- Видать, сердце его чует беду, - нараспев зевнул Фуников и с усердием почесал под бородой. - А покудова вона што сотворяет в Нарве!.. Будто всяких языков народы набились в корабли, штоб в море плыть…
- Все нам наперекор… Все назло нам, прости Господи! Православные мы люди, душа не терпит того бесчестия.
- Все вверх дном, Петрович! Седни курица - и та фурится. Задор, сам знаешь, силы не спрашивает. Все перевернулось.
- Боярин Овчина Димитрий правильно его называет "англицким царем"… Далась ему Лизавета…
- Сестрою ее величает… Да Бог с ней! Как наши-то дела?
- Третьяк, брат Висковатого, упреждал Володимира Андреевича, штоб сидел тихо до поры до времени… Пущай Семен Ростовский не водит к нему тайно литовских людей и к нам бы не заезжал. Царевы уши везде… Князь Палецкий Митрий тоже не горазд в молчании. Слаб на язык. Поостерегаться его Третьяк упреждал…
- Ах, Висковатый! Сам себе тирана на шею посадил. Он и Воротынский… Помнишь их лютование против нас, когда Иван Васильевич на одре лежал. Што бы нам в те поры посадить на престол Володимира-то. Вот бы счастье! Висковатый и Воротынский помешали в те поры нам! Пущай теперь и не жалуются. Спихнули бы мы его тогда, лежащего на одре, с престола. И-их! Глупость человеческая! Уж, видать, мы не дотянем до конца этой песни. Нет. Не дотянем!
- С дацким королусом будто бы наш вздумал стакаться. Союза ищет против Литвы.
- Не против Литвы, а против нас! Все к тому, чтоб нас крепче прижать… Дацкий Фредерик свару завел со Свейским, так будто наш думает: корысть от того на море ему прилучится, силы больше заберет через то… А по-моему, по-стариковски: собакой залаешь, а петухом не запоешь!.. Иван Висковатый, и тот уже руками разводит… Следовало бы, говорит, отступиться от Ливонии. Давно бы пора. Побаловали, да и довольно! Дацкая страна, говорит, нам не поддержка.
- Ладно! Помалкивай до поры до времени… Там, в Посольской избе, знают, што делать… Есть наши люди… понимают пользу. Положимся пока на волю Господню. А то истинно… всяк понимает, чем крепче будет царева держава, тем худчее нам, боярам… Ливония, коли станет его вотчиной, - умножит его могучество… Великая радость его - наше горе.
В утро следующего дня царь Иван Васильевич снова беседовал с англичанами. Расспрашивал их не только об Англии, но и задавал им вопросы о богатстве, о военно-морской мощи, вере и обычаях франков, скандинавов, испанцев…
Рассказы англичан сильно интересовали его.
Здесь, в Посольской избе, занятой будничной повседневной работой, беседа с царем понравилась англичанам более вчерашней, происходившей в пышной обстановке царского дворца. И царь как будто чувствовал себя свободнее наедине с иноземцами, нежели в присутствии сонма надутых, чопорных бояр. Дьяки, почтительно стоявшие вдоль стен, также принимали участие в беседе, и некоторые из них выполняли обязанности толмачей. Здесь были: Висковатый, Андрей Васильев, Писемский, Совин, оба Щелкаловы, Колыметы, Алехин и многие другие.
От англичан не укрылось то, что царь Иван с некоторыми дьяками держится проще, чем с боярами, милостиво улыбается в ответ на их слова… И вообще царь показался англичанам совсем другим, чем во дворце. Он попросил английского посла письменно изложить ему то, что он знает о флоте английской королевы и о флоте иных стран. Посол ответил, что он рад исполнить это и будет счастлив представить государю завтра же свою докладную записку об этом, а теперь он просит его величество разрешить людям королевы поднести ему последний образец английского корабля, точно изображающий натуральный корабль.
Один из членов английского посольства вынул из чехла модель корабля и подал ее Ивану Васильевичу в собственные его руки.
Маленький корабль был хорошо выточен из букового дерева, разрисован красками, оборудован снастями, распущенными парусами, флагами, раззолоченными пушками и другими военными принадлежностями.
- Этот подарок поручили передать вашему величеству знатные королевские люди. Они благодарны вам за мудрую дружбу с Англией.
Иван Васильевич приподнялся и ответил англичанам также глубоким, "поясным" поклоном. Он долго, с любопытством рассматривал кораблик, расспрашивал о значении той или иной его части.
По окончании беседы царь Иван подозвал к себе дьяка Андрея Васильева.
- Одарите мехами и конями добрых рыцарей королевы Елизаветы… Опись покажи мне. - И добавил тихо: - Нерадивы стали дьяки у тебя к царской службе… Наказать надо! Живут праздно.
Васильев не осмелился ничего ответить в свое оправдание, боясь вызвать у царя гнев, но подумал: "Сукин сын, Вяземский, наболтал! Постоянно сует нос в посольские дела!"
Царь сказал, чтобы дьяки уделяли больше внимания иностранцам, побольше бы узнавали об их обычаях и делах.
- Мой отец, в бозе почивший великий государь Василий Иванович, запрещал чужеземцам бывать в нашем царстве и ездить далее на восток… Бог мне простит мою слабость. Не потехи ради пускаю в свою землю чужеземцев. Мои владения открыты им. Помните! Бог простит мне и то, что держу иных у себя силою. Судят меня бояре и прочие. Скажу им: не сокрушайтесь, за все ответит Богу грешный царь!
Васильев сказал, что немногие иноземцы, уехав за рубеж, пишут правду о Москве и государе.
Иван Васильевич рассмеялся:
- Беседовал со мной в субботу фрязин Ванька Тедальди. И печаловался, будто много народу погубил я. Так-де пишут в западных странах… Стар он, неразумен. Губил я изменников, да и где им почет?! Вон Эрик Свейский с своею собакою, кровосмесителем Георгом Перссоном, сколько высокородных гордецов сгубил, да и брата своего Иоанна, коли он попал бы к нему, не пощадил бы… Эрик губит своих вельмож без толку, я перебираю людишек моих по делам. Следовало бы и еще кое-кого убрать, но я терпелив… жду, покудова исправятся… Царю все ведомо, и коли ты за собою вины никакой не видишь, то, будь покоен, царь ее видит!..
Краска смущения залила лицо дьяка. Он не ожидал такого оборота речи Ивана Васильевича.
- Убийца либо вор, присвоивший чужое добро, явственно видит свое преступление… Тот, кто грешит против государя и родной земли, не убивая и не воруя, почитает себя правым и всякое дело свое творит, гордясь тем, будто делает добро… будто в том нет греха… будто ошибается государь, - уходит по тому пути далеко… Так далеко, что уж ему и преступленье не кажется преступленьем. В те поры беру его и казню, а он, умирая, говорит: "Прости, Господи, царю и великому князю грех его - не ведает бо, что творит!" Так и умирает, не покаявшись. Ну и Господь с ним. Монастыри я заставил поминать их души.
Царь милостиво распрощался с англичанами.
Окруженный дьяками, сопровождаемый Малютою Скуратовым и стрелецкою стражею, опираясь на посох, он неторопливо пошел во дворец.
Вернувшись в свои покои, Иван Васильевич приказал постельничьему послать поклон матушке государыне.
Мария Темрюковна пришла, приветствовала царя, он ответил ей таким же приветствием. После этого подвел ее к столу и показал ей кораблик, подаренный английским послом.
Царица залюбовалась им; ей очень понравилась отделка корабля, но она сказала, что хорошо бы прикрепить к мачте московский греб - будто бы это наш корабль.
Царь был в восторге от этого совета супруги. Он велел слугам немедленно сыскать на митрополичьем дворе новгородского богомаза Марушу Нефедьева и привести его во дворец.
- Вот бы мне такое судно!.. Поехали бы мы с тобой на море… Любопытно мне посмотреть на ихнюю жизнь… Уж больно расхваливают они себя… Так ли это?
Мария Темрюковна уже не первый раз слышит о желании царя побывать в Англии. Он ведь знает, что ей не нравится это, и, словно бы нарочно, повторяет одно и то же. Царь по ее молчанию и скорбно опущенному взгляду угадал ее недовольство.
- Ну, не сердись, Бог с тобой, голубица моя! Можно ли царю отъезжать из своей земли? На един день мне из Москвы нельзя отлучиться.
Пришел иконописец Маруша Нефедьев, упал в ноги царю.
Иван Васильевич велел ему подняться и слушать его. Он приказал Маруше нарисовать маленькие вымпелы с двуглавым орлом.
- Поторопись! Живо!
Маруша бросился опрометью бежать и вскоре принес маленькие вымпелы с московским гербом.
Иван Васильевич осторожно прикрепил их к модели корабля.
Царь и царица глазами, полными восхищения, долго любовались кораблем.
- Закажу я такие же корабли в Англии… - И, немного подумав, громко сказал, взглянув на жену: - Нет. Будем делать у нас свои… на Студеном море. У церкви святого Архангела. Самим надо учиться… есть и у нас люди…
Мария Темрюковна сказала сердито:
- Не построим.
- Что так, государыня?
- Они не захотят!
Царь вспыхнул, глаза его заблестели гневом.
- Заставлю! - тихо, но грозно проговорил он. - И мореходцы у нас с древних времен и по сие время ведутся. Умножим их.
Мария Темрюковна недоверчиво покачала головою:
- По силам ли тебе то, батюшка государь?
Иван Васильевич, немного подумав, сказал: