- Хорошо. Я так и передам государыне, моей матушке. Ну что же, не стану отвлекать вас, тем более что мсье Бетанкур, кажется, тоже хочет вам что-то сказать или что-то спросить у вас.
- Только несколько слов касательно работы чертежной, подчиненной мсье Монферрану, - живо проговорил генерал. - Я с тем сюда и пришел, ибо дома мсье Монферрана не застал.
- Вы были у меня дома? - немного растерянно спросил Огюст.
Бетанкур заметил его растерянность, однако совершенно неправильно ее истолковал и рассмеялся:
- Я понимаю, что начальник, бегающий домой к своим подчиненным, выглядит странно! Но завтра - неприсутственный день, а вы нужны мне спешно, мой дорогой. Адрес ваш у меня был записан. И кстати, я поимел счастье познакомиться с вашей очаровательной супругой.
При этих словах император, уже повернувшийся было к двери и приготовившийся что-то спросить у Аракчеева, прямо-таки подскочил на месте. На его румяном лице возникло выражение крайнего удивления.
- Что я слышу! - он опять обратился к Монферрану, и в его голубых глазах замерцали колкие искорки. - Наш очаровательный архитектор, оказывается, женат? Это правда, мсье?
Огюст медлил долю секунды. Положение оказывалось опасным. Он хорошо знал, что самодержец всероссийский, никогда не стеснявший себя в вопросах любовных развлечений, очень строго относится к нравственности своих придворных, и чем ниже ступень, занимаемая придворным, тем опаснее для него предстать перед Александром в роли развратника.
- Да, ваше величество, я женат, - просто ответил Монферран.
- О, боже! - вскричал император. - И вы посмели это скрывать?! Вы прячете ее, как турецкий султан, в серале?
- Она того стоит, - заметил Бетанкур. - Мне давно уже не приходилось видеть такой очаровательной женщины! А как она говорит, как умеет улыбаться!.. Поговорив с нею десять минут, я вышел просто околдованный.
- Берегитесь, генерал! - с притворной угрозой воскликнул Огюст. - Я могу не так вас понять…
- Довольно! - прервал его Александр. - Дуэлей в моем дворце, да и за его пределами, я не потерплю. И… вы негодяй, Монферран! Негодяй, деспот и ревнивец! Как вы посмели скрывать от света свою прелестную супругу? Она француженка?
- Да, государь. Она приехала со мною из Парижа.
- И вы ее заперли в четырех стенах! Нет, так нельзя! - губы императора капризно покривились. - Извольте показать ее нам. Послезавтра, кажется, в шесть часов вечера, здесь, во дворце, состоится небольшой прием… Что там будет, господин граф, я что-то позабыл?
С этими словами он обратился через плечо к Аракчееву, и тот немедленно отозвался, хотя до того, казалось, даже не слушал разговора:
- Прием будет по случаю приезда нового греческого посла, ваше величество. Количество приглашенных не так уж велико.
- Вот и прекрасно, граф! Так распорядитесь включить в список и мсье Монферрана с супругой. И извольте, мой любезный белокурый Отелло, привезти сюда свою жемчужину, свою Дездемону. Это я приказываю вам. Вы поняли?
- Да, государь, - едва скрывая охвативший его испуг, ответил Огюст.
Почти сразу царь с Аракчеевым удалились, и Бетанкур завел с Монферраном разговор, ради которого искал его. Росси, извинившись и вежливо распрощавшись с ними, тоже ушел.
Когда же деловой разговор был закончен и генерал принялся рассматривать отделку комнаты, Огюст решился оторвать его от этого занятия и проговорил:
- Могу я, мсье, обратиться к вам с просьбой?
- Разумеется, - живо отозвался Августино. - А в чем она состоит?
- Помнится, вы говорили… - и тут к досаде своей Огюст покраснел, - вы говорили, что если мне понадобится взять в долг, то вы…
- О, ну о чем вы говорите! - перебил его генерал. - Само собою. Сколько вам нужно?
- Рублей триста до получения жалования. Вас это не затруднит?
Бетанкур небрежным движением вытащил из кармана бумажник.
- Слава богу, у меня даже есть с собой. Берите. Я рад, что могу вам помочь.
- Спасибо. Но у меня есть и вторая к вам просьба.
- Хоть третья, хоть четвертая, Огюст. Чем еще могу вам быть полезен?
Монферран поколебался несколько мгновений, потом решился окончательно и сказал:
- Я прошу вас, мсье, если вы и вправду питаете ко мне добрые чувства, сегодня вечером придти к семи часам в церковь святой Екатерины на Невском проспекте… У меня никого здесь нет, и я дерзаю просить вашего благословения.
Лицо Августино выразило дикое изумление.
- Ч… что? В чем? В чем я должен благословить вас?
- Я женюсь…
Еще несколько мгновений Бетанкур смотрел на молодого архитектора ошеломленным взглядом, потом достал платок, чтобы вытереть пот, выступивший на его высоком с залысинами лбу.
- Ф-у-у, мошенник! Нет, вы мошенник, Огюст! В какое идиотское положение вы меня поставили перед царем!
- А вы меня, мсье? - живо парировал Монферран. - Я не просил вас сообщать ему о моей супруге. Ну вот и расхлебывайте же!
Полтора часа спустя Огюст ворвался в свою квартиру, зажав под мышкой разноцветные свертки, а за ним, едва не застряв в дверях, пыхтя и тихо бранясь, протолкался мальчик-рассыльный с громадной коробкой, перевязанной желтой тесьмой.
- Элиза! - с порога закричал Огюст.
И так как она не сразу отозвалась, кинулся в гостиную, где и увидел мадемуазель де Боньер, разрезающую перламутровым ножичком страницы какой-то новой книги.
- Ты что это? - изумилась она, увидев его ношу и заметив в коридоре рассыльного. - Что это? - она кивнула на свертки. - И почему ты такой встрепанный? Знаешь, здесь ведь был твой начальник…
- Знаю!
- И мне пришлось его принять… Это было так неожиданно. Анна открыла и прямо сюда его привела. Я забыла сказать ей, что не надо этого делать… Извини, Анри. Но что такое ты накупил?
- Держи! - он вложил ей в руки свертки и отобрал у рассыльного коробку. - Ступай поскорее примерь вот это. Живо, времени у нас немного. Ты еще полчаса истратишь на прическу. Алеша!
И, оставив Элизу среди вороха пакетов и свертков, он опять выскочил в коридор, где едва не столкнулся лоб в лоб с выбежавшим на его крик из своей комнатки Алексеем.
- Мое партикулярное платье приведи в порядок! Живо! - крикнул ему Огюст. - Чтоб все было как новое! И беги за каретой. К семи мы должны быть на Невском, в католической церкви. Там я уже договорился обо всем.
- Где вы должны быть, Август Августович?! - в глазах Алеши вспыхнула сумасшедшая радость. - В церкви?!
- Да! Ну, живо делай, что тебе сказано!
Минуту спустя Огюст влетел в спальню, куда Элиза поспешно скрылась с его покупками, и застал ее склонившейся над размотанным свертком с черепаховыми гребнями, лежащим на постели. Рядом лежали белые атласные туфельки с перламутровыми пряжками, а посреди постели, сияя на темном покрывале, раскинулось белое атласное платье, отделанное серебряной парчою и кисеей.
Элиза подняла на Огюста изумленный и почти испуганный взгляд.
- Что это значит, Анри?! Объясни! Боже, какая прелесть! Но для чего? Зачем?
Ни слова не говоря, Огюст вдруг упал перед нею на колени.
- Мадемуазель, - произнес он тихо, но очень отчетливо, - я прошу вас стать моей женой!
Элиза медленно опустилась на край кровати. Тонкие пальцы смяли, скомкали покрывало, потом сплелись на коленях.
- О, Анри…
Он заговорил поспешно, боясь, что она его опередит.
- Я знаю, что ты слишком умна, чтобы тебе лгать, Лиз… Да, это потому, что о тебе узнал царь. Да, потому, что мне грозит его немилость: он не любит чужого разврата… Послезавтра мадам де Монферран должна быть представлена его величеству на дворцовом приеме. Черт дернул Бетанкура заговорить о моей супруге в присутствии императора. Я бы еще долго думал, жениться ли мне, Лиз… Да, я боялся и общественного мнения, и сплетен, и еще… Знай и это: втайне я думал, может быть, сделать со временем выгодную партию. Ну, словом, на мне все смертные грехи, Лиз, и я это сознаю. И на коленях прошу тебя: прости мне все это и стань моей женой, ибо (и это - святая правда!) я уже десять лет люблю тебя, тебя одну и не любил никого больше, клянусь!
Элиза тихо рассмеялась. В ее глазах вспыхнули на мгновение и тут же погасли обида, упрек, сожаление. Потом она опустила глаза, и, когда подняла их, в них оставалась только грустная, почти материнская нежность.
- Анри, Анри! Дай мне хоть опомниться… - прошептала она, с недоумением трогая рукой белую кисею подвенечного платья. - Позавчера было мое последнее выступление в цирке, послезавтра - ты говоришь - прием у императора, а сегодня… сегодня ты хочешь жениться на мне? Я думала, ты никогда на мне не женишься… Ах нет, я лгу. Я надеялась! Выходит, Бетанкур виноват?
- Я бы все равно женился в конце концов только на тебе! - твердо проговорил Монферран. - Ах, Лиз, я же все тебе сказал.
- Не все, - тихо проговорила Элиза. - Ты не говорил мне, что был обручен.
Он вспыхнул:
- Откуда ты узнала?!
- Мсье Шарло, когда был в Петербурге, заходил сюда… Я с ним говорила.
Огюст опустил голову, наклонился вперед, но Элиза сжала ладонями его виски, заставила поднять взгляд, посмотреть ей в лицо. Его щеки заливала пунцовая краска, в глазах стояли слезы стыда и раскаяния.
И тогда она улыбнулась, и в этой ее улыбке он увидел то, что желал сейчас всем сердцем, - прощение…