось царского дома. О погребении было объявлено заранее. Торжественная процессия должна была проследовать из Брухейона к Семе, городу мертвых. По пути траурное шествие должно было отклониться на восток и пройти через несколько населенных кварталов.
Мумия покоилась в позолоченном и богато расписанном саркофаге, который несли двенадцать юных жрецов. За ними следовали живые изображения или символы египетских и александрийских богов. Несли статую в человеческий рост, изображавшую бородатого Сераписа с Цербером у ног, Исиду и Нефтиду представляли храмовые танцовщицы, а Гора, Анубиса и Птаха - переодетые жрецы. Улицы оглашались пронзительными криками плакальщиц, музыканты Серапей-она наигрывали ритуальные мелодии, а у ворот в Сему я вновь увидел мою Натаки, которая танцевала с таким отрешенным видом, что и на себя была не похожа.
Церемонию "Отверзания уст" производил верховный жрец храма Птаха из Мемфиса, который, как и прежде, считался первым жрецом в Дельте - хотя это и не нравилось Серапейону. Этот магический обряд сообщает мумии новую жизненную силу и состоит из множества отдельных действий. Я назову только самые важные из них: приносится очистительная жертва, мумию окуривают фимиамом и помазывают елеем, затем по саркофагу проводят пером и касаются лица теслом, - кроме того, забивают ягненка и благословляют саркофаг его правой передней ногой, что должно придать умершему новую телесную силу.
Вся церемония погребения продолжалась бесконечно долго, но все же к вечеру завершилась. Саркофаг опустили в гробницу под приветственные крики толпы:
- Да живет Осирис Птолемей!
- Да живет он в радости миллионы и миллионы лет!
- Да воскреснет он вновь, подобно Осирису!
- Да поплывет он по небу в солнечной ладье Ра!
Тут меня все же охватило сожаление, что этот молодой
человек умер так рано, и я от всего сердца пожелал ему обрести новую жизнь в новом, лучшем мире.
Потом внезапно возникла новая проблема, правда, не такая большая. Клеопатре все больше нравилась ее новая служанка. Она не только искусно обращалась с волосами, но была еще прилежной, умной и умела держать язык за зубами. Даже строгая Шармион подружилась с этой веселой малышкой и по-матерински опекала и учила ее.
В одном из доверительных разговоров Клеопатра сказала:
- Я хотела бы, чтобы Ирас всегда была рядом со мной - но не только потому, что я ее очень ценю, есть причина и поважней. Если она беременна от Птолемея, то я первой должна узнать об этом, чтобы принять соответствующие меры. Нельзя, чтобы стало известно, что она носит под сердцем ребенка моего брата, ребенка, которого не должно быть. Тогда вновь возродятся надежды сторонников Птолемея, а я хочу предотвратить это. Есть только две возможности: я велю убить девушку или объясню ей, что она не должна рожать этого ребенка, если хочет спасти свою жизнь. Так как я ее очень ценю, то склоняюсь ко второй возможности. Ты что-то хочешь сказать, Протарх?
- Только то, что я согласен с тобой, царица!
Теперь мы действовали вместе. Мне следовало найти
надежное средство, а царица должна была пока рассказать Ирас о том, что ей предстоит.
Я никогда раньше не сталкивался с подобными случаями и решил узнать об этом в мусейоне. Мне удалось разыскать среди врачей специалиста по женским болезням, но ведь о том, что меня интересует, нельзя было спрашивать открыто. Я вспомнил, как отец говорил мне, что любое средство, которое применяют для усиления схваток, если роды слишком медленные, может вызвать также преждевременные схватки и роды или смерть ребенка.
Я представился личным врачом царицы, в ответ на что мой собеседник осведомился, не являюсь ли я также преподавателем?
- Да, - ответил я, - но мои многочисленные обязанности при дворе не позволяют мне уделять преподаванию много времени.
Затем я скромно и с достоинством попросил совета.
- Знаете, конечно, личный врач царицы необязательно должен присутствовать при родах, но, если все же это случится, мне хотелось бы знать, что предпринять, если схватки будут недостаточно сильными.