– Не стоит продолжать, Понтий. Я догадался, для чего ты пригласил меня, как только от тебя передали все бумаги по Иисусу из Назарета.
Мне нравился этот образованный и начитанный иудей, поэтому я позволял ему обращаться ко мне по имени, не называя "игемоном". Мы познакомились с ним в мой первый приезд в Иерусалим. Его привёл во дворец центурион Савл. Бывший иудейский священник был слишком мудр, чтобы отказаться от предложения, сделанного мной, римским прокуратором, а потому с радостью согласился следить за сохранностью моих фолиантов и рукописей, которые я собирал уже более пятнадцати лет. В моей библиотеке имелись интересные и ценные экземпляры довольно редких рукописей, привезённые из самых разных городов и районов обширной империи.
Обычно мы во время моего приезда в Иерусалим засиживались с ним допоздна, изучая и разбирая новые свитки, которые мне привозили из Рима или Дамаска мои доверенные люди. Но сегодня я пригласил бывшего священника не для того, чтобы вести разговоры по философии, риторике или логике. Меня сейчас интересовал совершенно другой вопрос.
– И каково же твоё мнение, Гамалиил? Что делать мне? Первосвященник и Синедрион нынешним вечером задержали проповедника по прозвищу Назорей. Они будут настаивать на его смертной казни. Я в этом уверен. Приговор ему, поверь, вынесли ещё три года назад. Помнишь? Мы говорили как-то раз об этом? Так что? Утвердить их решение или…
– А ты сам-то как относишься ко всему происходящему? – спросил меня хранитель библиотеки.
– Никак! Это ваше внутренне дело и оно не связано с угрозой империи. Речи, что произносит этот голодранец из Назарета, не являются призывом к мятежу против кесаря. Болтает, конечно, он много лишнего, но его язык тянет только на кнут, – сказал я собеседнику.
– Так-то оно так, но…! Смотря как взглянуть на его слова! – последовал неожиданный ответ, услышав который, я удивлённо взглянул на Гамалиила.
– Как понимать сие заявление?
– Да, да! Не удивляйся! Я внимательно изучил все донесения твоих осведомителей, которые мне давали читать, – сказал старик и замолчал. Я ждал, а он тем временем взял со стола кувшин с вином и, налив крепкого виноградного напитка в кубок, стал пить медленными и долгими глотками. Мне даже показалось, что он специально делал это столь степенно, не торопясь, дабы затянуть время. Может, вспоминал что, или мне показалось?
***
Путь из Иерусалима в Галилею был не долгим, но долгим и утомительным, хотя и не опасным. Дорога, вымощенная камнем, начиналась от Дамасских ворот и вела на север. Каменистая безводная пустыня с чахлой редкой растительностью, мрачные безжизненные скалы тянулись на всём протяжении пути почти до самого Сихема. Где-то здесь, в этой мрачной и безлюдной долине затерялось древнее святилище Силом, в котором по древнему преданию очень давно, ещё до строительства иерусалимского Храма, хранились в кованом сундуке, отделанном золотом, полученные Моисеем от Господа для иудеев каменные скрижали с заповедями.
По мере удаления от Иерусалима, миновав Сихем, можно было заметить, как постепенно менялась местность, как оживали и преображались окрестности, как маленькими зелёными отдельными островками появлялись вдоль дороги заросли дикой вишни и терновника. И только в Галилее каменистая пустыня окончательно уступала место цветущим просторам, которые буквально очаровывали внезапно открывавшейся разительной красотой. Вся земля, покрытая свежей и сочной луговой травой вперемешку с разнообразными цветами, издали была похожа на необыкновенно красивый ковёр, сотканный не человеком, но, могло показаться, самим Богом. На просторных выгонах паслись многочисленные стада домашних коз и овец, а на склонах холмов и близлежащих гор спокойно щипали сочную траву дикие олени, не боясь даже приближающегося к ним человека. Тенистые оливковые рощи, виноградники, фруктовые сады, богатые кедровники, вековые лиственницы давали приют и пропитание и людям, и животным.
Горы в Галилее были необычайно грациозны. Они поднимались стройно и степенно. У путешественника, впервые оказавшегося в этих краях, захватывало дух и замедлялось сердцебиение. На север беспрерывной грядой протянулись горы Сафеда. Начинаясь сплошной стеной на востоке, они постепенно понижались к морю, открывая в ясную погоду красивый вид на залив Хайфу. На западе из полуденной дымки возникали красивые очертания Кармила, высокой горы, уходившей вниз резко обрывающейся крутизной. В противоположной стороне на фоне голубого безоблачного неба возвышалась гора Фавора, а ещё чуть дальше виднелась двойная вершина Гильбоа, господствовавшая над городом Мегидо. На горизонте, где по утрам вставало солнце, в лощине между горами осторожно, как бы нехотя, проглядывалась долина реки Иордан, медленно и степенно несущая свои воды в Асфальтовое море. За рекой, насколько позволял взгляд, можно было разглядеть высокие безжизненные плоскогорья области Переи.
В Галилее всё казалось другим и оттого необычным: небо голубее, птицы смелее, воздух свежее, вода прозрачнее, трава зеленее, облака белее, солнце ярче.
Назарет располагался почти в самом центре Галилеи. Жил в нём всякий мастеровой люд: каменщики, плотники, гончары, ткачи и бондари. Вот они и возвели свой маленький городок в широкой плодородной и весьма живописной долине Есдрелона, которая раскинулась на вершине группы гор, закрывавших её с севера от сильных ветров и холодных дождей. Виноградники и фруктовые сады, заросли лавра, перемешанные с дубовыми рощами, кедровниками, оливки и смоквы создавали в его окрестностях неповторимый вид вечно цветущего сада.
Оказавшись на вершине горы, у подножья которой раскинулся Назарет, Гамалиил замер, не в силах идти дальше, ибо внезапно открывшаяся перед ним картина величественности природы поражала. Любой впервые оказавшийся в этих местах человек был бы восхищён, очарован, околдован той необыкновенной панорамой просторов, что открылись бы его взору.
"Да, красота необычайная! Увидев такое, можно спокойно умереть с мыслью, что видел рай!" – только и успел подумать бывший священник, как за его спиной кто-то громко, приветливым голосом сказал.
– Я тоже очень хотел бы, чтобы после смерти меня похоронили именно здесь, на одной из этих вершин!
Гамалиил вздрогнул и резко обернулся. Он был искренне удивлён, что его сокровенные мысли кто-то угадал и затем высказал вслух. Позади себя бывший священник увидел молодого человека, лет двадцати восьми, может чуть больше, приятной наружности, со светлыми и длинными, немного вьющимися волосами, которые, перехваченные вокруг головы кожаным ремешком, как у простого ремесленника, аккуратными прядями ниспадали на самые плечи. Незнакомец добродушно улыбался. Он, конечно, заметил, что встреченный им человек немного напуган.
– Прости, путник, что испугал тебя. Я не колдун и не угадывал твои мысли, просто ты, стоя здесь, размышлял вслух. Вот и донёс слова твои ветер до моих ушей. А места здесь действительно красивые! – и как бы извиняясь за случайно подслушанные чужие мысли, путник протянул Гамалиилу небольшую флягу с виноградным вином, дабы тот утолил жажду.
– Да, в Иудеи такой красоты не увидишь! И виноград на наших камнях не растёт, чтобы сделать из него столь прекрасный напиток, – похвалил Гамалиил молодое вино, с удовольствием сделав несколько больших глотков.
– Так, ты из Иерусалима? – спросил незнакомец.
– Да! А тебе приходилось бывать в Иерусалиме? – поинтересовался бывший священник.
– Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе, – тихим голосом, чуть печально проговорил незнакомец. – Да, мне пришлось как-то побывать в этом городе, да только не пришёлся он мне по душе, как, впрочем, и я ему. Слишком уж много в нём чопорности, высокомерия, гордости и любви к самому себе! Холодный он какой-то, холодный и неприветливый, мрачный, что и вся Иудея.
– Ты смелый человек, отчаянно смелый! За такие слова в Иерусалиме тебя уж точно побили бы камнями под стенами города или на площади перед домом первосвященника. Даже мысли такие есть нарушение Закона! – с удивлением и укоризной взглянув на своего неожиданного спутника, сказал Гамалиил, как бы предупреждая того, что не всегда следует откровенничать с первым встречным на дороге человеком. А незнакомец, казалось, не обратил на этот выразительный взгляд совершенно никакого внимания.
– Я немного знаком, как священники охраняют законы. Мне пришлось однажды столкнуться с некоторыми служителями из Высшего совета, да только Бог миловал, отвёл угрозу, если, как видишь, до сих пор хожу живым и здоровым, – весело и беззаботно продолжал говорить молодой человек бывшему священнику.
Так за разговорами путники быстро дошли до города. На самой его окраине незнакомец попрощался с Гамалиилом и повернул в первый переулок.
"Надо же, я даже не спросил, как его зовут. Мне не мешало бы поинтересоваться, где у них находится синагога", – подумал прибывший из Иерусалима гость. Он огляделся и затем решительно двинулся к центральной площади, где обычно, как это было принято во многих городах, всегда собирались местные жители то ли для торговли, то ли просто пообщаться.
На удивление Гамалиила Назарет оказался довольно многолюдным городом. Он впервые приехал в эти края, и его приятно поразило то, что городские жители были весьма внимательны и приветливы к нему, чужаку. Но особенно гость из Иерусалима восхитился необыкновенной красотой местных девушек и женщин, столкнувшись с ними у источника на центральной городской площади, куда те пришли за водой. Его встретили шутками и смехом, чем вновь удивили Гамалиила, ибо иерусалимские женщины никогда не вели себя столь свободно, независимо и вместе с тем достойно с незнакомыми приезжими людьми. Он подошёл к бассейну с водой и, напившись, спросил у горожанок: