- Я тоже должна признаться, милорд, что сейчас едва ли выгляжу подобающим образом… Но я полагаю, мы вполне могли бы обойтись без лишних церемоний… Здесь так темно, что, боюсь, ослепнет даже стыд… если, разумеется, он вас так беспокоит…
Она встала с постели, подошла к двери и плотно закрыла ее, два раза повернув ключ в замке.
Чанслер пистолетами, как мог, прикрыл мужское достоинство и от не- обычности своего положения покрылся вдруг холодной липкой испариной.
Бетси же в одной ночной рубашке до пола вплотную подошла к своему гостю и всем своим могучим, тяжелым телом прижала его к стене.
- Что вы собираетесь со мною делать… милая Бетси? - простонал Чанслер.
- Раз уж вы, кажется, окончательно проснулись, я думаю, вы могли бы, хотя бы в самых общих чертах, припомнить, что делают мужчины и женщины в подобных обстоятельствах… Но для начала уберите-ка, пожалуйста, эти ваши противные пистолеты! Полагаю, не они вам понадобятся сейчас… К тому же они мне просто мешают почувствовать мужчину… Ведь вы же, надеюсь, настоящий мужчина, не правда ли, милорд?
- Но вы… вы совершенно… совершенно раздавили меня!
- Надеюсь, однако, не настолько, чтобы забыть свой долг джентльмена?
- О, черт подери… какой еще долг?
- Помочь наконец даме раздеться! Полагаю, вам доводилось когда-нибудь делать подобные вещи?
- Но я вовсе… вовсе не хочу… всего этого… черт!
- Пустое, голубчик, пустое! - Она засмеялась неожиданно мягко и добродушно. - Все хотят, и вы захотите… Поверьте моему немалому опыту, милорд!..
С этими словами Бетси буквально закинула своего полупридушенного постояльца в постель и с неожиданной быстротой и легкостью запрыгнула туда сама. Видавшая виды постель натруженно и тяжко затрещала…
- Черт вас возьми! - ругался Чанслер, вступая в неравную борьбу со своей насильницей. - Встаньте с меня… не душите… по крайней мере…
Не бить же мне вас… дьяволица вы эдакая!..
- Разумеется, милорд… Постель, если мне не изменяет память, предназначена вовсе не для этого… Так вы будете наконец делать свое дело или мне выскочить в таком виде на улицу и закричать, что меня насилуют в собственном доме? Уверяю вас, милорд, наши горожане не любят подобных шуток и по невоспитанности своей могут слегка вздернуть вас на ближайшем фонаре. Впрочем, я уверена, до этого не дойдет. Вы мне еще хотели что-то сказать, милорд?
- О господи! - взмолился несчастный капитан. - Скажите же, по крайней мере, что с моим другом и где он сейчас.
- Но вчера вы уже спрашивали об этом, и я, помнится, сказала, что он был ранен и потерял очень много крови. Однако сейчас… да угомонитесь ли вы наконец, милорд? - Бетси решительно пресекла попытку Чанслера вскочить с постели. - Однако сейчас у него все в порядке: я вытащила из его плеча пулю, а моим мазям и примочкам могут позавидовать даже королевские лекари… Надеюсь, через неделю-другую ваш приятель сможет встать на ноги, а еще через десяток дней после того с помощью Божией…
- О, черт! - в ужасе воскликнул Чанслер. - Что вы такое несете?
- Ах, как вы невежливы, право! - поджав губы и покачав головой, промолвила Бетси. - Но не находите ли вы, милорд, что мы с вами слишком заболтались? Извольте-ка тотчас стать настоящим мужчиной и джентльменом, иначе я вынуждена буду ославить вас на всю Англию!
И капитан Ричард Чанслер вдруг понял, что обречен. Он глубоко вздохнул, недоуменно пожал плечами, криво усмехнулся и… отдался Малютке Бетси!..
Глава X
…В Нидерландах капитан Чанслер оказался неспроста.
В первых числах ноября 1551 года, буквально через несколько дней после возвращения из трудного, но такого удачного средиземноморского плавания, его пригласил к себе домой Томас Грешем. После изысканного обеда в уютной малой, или рабочей, как здесь говорили, столовой они перешли в такой же малый, или рабочий, кабинет и расселись в креслах у камина друг против друга.
- Вы знаете, Ричард, - сказал тогда Грешем, - на днях я собираюсь по некоторым неотложным делам на континент, и мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие весьма важные вопросы. Но прежде всего - как вы себя чувствуете после столь длительного и нелегкого путешествия?
- О, сэр Томас, я никогда не чувствовал себя лучше!
- Надеюсь, ваши финансовые дела тоже на высоте?
- После такого плавания и благодаря вашей постоянной щедрости я стал, кажется, настоящим богачом!
- О, я думаю, вы несколько преувеличиваете размеры своего состояния, - улыбнулся Грешем, потягивая вино из великолепного бокала венецианского стекла. - Но знаете, Ричард, вы могли бы многократно приумножить ваши средства и стать действительно богатым человеком, доверься вы одной из нашей банкирских контор в Сити.
- Я был бы счастлив, если бы такой конторой стала ваша, сэр Томас.
- Превосходно! Благодарю вас, Ричард. Полагаю, вам никогда не придется раскаяться в принятом решении. Зайдите как-нибудь к сэру Томасу Одричу. Я уверен, он наилучшим образом устроит все ваши финансовые дела. Он предупрежден и ждет вас…
Они допили вино, после чего Грешем спросил:
- Что бы вы сказали, Ричард, попроси я вас снова отправиться на континент?
- О, сэр Томас, вместе с вами? С восторгом!
- Увы, дорогой Ричард, нас ожидают разные дороги старушки Европы…
- Я готов, сэр Томас!
- Благодарю вас, Ричард. Поверьте, я не сомневался в вашей дружбе и готовности помочь мне в наиболее тонких, деликатных и, я бы сказал, тайных делах. Еще раз благодарю вас. - Грешем снова наполнил оба бокала. - На этот раз я хотел бы просить вас с головой окунуться в большую политику.
Лицо Чанслера вытянулось от удивления.
- Но, сэр Томас, я никогда ею не занимался и вовсе не уверен, что это было ошибкой с моей стороны…
- Кто знает, друг мой, кто знает… То дело, которое я бы хотел предложить вам по возвращении с континента, может быть связано с очень большой, даже самой большой политикой… Попробуйте сейчас свои силы перед главным делом вашей жизни!
За многие годы близкого знакомства с этим человеком Чанслер хорошо изучил манеру Томаса Грешема разговаривать либо подчеркнуто прямо- линейно, либо некими полузагадками, недомолвками. Все зависело от собеседника и темы разговора. Грешем был великим мастером общения!
Чанслер насторожился:
- Что вы хотите этим сказать, сэр Томас?
- Видите ли, дорогой Ричард, - тихо и задумчиво проговорил Грешем, - у меня сложилось такое ощущение, будто в самом ближайшем будущем, буквально сразу же по вашем возвращении с континента, вы можете начать путь, который неизбежно приведет ваше имя к бессмертию. По вашему лицу я вижу, что вы несколько удивлены, друг мой? - Грешем добродушно улыбнулся и лукаво сощурился.
- Удивлен? - воскликнул Чанслер, совершенно потрясенный высказанной Грешемом перспективой. Он слишком хорошо знал, что его патрон никогда не говорит и не делает ничего такого, что предварительно не было бы им тщательно продумано, взвешено и решено. - Да я просто… просто раздавлен вашим… вашим предположением, сэр Томас! Не могли бы вы объяснить мне, что вы хотели сказать, связав мое более чем скромное имя с… с бессмертием? Право, сэр Томас, вы до смерти напугали меня…
- Но обо всем этом - по возвращении с континента! - твердо заявил Грешем. - А сейчас… Послушайте, Ричард, вам что же - не нравится это вино? В таком случае я прикажу тотчас принести другое. Хотите канарское? Бургундское? Какое? У меня есть любое и самое лучшее, как вам хорошо известно: вы ведь сами только что доставили его из глубин Европы. А ваше лицо! Вы так мрачны сейчас… Вам не понравился обед? Вы, не дай бог, заболели?
- М-м-м… нет… все прекрасно, сэр Томас… - сказал Чанслер и до дна осушил бокал великолепного корсиканского вина. - Просто, признаться, я встретил некоторые затруднения, узнав о своем возможном бессмертии…
- И это вполне естественно, друг мой! - засмеялся Грешем. - Ну а теперь займемся делом. Для начала оно предстанет перед вами в виде небольшой лекции по вашей "любимой" политической проблематике. Надеюсь, вы хорошо знаете, что династия Тюдоров физически слаба и ей угрожает весьма скорое вырождение. Король Эдуард неизлечимо и смертельно болен. Еще год-два, и его должна сменить принцесса Мария Тюдор, если, конечно, Господь Бог не распорядится как-то иначе… Мария, сколько можно судить по ее нынешнему образу жизни, едва ли задержится на английском троне сколько-нибудь продолжительное время: своими бесконечными постами и молитвами она рассчитывает проложить для себя кратчайший путь к Всевышнему, и я полагаю, ей это вполне может удаться, хотя, признаться, мне лично это не принесет никакой радости. Кроме того, боюсь, и она тоже поражена фамильным недугом и вряд ли сможет долго править страной. Остается последняя из Тюдор - прекрасная принцесса Елизавета. Мне бы очень не хотелось ворошить зловонную кучу грязного дворцового белья, но и пренебрегать ею тоже, по-видимому, не стоит. - Грешем неторопливо и тщательно поправил горящие в камине поленья, отпил из бокала несколько глотков вина, снова уселся в кресло и продолжил свои рассуждения: - А между тем стоустая дворцовая молва упорно считает лорда Сеймура виновником нескольких насильственных вытравливаний его плодов из чрева юной принцессы. Не говоря уж о гневе Господнем, есть все основания полагать - если все это не пустая болтовня досужих придворных умников, - что наследников престола от нее едва ли следует ожидать, поскольку детородные ее способности, скорее всего, сведены на нет… Вы можете спросить меня, дорогой Ричард, какой интерес все эти династические проблемы могут представлять для нас, купцов и банкиров.