– Все люди встали на свои места, для вступления в бой предназначенные, и орудия в деках зарядили двумя ядрами, – записали дежурные в вахтенный журнал. Матросы смачивают палубу, опускают сукно над крюйт-камерами, командоры уже взялись за шнурки ударных замков.
Напряжено внимание. Все ждут.
Уже подошли на пушечный выстрел. Еще ближе. Видно, как турки наводят орудия. Только русские еще не знали, что наводят они орудия не на корпуса кораблей, а на мачты и паруса.
– Если стрельбой по рангоуту" не удастся замедлить атаку, то хотя бы выбить как можно больше людей, которые бросятся от орудий на марсы и реи убирать паруса, – говорил своим офицерам Осман-паша. – А когда их много погибнет, огонь можно будет перенести на корпуса.
В половине первого, когда русские корабли стали разворачиваться в боевую линию, все турецкие суда по выстрелу с фрегата "Ауни-Аллах", на котором поднял свой флаг турецкий главнокомандующий, открыли пушечный огонь по их рангоуту.
Нахимов, разгадавший их хитрость, уже после первого залпа дает сигнал: "Взять на гитовы", – то есть подобрать паруса и тем самым уменьшить возможность их повреждения. Одновременно, не крепя парусов, все корабли вслед за флагманским открыли ответный огонь по неприятелю.
Хитрость турок обернулась против них же. Первый залп почти не причинил вреда русской эскадре, у них же появились пробоины.
"Императрица Мария", на которой находился Нахимов, методично громила батальным огнем 38 орудий своего правого борта и меткими выстрелами четырех 68-фунтовых бомбических орудий нижнего дека турецкий флагманский корабль "Ауни-Аллах".
Уверенно и искусно работали артиллеристы. Их ядра и бомбы без промаха поражали фрегат Османа, и через полчаса он, не выдержав состязания с искусным противником, отклепал якорные цепи, чтобы бегством спастись от выстрелов.
Через два часа после начала сражения замысел Нахимова был в основном выполнен. Турецкой эскадры не существовало. Только отдельные суда и береговые батареи № 5 и № 6 посылали беспорядочные выстрелы по русским кораблям. Когда в половине пятого на помощь Нахимову на "Ростиславе" с еще тремя кораблями прибыл Корнилов, и они перестали стрелять. Видя картину всеобщего разрушения, Корнилов приказал командиру парохода "Одесса" Федору Керну подойти к сидевшему на мели меньше всех пострадавшему фрегату "Несими-Зефер", отбуксировать его, чтобы затем привести в Севастополь. Но фрегат оказался не плавучим. Сняв с него 200 турок и убрав убитых, его подорвали. В бухте не было больше ни одного турецкого судна. От эскадры Осман-паши остались только обломки судов, плавающие по рейду, да торчащие из воды мачты фрегатов, корветов и транспортов. На дне покоились 11 боевых судов – "цвет турецких фрегатов и корветов", два купеческих брига и два транспорта. Вместе с Осман-пашой были взяты в плен ограбленные своими командами командир "Фазли-Аллаха" Али-бей и командир корвета "Фейзи-Меабуд". Один из фрегатов не спустил флага. Но по нему открыл разрушительный огонь "Париж", и фрегат, изрешеченный ядрами и усеянный трупами, выбросился на мель у батареи № 6. "Императрица Мария" перенесла свой огонь на фрегат "Фазли-Аллах". Он тоже загорелся, подобно своему флагману, бросился к берегу и сел на мель против города. На "Неджми-Фешан" переносить огонь не пришлось. По нему вел огонь "Великий князь Константин", заставивший его тоже выброситься на берег.
"Чесма", бросив якорь вслед за "Великим князем Константином", вместе с ним била из своих орудий по крайнему левому фрегату "Навек-Бахри", одновременно отстреливаясь от турецких батарей № 4 и № 3. Вместе с экипажем "Великого князя Константина" офицеры и матросы "Чесмы" пришли в восторг, когда фрегат взлетел на воздух. Командир корабля немедленно развернул корабль в сторону одной, а потом другой батареи и огнем своих 42 пушек одного борта смыл батареи до основания. Подожженные турецкие суда один за другим взлетали в воздух. Их горящие обломки падали на городские кварталы Синопа, и там занялся пожар, быстро охвативший весь город.
Наша эскадра не потеряла в сражении ни одного корабля, но повреждения, причиненные кораблям, были значительны. Более всех пострадала "Императрица Мария". В ее корпусе было 60 пробоин, разворочены кормовая часть и галереи, подбиты мачты. На эскадре было 235 раненых и 38 человек погибших.
Корнилов в рапорте Меншикову писал: "Одушевление, с которым сражались и офицеры, и нижние чины, наполняет душу восторгом. После битвы я осматривал раненых – и ни одного выражения ропота или уныния".
Впечатление, произведенное Синопской победой, было огромно, так как в этой войне было много непонятного не только для народа, но и для просвещенных слоев общества. По-разному толкуемый спор о святых местах в Палестине, посольство Меншикова, происки западных дипломатов, переход русских через Прут – все это одно за другим облетало Россию. А официальные известия были полны гнетущей неопределенности. Ни цели войны, ни смысл дипломатических мер против Турции, о которых ходили путаные слухи, не были ясны, и никто не брался их разъяснять. Декларативные заведения газет и манифестов о святости войны для русского сердца не могли убедить народ: война не затрагивала его интересов. Все было покрыто непроницаемой мглой. Россия погрузилась в тяжелое, мрачное раздумье.
Известие о Синопе блеснуло в этой атмосфере яркой молнией. Здесь, по крайней мере, было понятно: и то, что турки покушались на Кавказ, завоеванный русским оружием, и то, что их следовало побить, и то, что Нахимов их побил, и даже то, что, может быть, туркам и их союзникам неповадно больше будет лезть куда не надо и война закончится благополучно, не наделав многих бед, не принеся огромных жертв. Но чем громче раздавались приветственные клики, тем тяжелее становилось на душе у виновников торжества.
– Ужасно то, – говорил Нахимов, – что победа подвинет против нас войну, ибо англичане увидят, что мы им действительно опасны на море, и, поверьте, они употребят все усилия, чтобы уничтожить Черноморский флот.
И опасения эти были ненапрасны. В Константинополе, Лондоне и Париже разгром турецкой эскадры в Синопской бухте был воспринят с крайним раздражением. Черноморский флот вдруг возник перед взорами политических деятелей Англии, а заодно и Франции, как самая реальная сила на пути экспансии. Турецкий флот оказался для него слабым противником. Ясно стало, что и вообще руками Турции много не сделать. Но разгром злосчастного "союзника" был еще и тем долгожданным предлогом для вступления в войну Англии и Франции, о каком обычно говорят: если бы его не было, его нужно было бы создать.
Смысл войны с Россией определился теперь конкретно и ясно: чтобы владеть Востоком и Балканами, нужно уничтожить русский флот на Черном море, разрушить его главную базу. Синоп заставил задуматься, так ли это просто сделать. Они сделали вывод о том, что с моря взять Севастополь невозможно.
Часть вторая
Глава I
В Англии и Франции немедленно началась подготовка к вторжению в Крым. Донесения русских агентов из этих стран отчетливо рисовали эту лихорадочную деятельность. Уже 23 декабря из Константинополя в Севастополь отправился английский пароход "Ретрибюшн". Официальной целью этого визита было известить власти о вступлении английского и французского флотов в Черное море (для "защиты турецкого"). Наделе же капитан парохода Дрюмонд и прикомандированный к нему французский разведчик лейтенант Бони должны были выведать силу береговой обороны Севастополя и определить возможности нападения на город с моря. Они сделали вывод, что с моря взять Севастополь невозможно. А во Франции уже готовилась сухопутная армия для отправки в Крым. В донесении от 14 января 1854 г. сообщалось: "Состав французской армии, отправляемой на Восток: пехотные полки двухбатальонного состава, а кавалерийские – трехэскадронного. Численность всей армии с включением егерских батальонов, артиллерии и обоза должна составить 42 тысячи человек".
Сборными пунктами для отправления назначены Тулон и Алжир. 4 февраля агент доносил: "Все полки, входящие в состав 1-го экспедиционного корпуса на Восток, направляются к Тулону с целью переброски в Константинополь". После высадки войск в Константинополе союзный флот планирует атаковать порты Крыма и Азовского моря, – сообщал тот же агент.
28 февраля сообщалось, что командующий английским экспедиционным корпусом лорд Раглан намерен высадить две первые свои дивизии в Персконе, чтобы отрезать русские войска, находящиеся в Севастополе, который в то же время будет атакован главными силами англо-французского флота.
По мере того как разрабатывались военные планы, аппетиты французского и английского правительств все более разгорались. Генералы увлеклись до того, что теряли чувство меры. По сообщениям из Парижа от 7 марта, назначенный главнокомандующим французской экспедиционной армией военный министр маршал Сент-Арно хвастался, что "начнет войну на Востоке и возвратится во Францию уже в начале июня, приняв начальство над финляндской армией, назначенной для отнятия Финляндии у России и отдачи ее Швеции". Однако ни во Франции, ни в Англии не забывали первоочередную задачу – уничтожение русского Черноморского флота и его главной базы.