Лучше, чем описал церемонию подъема Андреевского флага певец русского флота Б. А. Лавренев в своем романе "Синее и белое", написанном в советское время, в 1933 году, пожалуй, и не скажешь: "Каждый день, утром и вечером, по команде "На флаг и гюйс, смирно", под певучий стон горна, застигнутые этой командой в любом месте корабля, за любым делом, мгновенно цепенеют моряки российского флота на время священнейшей из тысяч морских церемоний - спуска и подъема флага. Вытянувшись стоят офицеры - руки у фуражек, и на их лицах от полотнища флага отсвет славы, величия и побед, и в глазах огонек гордости и силы".
* * *
Неожиданно для себя мичман Садовинский встретил так понравившуюся ему в ресторане девушку в зале Гельсингфорсского Морского собрания.
Светлая, уютная обстановка Морского собрания располагала к отдыху. Несмотря на войну, в Морском собрании организовывались танцы и костюмированные балы. На них дамы - жены старших офицеров и их дочери появлялись в духе военного времени, в русских национальных нарядах: сарафанах, цветных полушалках и платках, наброшенных на плечи.
Яркий платок украшал и плечи так запомнившейся и заинтересовавшей Бруно девушки.
Устав Морского собрания требовал обязательного представления молодых людей друг другу через старших знакомых или флотских друзей, членов собрания. Мичман Садовинский обвел взглядом зал собрания - никого из друзей не было видно, лишь в отдалении разговаривали несколько командиров миноносцев, и среди них его командир - старший лейтенант Кира-Динжан. Бруно решительно подошел к своему командиру и попросил Андрея Дмитриевича представить его семье девушки. Кира-Динжан согласился.
Девушку звали Ирина. Ее отец, капитан 2-го ранга, служил в крепости Свеаборг по артиллерийской части. Оркестр в зале собрания, до сего игравший что-то из классики, заиграл модное аргентинское танго. Бруно внутренне подтянулся:
- Разрешите вас ангажировать? - Он поклонился и предложил Ирине руку.
- Вы хорошо танцуете? - спросила девушка.
- Последний раз я танцевал в Корпусе в четырнадцатом году, так что не судите строго. Попытаюсь вспомнить.
Танцуя, Бруно про себя считал такты и старался не ошибиться. Аромат ее духов кружил ему голову, и главное было - не сбиться.
Музыка смолкла. Они остановились. Ирина подняла голову, посмотрела ему в лицо и, улыбнувшись, проговорила:
- Спасибо! Мне очень понравилось.
Бруно поцеловал ей руку.
- Спасибо вам. Вы танцуете прекрасно. - Они вернулись на место.
Время пролетело быстро.
В конце вечера, перед уходом из Морского собрания, Бруно, проигнорировав правила этикета, напрямую спросил:
- Ирина, простите за смелость, мы сможем увидеться вновь?
Ирина на мгновение задумалась, потом достала из сумочки изящный карандашик, миниатюрный блокнот и что-то написала.
- Вот номер нашего телефона. Звоните вечером.
Бруно бережно взял записку и положил ее во внутренний карман тужурки.
Морское собрание Гельсингфорса, открытое в феврале 1912 года, позволяло флотским офицерам пообщаться в непринужденной береговой обстановке, выпить вина, потанцевать - одним словом, просто отдохнуть от корабельного железа, от вечных корабельных запахов - угля, машинного масла, горячего металла и взрывчатки. Как говорится, глотнуть опьяняющего светского духа и с освеженной и отдохнувшей душой вновь нести нелегкую флотскую службу.
Мичман Б. А. Садовинский, как и многие молодые флотские офицеры кораблей, базировавшихся в Гельсингфорсе, был членом Морского собрания и при любой возможности посещал собрание. Кроме всего прочего, его привлекала и хорошая библиотека Морского собрания.
После 1918 года Морские собрания советской властью были упразднены, и их функции частично перешли к Домам офицеров - жалкому подобию, да даже не подобию, а скорее пародии на место общения и отдыха офицеров. Но что удивительно, спустя 80 лет возрожденное в Санкт-Петербурге Морское собрание стало вновь объединительным центром и соединило людей, любящих флот, радеющих о флоте. Чудесным образом судеб морских таинственная вязь вновь сложила свои узоры, и я, так же как и мичман Садовинский, являюсь членом Морского собрания - организации, которая в принципе не должна была возродиться в России, а она возродилась!
Несколько лет, исследуя и по крупицам восстанавливая служебный и жизненный путь мичмана Садовинского, я не оставлял надежды отыскать фотографию моего героя. Не скрою, за это время я уже мысленно составил портрет Бруно Садовинского на основе его служебных характеристик, кадетских метрик и аттестаций. Я предполагал, что он был среднего роста, спортивно сложенным молодым человеком, так как с Сумского кадетского корпуса серьезно занимался гимнастикой и боксом. Я понимал, что внешне он должен был выглядеть чуть старше своих одноклассников, потому что с младших курсов был уже старшиной и командовал своими сверстниками.
По собственной учебе в Севастопольском высшем военно-морском инженерном училище (СВВМИУ) я помнил, что младшими командирами у нас были в основном те курсанты, которые выделялись спортивностью, строевой выправкой и твердостью характера.
Они, как правило, и выглядели постарше, форма на них сидела щеголевато, они были подтянуты и не терялись перед начальством.
Я предполагал, что, как и все флотские офицеры, особенно младшие, мичман Садовинский мог носить небольшие аккуратные усы, заканчивающиеся у боковых кромок верхней губы. Мало кто мог в Императорском флоте нарушить этот обычай, разве что харизматичный контр-адмирал Колчак - Полярный, имевший бритое лицо. Конечно, не видя фотографии, я не мог знать черты лица, форму носа, ушей, цвет глаз и волос Бруно Садовинского. Но, принимая во внимание его происхождение - из польских дворян, я мог предположить, что черты его больше европейские и волосы не очень темные.
Зная из документов о его волевых качествах и целеустремленности, я мог предположить определенную жесткость во взгляде Бруно и общую энергичность его лица. Но все это были предположения, и образ Бруно Садовинского формировался в моем сознании смазанным и нечетким.
В фотофонде Центрального военно-морского музея я проводил часы за часами, просматривая каталоги с фотографиями флотских офицеров периода 1915–1917 годов, каталоги по названиям кораблей, на которых служил Садовинский, фотоархивы Морского корпуса и так далее.
Как объясняла мне хранительница фотофондов музея Лариса Ивановна Березницкая, фотографии флотских офицеров дореволюционного периода в советское время варварски уничтожались. Фотоальбомами выпусков Морского корпуса и альбомами экипажными, где были фотографии офицеров и членов команд различных кораблей Российского Императорского флота, растапливались печки. Фотографий осталось очень и очень мало.
Были фотографии офицеров на палубах кораблей или кадет Морского корпуса на занятиях, но, как правило, они были не подписаны пофамильно или стояла обобщающая дата: фотография сделана до 1917 года.
Мои надежды разыскать фотографию Б.-С. А. Садовинского таяли с каждым днем работы в фотоархиве. Конечно, основные фотоматериалы историки получают из личных архивов тех семей, судьбу предков которых пытаются проследить исследователи. Именно в семьях бережно хранят пожелтевшие от времени фотографии бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек.
Расстрелянный большевиками в 26 лет, лейтенант Бруно-Станислав Адольфович Садовинский не был женат и не имел детей. В свои 26 он много воевал, имел звание лейтенанта, орден Святой Анны 4-й степени "За храбрость", но семьей не обзавелся. Поиски в Интернете тоже не подтверждали наличия живых родственников. Даже если бы они и были, то на Украине, в другом государстве, что поисков мне тоже не облегчало.
Я снова и снова перебирал карточки картотеки фотографий Морского корпуса. Для себя в поисках я ограничивался следующими временными рамками: 1912 - год поступления Бруно в Морской корпус и 1915 - год выпуска из Корпуса. Поэтому, когда я впервые увидел карточку, озаглавленную: "Выпуск 1918 г. из Морского училища", а к этому году Морской корпус уже назывался Морским училищем, то, конечно, не отложил ее для просмотра.
Перебирая карточки в очередной раз, я обратил внимание, что на этой карточке указан размер фотографии 360 × 240 мм, - и это была групповая фотография большого размера. Из любопытства я решил посмотреть и ее. Когда фотография была у меня в руках, а я держал ее руками в белых перчатках, аккуратно за края, меня удивил ее большой размер, прекрасное качество и отличная сохранность. Я даже позавидовал будущим исследователям этой фотографии - вот, повезет же людям! Перевернув картонную основу, на которую была наклеена фотография, я с удивлением обнаружил то, чего меньше всего ожидал увидеть. На обратной стороне был приклеен аккуратно разграфленный лист бумаги и мелким разборчивым почерком, карандашом, были написаны фамилии всех кадет с указанием ряда - снизу вверх и номера в пределах ряда - слева направо.
Такой скрупулезный подход впервые встречался мне в фотофонде. Я начал машинально читать фамилии кадет в этом списке и не поверил собственным глазам: во II ряду под номером 9 было вписано звание и фамилия - мичман Садовинский!
Я перевернул картон стороной с фотографией и быстро нашел во втором ряду под девятым номером офицера в звании мичмана. На меня из далекого далека смотрел Бруно Садовинский.