Это было самое кровопролитное сражение за все войны, что когда-либо русские вели с турками. Не помогли героизм и самопожертвование войск, не помогла отчаянная энергия Скобелева, лично водившего их в атаку. "Ключи Плевны" – редуты Абдул-бея и Раджи-бея – были взяты, но генерал Зотов, командовавший всеми войсками, отказался поддержать Скобелева, предпочтя скорее отказаться от победы, чем ослабить "заслоны" и "резервы". Последним своим усилием Осман, решивший было бросить Плевен, вырвал победу у горстки героев Горталова, истекавших кровью на виду у зотовских "резервов", стоящих с ружьем у ноги. На штурм 30 августа генерал Зотов двинул 39 батальонов, оставив 68 в "резерве". Штурм почти удался. На правом фланге был взят Гривицкий редут, захвачено знамя и три орудия. В центре, где атаковало 12 батальонов, а 24 стояло "в резерве", штурм был отбит. На левом фланге генерал Скобелев, поведший войска верхом на белом коне, взял "Ключи Плевны" – 2 редута. Еще одно усилие – и Плевен был бы наш. Весь день 31 августа шел здесь неравный бой. 22 русских бастиона бились с турецкой армией на глазах 84 батальонов, стоявших в бездействии. Оставив на редуте Абдул-бея батальон Владимирского полка, Скобелев взял с его командира майора Горталова слово с редута не сходить. Геройский батальон храбро сражался против неприятельских сил. Получив от Зотова отказ в подкреплении, Скобелев с болью в сердце послал Горталову приказание отступить, сказав, что освобождает его от слова.
– Скажите генералу Скобелеву, что русского офицера освободить от данного слова может только смерть! – ответил майор Горталов.
Отпустив остатки своего батальона, он вернулся на редут и был поднят турками на штыки. Наши войска в этих боях потеряли двух генералов, 295 офицеров и 12471 нижних чинов, румыны – 3 тысячи человек. Турки по их показаниям потеряли 3 тысячи человек.
Скобелев возмущался:
– Наполеон радовался, если кто-либо из маршалов выигрывал ему полчаса времени. Я выиграл им целые сутки – и этим не воспользовались.
Имя белого генерала, как его прозвали и русские, и турки, прогремело на всю Россию. На удивление завистникам и рутинеров, Скобелев был назначен командиром 16-й пехотной дивизии. "На верхах" его стали считать если еще не равноценным корпусным командирам Зотову и Криденегеру, то, во всяком случае, мало чем уступающим, а то и вполне равноценным другим командирам дивизий.
Но поражение произвело ошеломляющее впечатление на армию и на всю страну. 1 сентября император Александр II созвал в Парадиме Военный Совет, мало чем походивший на Совет в Горном Студне, проходившем всего неделю назад.
Почти все старшие начальники во главе с Великим князем Николаем Николаевичем и Зотовым пали духом и высказывались за отступление от Плевена, иные за Дунай, и за прекращение кампании до будущего года. Но государь, и в этом заслуга царя-освободителя, согласился с меньшинством, считавшим, что после всех этих неудач отступление совершенно немыслимо как в политическом, так и в военном отношении. Такой бесславный конец кампании явился бы слишком жестоким ударом по престижу России и русской армии.
Было решено отказаться от каких-либо наступательных действий и по всему фронту перейти к обороне. Под сам Плевен стянуть как можно больше войск, укрепиться и отразить Осману сообщения.
В войсках закипела работа. Подходили подкрепления, вокруг города велись осадные работы. В соседних деревнях прямо в деревянных хатах расположился крупный временный военный госпиталь. Вечерело. В одну из хат зашел военный врач и начал устраиваться на ночлег. Тут в нее вошел невзрачный человек, старик, уже очевидно чувствующий тягость лет. Одет он был более чем просто и, несмотря на тепло, чуть ли не по-зимнему: меховая шапка, ватное пальто, боты с мехом.
– Как устроили батальоны? – приступил он к батальонному врачу.
– Этого я еще не знаю, – ответил тот с вызывающим спокойствием, расстегивая сюртук.
– Прежде всего надлежит позаботиться об удобствах доверенных вам людей, – продолжил незнакомец, не обращая, кажется, никакого внимания на недовольство собеседника, – а потом уже можно думать о личных удобствах.
– С кем, однако, имею честь? – не выдержал врач, научившийся в эти несколько своих военных месяцев осаживать штатских ревизоров.
– Пирогов, – сказал старик уже тихим голосом, словно наперед зная эффект этого имени, и заспешил на улицу.
За ним, на ходу застегиваясь, бросился и батальонный врач. Он прежде слыхал, что старик Пирогов прибыл на театр войны. Эту весть на все лады передавали солдаты, обнадеживая друг друга, что теперь, мол, и под пули не страшно угодить. Но он эти слухи воспринимал, как легенду. И вот встреча! Есть ли в России имя популярнее? Солдаты и матросы занесли это имя, куда ни казала носа ни одна наша знаменитость.
– Говорили, Боткин рассказывал, – вспоминает он, – несут на перевязочный пункт солдатика без головы, это еще в Крымскую кампанию, – доктор из дверей машет рукой: "Куда несете без головы!" – "Ничего, ваше благородие, голову несут за нами. Николай Иванович как-нибудь приставит, авось, еще пригодится наш брат-солдат!"
Обегав батальон, собрав подробную справку и, по возможности, приведя себя в порядок, врач направился назад и возле одной из хат, в свете факелов, которые держали две молодые болгарки, увидел Пирогова, который наблюдал за выгрузкой раненых. Заметив почтительно вставшего поодаль врача, он слегка кивнул, будто приглашая проследить с ним за этой процедурой.
– Пойдемте, коллега, – сказал Пирогов, дождавшись, когда опустела последняя телега. И они двинулись по хатам с ранеными, которых разместили в немыслимой тесноте. Кто мылся, кто вскрикивал, а кто уже и водочки принял или чаю напился. В одной хате раненый солдат после операции бредил боем: "То свой! – кричал он. – Свой! Сюда!" А потом запел во все горло и пел, пока не заснул.
– Вероятно, запевала, – заметил Пирогов, когда уже возле полуночи они вышли на улицу. Тут выяснилось, что, прибыв немного ранее врача, Пирогов еще не имел ночлега, и тот робко пригласил его к себе, и приглашение немедленно было принято.
Идя рядом, врач все не мог прийти в себя от того обстоятельства, что патриарх науки, гений, имя которого известно каждому культурному человеку, сейчас, ночью, идет с ним, недоучившимся студентом, чтобы вскоре заснуть на лавке в грязной хате. Этим врачом был Скляровский Сергей Львович, получивший на Шипке рану и Георгия, окончивший после войны Медико-хирургическую академию у самого Склифосовского и длительно проработавший в Виннице уездным врачом.
Была теплая, тихая ночь. Прежде чем идти спать, Пирогов угостил врача отличной сигарой. Курить сели возле хаты на лавочке. Глаза привыкли к темноте, и было заметно, что кругом безлесье, словно малороссийская степь.
– Как приятна эта тишина, – начал разговор врач, – надолго ли?
– Да, тишина обманчива. В любое время здесь могут развернуться бои, – отвечал ему Пирогов. – Слышали, 5 сентября Сулейман вторично штурмовал Шипку, но был отбит, потеряв 2 тысячи человек.
– А сколько же наших полегло? – задал вопрос врач.
– Говорят, что больше тысячи.
– Ничего, блокируем Плевен, разобьем Османа, тогда и Шипке поможем, и до Костантинополя дойдем, – сказал Пирогов.
И действительно, в середине ноября армия Османа, стиснутая в Плевене в четыре раза превосходящим ее железным кольцом русских войск, стала задыхаться в этих тисках. Припасов в городе не оставалось, и турки решили пробиться сквозь линию обложения.
28 ноября, в утреннем тумане, турецкая армия обрушилась на Гренадерский корпус, но после упорного боя была отражена по всей линии и отошла в Плевен, где и сложила оружие. Раненый Осман вручил свою саблю командиру гренадер – генералу Ганецкому. За доблестную защиту города Осману были оказаны фельдмаршальские почести.
Глава VII
А на азиатском театре боевых действий события развивались следующим образом.
В последних числах июля к Арпачаю для подкрепления русских войск подошли две дивизии. Основной удар предполагалось нанести по войскам Измаила, двигающимся на Тифлис с Эриванского направления. С ним было 20 тысяч человек при 56 орудиях. Однако в ночь на 13 августа неожиданно перешедший в наступление Мухтар нанес нашим войскам чувствительный упреждающий удар. Понеся сам большие потери, Мухтар значительно потеснил наш 8-тысячный отряд. В результате этого операция против Измаила была отложена, и все внимание Великий князь Михаил Николаевич сосредоточил на Аладже, где на высотах по фронту в 22 версты укрепились турки. Началось накопление войск. К половине сентября здесь против 40-тысячного отряда Мухтара Кавказский корпус сосредоточил 60 тысяч человек при 218 орудиях. При таком соотношении можно было и наступать. Лорис-Меликов, командующий корпусом, 20 сентября отдает приказ 2-му Горско-Моздокскому полку атаковать турецкие позиции.
– 3-я и 4-я сотня, к бою! – подал команду майор Алтадуков, и казаки вмиг выстроились на исходной.
– Берем вон ту высоту, – указав шашкой, отдал он приказ. – Я с 3-й сотней, вперед!