Почти всю неделю Иуда пролежал в доме бедного плотника Иосифа из Назарета, пока не почувствовал себя абсолютно здоровым. Рука его постепенно заживала и уже почти не болела. Правда, он продолжал чувствовать свои отрубленные пальцы, особенно когда хотел что-то взять, и испытывал досаду, что у него не очень получалось. Но вскоре тремя оставшимися Иуда научился хорошо справляться с разными делами: и гвозди вколачивать, и горшки делать, и писчую палочку держать. Покидая дом Иосифа и Марии, он дал им несколько мелких монет. Его поступок вначале удивил старого человека, но потом Иосиф расчувствовался и даже чуть расплакался на прощанье, от души сожалея, что Иуда не его родной сын, который совсем ему, старому человеку, не помогал. Взяв деньги, старик ушёл в дом, а хозяйка отправилась проводить выздоровевшего гостя, ведь он впервые оказался в Назарете и не знал, куда ему идти. Она довела Иуду почти до самой окраины города.
– Эта дорога приведёт тебя в Иерусалим, – сказала Мария, указывая в одну сторону, – а эта ведёт в Тивериаду, что на Геннисаретском море.
– Прости Мария, что доставил вам много забот и хлопот. Спасибо тебе и Иосифу за всё. Сыну своему передай от меня огромную благодарность. Очень жаль, что нам не пришлось с ним увидеться. А, как, кстати, имя твоего сына? Ведь я так и не знаю, как зовут моего спасителя? – прощаясь, спросил Иуда.
– Иисус! – последовал короткий ответ. – Иисус его имя! Не забудешь?
– Конечно, не забуду! Я теперь его должник на всю оставшуюся жизнь! – сказал Иуда и быстро зашагал прочь. Вскоре он скрылся за поворотом. Мария же, постояв недолго и погрустив о чём-то, медленно пошла домой. А Иуда тем временем весело и бодро шагал по дороге на север Галилеи, даже не предполагая, как круто изменится его судьба, когда он вновь встретится со своим спасителем, дабы стать его учеником, первым и любимым.
***
Восхитительная природа Галилеи разительно отличалась от суровой и каменистой Иудеи, где камни, песок да редкие заросли чахлых деревьев, разбросанные по всей области большими родимыми пятнами, являлись основным пейзажем печальных окрестностей иудейских городов, включая и сам Иерусалим. Галилея же была совершенно другой. Она даже зимой очаровывала своей приветливой зеленью многочисленных садов, кустарников и финиковых рощ, молодой осиновой порослью и краснолесьем – кедрами и горными елями. Весной же долины, равнины и низменные луга Галилеи покрывались бурной растительностью, ковром всевозможных полевых цветов, изумрудного цвета травой, ласковой и шелковистой, по которой в поисках корма большими стаями перепархивали с места – на место доверчивые горлицы, смелые скворцы и любопытные трясогузки. Здесь же шумные дрозды неожиданно вспархивали из-под самых ног и дружно с гамом и криком перелетали чуть вперёд и снова опускались в траву.
Маленькие голосистые жаворонки в синем небе пели свои весёлые брачные песни, призывая подруг разделить с ними радость бытия. В полноводных реках и ручьях, изобилующих рыбой, аисты и серые цапли степенно и гордо, не торопясь, ловили лягушек и водяных черепах, не обращая внимания на подходящего к ним путешественника, а потому и подпуская его почти вплотную. Горы Галилеи, перемешиваясь с долинами и даже как бы вырастая из них, ни коим образом не умаляли красоты этого чудесного края, но напротив придавали дополнительное очарование своими вершинами, внушая человеку высокие, чистые помыслы и величайшее вдохновение. Наверное, поэтому галилеяне слыли смелыми, храбрыми, отважными, преданными и трудолюбивыми людьми. Маленькие их города и большие деревни, уютные и многолюдные, располагались близко друг от друга, и эта близость давала возможность горожанам и деревенским жителям общаться между собой, жить в дружбе и спокойствии, не притесняя соседей, но и себя не давая в обиду. Галилея никогда не думала о богатствах, величии и роскоши, она была равнодушна к серебру и золоту. Уделом галилеян считался труд на земле, которая и давала людям истинное удовольствие и радость жизни, одаривая их богатыми урожаями садов – яблоневых, гранатовых, финиковых, ореховых, фиговых – да виноградников. Мерилом же существования на свете у галилеян была честность и порядочность. Живя в достатке, но, не думая о богатствах, они славились своей добротой и гостеприимством, хорошим вином и весельем, обильным застольем и многочисленными праздниками.
***
Миновало уже почти четыре года, как Иуда покинул родные места. После своего чудесного спасения он ещё долго бродил по Галилее и, наконец, нашёл себе пристанище в Кане, небольшом городке, расположенном в красивой долине, в нескольких стадиях на юг от которой возвышалась гора Фавор.
Иуде понравилась его новая родина. Он вдруг оказался, словно в другом мире, а поэтому быстро забыл печальный и бедный свой Кериот, в который даже не помышлял возвращаться. Да и не хотелось ему жить под постоянным страхом встречи с римскими легионерами или, не дай бог, с самим римским прокуратором, а ведь на Галилею моя власть не распространялась.
Хотя на чужбине Иуде вначале приходилось не сладко, но, будучи человеком сметливым и довольно предприимчивым, он много трудился и вскоре сумел понравиться одному богатому, господину торговавшему разными товарами по всей Палестине и владевшему в окрестностях города большими садами. Не прошло и пары месяцев, как он поручил Иуде одновременно управлять виноградниками и заниматься всеми торговыми делами. Место в доме торговца было весьма доходное, ибо хозяин положил ему неплохой заработок, да и сам Иуда умудрялся ещё кое-что прирабатывать, набрасывая несколько мелких медных монет сверх цены при продаже виноградного вина и другого товара. Он совершенно не скучал по родному дому, который оставил в Кериоте, и не думал о своих родителях, братьях, близких, друзьях и знакомых. Иуда даже не знал, живы ли его отец и мать, так как навсегда вычеркнул их всех из своей памяти. Да и зачем ему были нужны бедные родственники из мрачной и нищей Иудеи, когда его дела пошли в гору, и он начал богатеть. А кормить стариков Искариот не хотел.
"Не нужны они мне! – размышлял он про себя, когда совесть вдруг начинала немного грызть сына Рувима и Цебореи. Правда, Иуда быстро гнал прочь внезапно возникшую и запоздалую жалость. К другому стремился бедный уроженец Кериота. – Новая судьба, которую я собираюсь сотворить своими руками, требует моего отречения от старой и никчемной жизни, – продолжал он оправдываться сам перед собой, – следует навсегда забыть своё бедное и никчемное прошлое существование! Пусть для всех я умер, пропал, но зато для себя родился заново!" – твёрдо решил Иуда, довольно потирая руки.
Человеком Искариот был бережливым, даже можно сказать, скаредным, а потому сумел вскоре скопить достаточную сумму, чтобы начать собственное дело, к тому же, несколько талантов серебра под малые проценты ему обещал дать хозяин.
– Ты парень оборотистый, рачительный! Купи разного товара, перепродай его в Хайфе, или в Кесарии или вон в Птолемаиде. Хороший навар получишь, и долг мне вернёшь, конечно, с небольшими процентами, да и тебе останется кое-что, – учил он Иуду, даже не предполагая, что в голове у того были совсем другие мысли и планы относительно собственного будущего, недооценивал торговец сообразительность и сметливость своего работника.
"Может, ещё хозяйские деньги и возвращать-то не придётся. Женюсь вот на его единственной, великовозрастной дочурке, так вообще всё хозяйское имущество моим станет. Или продам вино, накуплю товара всякого, возьму деньги в долг, да махну в далёкие края, например…", – не придумая ещё куда махнуть, мечтал Искариот. Хотя все его знания об окружающем мире ограничивались Палестиной, да и то не всей, а только тремя её областями, в которых ему пришлось побывать.
Иуда ещё долго грезил о своей предстоящей богатой жизни, не ведая даже о том, что все его желания так и останутся в мечтах. Никогда не суждено будет им сбыться, ибо послушавшись совета торговца и взяв у него деньги в долг, он, конечно же, не поедет в Кесарию, дабы случайно не встретиться со мной, римским прокуратором, а специально направится в противоположную моей резиденции, сторону. Иуда тогда рассуждал абсолютно правильно, а потому, загрузив несколько повозок молодым виноградным вином и сухими фруктами, поехал на северо-запад Галилеи, в главный её город, расположенный на побережье Средиземного моря.