– У них конец месяца, – снисходительно пояснил Севка. – В это время всегда напряженка…
– А у тебя конец учебного года! Ты уроки сделал?
– Да сделал я все…
– Смотри мне!
Пользуясь отсутствием отца, Севка пробрался в мастерскую. Маятник по-прежнему ритмично ходил туда-сюда, доказывая, что небывалое бывает, только "перпетуум мобиле" почему-то мало волновал. А вот вздыбленная плоть – волновала. Севкой тоже завладела непонятная сила, как теми сумасшедшими в лесу, подталкивая воображение и заставляя представлять сладостные картины. По сути, она подчиняла, командовала Севкиным телом, отчего было неприятно и одновременно приятно…
Ночью он двигался по лесу с девчонкой, одетой в балетную пачку. Она была не похожа на Лорку, но Севка почему-то был убежден: это именно она. Он крепко держал Лорку за талию, пытаясь целовать на ходу, точнее, тычась губами в ее сомкнутые губы. А глаза шарили по сторонам, выискивали местечко, где можно заняться тем самым делом.
Найдя укромную ложбинку, Севка взялся стаскивать с подружки пачку – да не тут-то было! Дурацкая балетная одежда будто прилипла к телу, не оторвешь, а значит, и до заветного места не доберешься.
– Не спеши… – проговорила Лорка. – Там кто-то идет.
Севка вполуха прислушался.
– Брось! – отмахнулся он. – Лучше сними эту ерунду – сама!
– Нет, – покачала головой Лорка. – Сюда идет черный мухобой!
– Да перестань ты! – злился Севка, приплясывая в нетерпении. – Снимай сейчас же!
Лишь когда совсем близко раздался хруст, он обернулся. Среди деревьев виднелся черный силуэт того, кто пожирает пацанов и вряд ли побрезгует девчонкой. А тогда ноги в руки – и в глубь леса, подальше от этого урода, жаль, что Лорка (или кто-то похожий на нее) так медленно перебирает ногами. Давай быстрее, ты не на балете! Он тянул ее за руку, петлял между деревьями, чтобы вскоре оказаться на огромном летном поле.
– Убежали… – проговорил, отдышавшись.
Не сразу дошло, что на аэродроме укромного места не найдешь, так что его планы накрылись. А тут еще самолет в небо поднялся, и девчонка в пачке задрала голову:
– Я знаю, кто там летит!
– Кто же? – скривился Севка, заранее зная ответ.
– Женя! А вон бегут дикие собаки Динго!
Обернувшись, Севка заметил, как от самолетных ангаров отделилось несколько черных точек и, подпрыгивая, понеслось к ним. Не в силах терпеть, он изо всей силы прижался к Лорке (не похожей на Лорку) и вдруг почувствовал сладостное облегчение…
6
Лето вступило в свои права незаметно, по сути, границы между маем и июнем не было. Вот только школа не кончилась, потому что после седьмого класса полагалась практика , то есть еще десять дней ходи в те же классы и крась подоконники.
– Тебе, Мятлин, спортзал доверяю, – говорил одноногий трудовик, вручая ведро с краской и кисть. – Оправдаешь доверие?
– Доверие… – с тоской отзывался Женька. – Зал же большой очень!
– Так и практика не завтра заканчивается. Иди, короче, работай. Только нормально – не так, как автомат делал…
Борис Сергеич намекал на Женькин "шедевр" – деревянный автомат Калашникова, который он делал вместе со всеми в первом полугодии. Худо-бедно ему удалось выстругать цевье, ствол и закругленный магазин; вот только соединяться вместе отдельные части отказывались. Точнее, соединялись, но целое напоминало скорее оружие для стрельбы из-за угла (ствол основательно уводило влево). Когда трудовик поднял Женькино изделие над головой, класс грохнул от хохота. Потом, говорили, испорченную заготовку отдали Рогову, тот в два счета довел автомат до ума, только от этого было не легче. Вот уж кто ухохотался, наверное; еще и Лорке потом наверняка рассказал, этого Севка не упустит…
Радовало одно: он работал в одиночку, значит, мог сколько угодно воображать и сочинять, разделывая недоброжелателей под орех. Трудовика он представил одноногим пиратом Джоном Сильвером, тому разве что попугая не хватало, только вместо слова "пиастры" он бы орал: "Работай! Работай!" Себя же он воображал Томом Сойером, хитроумным и находчивым, между прочим, сумевшим с легкостью увильнуть от обязанности красить забор. Вот если сейчас кто-то войдет в зал, он сделает так, что тот будет красить вместо него. Размазывая вонючую краску, Женька поглядывал на вход, но никто в дверях не показывался.
Оставив подоконник недокрашенным, он вышел в коридор, чтобы вскоре оказаться у двери, на которой висело мультяшное изображение зайца с волком и табличка: "Живой уголок". Из-под двери тянуло животным запахом, и Женька затормозил, размышляя: зайти? Или ну его? Среди четвероногих (а также летающих и плавающих) друзей проходила практику Лорка, но пахнет в этом уголке… "Ладно, перехожу Рубикон!" – подхлестнул он себя крылатыми словами.
Ни Лорки, ни еще кого-то за дверью не оказалось. Жевали клевер кролики, щелкали крючковатыми клювами клесты, а вот люди отсутствовали.
Лорка появилась внезапно, с прикрытой материей клеткой в руках:
– Привет. Тебя уже отпустили?
– Ушел на перерыв. А ты скоро заканчиваешь?
– Не скоро, – ответила озабоченно. – У нас хамелеон заболел.
– Хамелеон?!
Когда она сдернула материю, взгляду открылась травяная подстилка, на которой лежала странного вида серая ящерица. Она сохраняла неподвижность, огромные в сравнении с тщедушным тельцем глазницы были прикрыты, из-за чего складывалось ощущение, что рептилия приказала долго жить.
– Он живой вообще-то?
– Живой, но болеет. Я его на солнце сейчас греться носила: это же южная ящерица, ей тепло нужно…
Поставив клетку на подоконник, Лорка постучала по ней пальцем, но хамелеон не среагировал. А Женьке почему-то вспомнился рассказа Чехова. В принципе, можно было блеснуть – Лорка-то "Хамелеона" только в будущем году будет проходить, он же осваивал школьную программу с упреждением. Только форс был вроде не к месту, ее явно другое заботило…
– А чего он серый? – спросил Женька. – Хамелеон должен цвет менять.
– Это здоровый хамелеон цвет меняет. А больному не до того.
Эврика! Он расскажет о своей способности представлять разные цвета, когда видел буквы или цифры! Например, буква "Л" была желтой, а цифра "2" вызывала стойкую ассоциацию с лиловым цветом. Когда математичка или физик Гром влепляли Женьке двойку, перед глазами плыло лиловое марево, даже стены в классе обретали сиреневый оттенок. Если верить "БСЭ", такая способность именовалась "синестезия". И было очень жаль, что учителям она до лампочки, им главное – учеников мучить, уж это Женька знал, как никто…
– Надо же… – качнула головой Лорка. – А буква "Ж" какого цвета?
– "Ж" – зеленого. Точнее, темно-зеленого.
– А буква "С"?
– А-а… При чем тут "С"?
– Просто спросила.
– Нет, при чем тут "С"?! – загорячился он.
– При том. Хвастаться вы любите – что ты, что Сева… Он недавно про черного охранника со свалки рассказывал, ну, вроде тот мертвец, но все равно ловит ребят. Так вот Севка хвастал, что нисколько его не боится. А чего тут бояться? Это ведь выдумки, не может мертвый живых ловить. Живое – это живое, а мертвое – это мертвое. – Она взглянула на клетку с хамелеоном. – Гляди, глаз открыл! Видишь? Он еще поправится!
– Куда он денется… – пробормотал Женька.
Полудохлая ящерица мало интересовала, а вот черный мухобой… О нем трепали языком те, кто любил ковыряться в заводских отходах. Мол, ближе к ночи тот выходит через заводские ворота (запертые на замок!) и бродит по свалке, выискивая припозднившихся искателей сокровищ. И если солнце зашло, хватает ротозея и утаскивает с собой. Сказка? Это с какой стороны посмотреть. Выдуманная кем-то история постоянно обрастала подробностями, тех, кто видел черного охранника, становилось все больше; был даже случай, когда исчез отправившийся на свалку подросток. Получалось, что выдумка оживала, история превращалась в реальность, и оставалось только сожалеть, что выдумал это не Женька.
Договорить не дал трудовик, заглянувший в живой уголок.
– Вот он где! – воскликнул. – Смотрю, ведро стоит, а маляра след простыл! Давай-ка отправляйся работать!
После окончания выпускных экзаменов матери потребовалось съездить в Каменск-Уральский, Женьку же отправляли в лагерь.
– Не хочу в лагерь! – заныл Женька, только мать была непреклонна.
Иногда она уезжала в этот самый Каменск-Уральский, к какой-то родне, сына с собой не брала, и тому приходилось отбывать смену в пионерском лагере.
Всучивание запретной книжки произошло незадолго до автобуса. Книга была изъята с верхней полки несколько дней назад, и, поскольку изъятия не заметили, можно было смело отдавать Мопассана на прочтение. Понятно, Женька подстраховался: впихнул книгу в кожаную суперобложку, надежно скрывавшую имя автора и название.
– Что за книжка? – поинтересовалась Лорка, когда встретились возле грибка.
– Да так… Если хочешь, могу дать почитать.
Женька замер: вдруг откажется? Но Лорка молча взяла книгу и сунула в сумку (она шла из магазина).
– Значит, через месяц вернешься?
– Через месяц… – вздохнул Женька.
Она могла сказать: а давай я к тебе приеду! Ты сбежишь после обеда, мы пойдем на пруд, будем купаться до самого вечера и говорить, говорить…
Но Лорка этого не сказала.