Наступил вечер, а когда выехали на Священную дорогу - центральную улицу Рима, ведущую с востока к Форуму, где старик решил остановиться и дать там несколько представлений, стало уже темно... Но Джамна и Гонория, заплатив старику и отдав ему ещё лошадь, попросила отвезти их на Капитолийский холм, туда, где стоял дом отца Евгения Октавиана.
VI
Кальвисий Тулл и не думал уезжать из Рима, хотя после юбилея Клавдия Октавиана уже прошло двадцать дней. Себрий Флакк уехал в Равенну сразу же на третий или четвёртый день - он ещё служил, и его ждали дела. А Кальвисий и его римский друг - вольные птицы, да и жён нет, одни любвеобильные служанки. А сыновья воюют.... Пока Кальвисий находится у друга в Риме, он тем самым отвлекается от мыслей о сыне, отвлекает и друга от дум по-своему... Как они там, на море, что с ними?
Сколько ни беспокойся, сколько ни задавай себе дурацких вопросов, этим им не поможешь, не ободришь, хотя оба бывших сенатора верили в силу внушения на расстоянии.
К вечеру, слегка перегруженные вином, они посетили тепидарий, а оттуда - комнату для растирания, называемую ункторием.
После того как бальнеатры - рабы-массажисты - промяли тела бывших сенаторов, головы у них посветлели, ибо кровь веселее побежала по жилам. По приезде домой они сразу пошли не в столовую, а в элеотезий - помещение для умащения, которое Клавдий расположил рядом с лаларием.
В элеотезии за тела друзей принялись их любимые служанки; Клавдий предложил Кальвисию целый букет умаслительниц, состоящий из рабынь-нумидиек, но тот отклонил это предложение.
- Нет-нет! Они напоминают мне жирных кур нумидийских.
- Полно врать, Кальвисий... Посмотри, какие гибкие у них тела, словно точёные фигурки из эбенового дерева!.. Хорошо... Тогда над тобой могут похлопотать фригийки.
- Я предпочитаю своих рабынь, - стоял на своём Кальвисий.
Когда они из элеотезия теперь свернули в столовую, то Кальвисий уж который раз восхитился лаларием Клавдия:
- А ведь моих ларов в Равенне приказали выкинуть из дома... И подумать только, кто приказал!.. Ничтожный евнух, бывший александрийский раб... Антоний. Зверь с пустой мошонкой, злой гений, ибо сумел взять Плацидию обеими руками и крутит ею, как хочет... Мне он сказал, чтобы я поклонялся Единому Богу... Во дворце, друг мой Клавдий, все подражают Плацидии, все до одного поменяли веру, которую она восприняла от варвара-мужа... Называются христианами, а ведут себя хуже всяких скотов... Я не хотел говорить тебе, но сейчас... И Себрий Тулл, друг наш, тоже примеривается к новой религии, в последнее время всё меньше и меньше стал доверять ему... Охлаждение моё он почувствовал. Меня и это, кроме судьбы наших сыновей, тоже волнует... Пойдём перед ларом-спасителем затеплим огонёк и помолимся за твоею Евгения и моею Рутилия...
- Помилуй, Кальвисий, они же христиане...
- Не забывай, что они ариане... А ариане такие же христиане, как мы с тобой - племенные жеребцы... - грубовато, чтобы скрыть своё душевное волнение, сказал Кальвисий.
- Я ещё не жалуюсь, мой драгоценный друг... Служанка очень даже мой довольна.
- Не обольщайся. После того как заснёшь, не спускается ли она на половину рабов-массажистов?.. Проверь... Ладно, ладно, я пошутил, - увидев нахмуренное чело друга, проговорил Кальвисий и положил примирительно ему на плечо руку. - Идём на крышу, полюбуемся звёздным небом.
Далее Кальвисий, усаживаясь на скамейку, продолжал говорить:
- Не знаю, правда ли, что христианский Бог живёт на небе, а наши присутствуют везде... Дыханием своим они согревают окружающий нас мир, пробуждают к жизни на небе звёзды, что мигают нам лучами, заставляют играть красками утренние и вечерние зори, по велению богов восходит солнце и наступает ночь... Если захочет Венера, то пошлёт нам красоту и любовь. А грозный Юпитер спалит души дотла и превратит в пепел наши дома... При дворе все говорят о Едином Вездесущем Боге... Да разве может он один управиться со всем?.. Нет и ещё раз - нет! Лары я сохранил, но прячу всякий раз, когда кто-нибудь, кому я не доверяю, заходит ко мне из дворца...
- Слушай, Кальвисий, перебирайся сюда, в этот разграбленный Рим, но здесь пока оживём мы по законам свободы...
- Я думал об этом, Клавдий, подумаю ещё раз.
Кальвисий подошёл к бортику крыши, взглянул влево от себя и узрил в отблесках полыхающих факелов знаменитую колонну Траяна. Она высоко вознеслась и словно вонзилась в звёздное небо, омытая его холодным царственным светом. Она стояла как символ победы человеческого духа...
- Клавдий, я вчера стоял у этой колонны и изучал на ней изображения. Ведь что интересно, скульптор-художник высек по спирали не отдельные эпизоды войны, а целую войну... На четырёхстах квадратных локтях мрамора... Это же грандиозная была идея - дать зрительное представление о всей войне, и эта идея не имеет себе равных по масштабам и воплощению... Египетские фараоны также стремились запечатлеть свои победы, но там лишь часть её, а тут она вся - от перехода наших войск через Истр по мосту из кораблей до самоубийства царя даков Децебала. И с какой точностью воспроизведено наше оружие и оружие противника! Больше того, художник стремился передать далее чувства людей...
Вот вначале изображён поднимающийся из волн, полуобнажённый старик. Он смотрит вослед легионерам. Это божество реки Истр. В глазах божества тревога и ожидание. Оно ещё не знает, чем кончится эта война...
А в заключительной сцене рельефа рядом с упавшим с коня Децебалом художник изобразил дерево - символ дикой, заросшей лесами Дакии, которую так страстно и самозабвенно защищали царь и его народ...
И я подумал тогда, что в этой войне не было побеждённых... Римляне во главе с императором Траяном захватили территорию даков, но не взяли в плен их души...
Может быть, в этом и есть назначение колонны Траяна - воспеть гимн не императору, а стоическому человеческому духу.
- Друг мой Кальвисий, ты, наверное, прав... Хотя стоиков в наше время всё меньше и меньше, их сейчас можно скорее встретить среди простого народа, нежели, как раньше, среди учёных...
- Тише, тише! - поднял кверху руку Клавдий. - Кажется, к дому подъехала повозка... А ну, посмотри ещё раз с бортика.
- Точно, остановился цирковой фургон. Вижу привязанного к нему козла... Какой-то бородатый старик в колпаке помогает выбираться двум женщинам; следом за ними тихо спускается на мостовую юноша с мешком за плечами... Вот они прощаются с бородатым человеком - тот садится и трогает лошадей...
И тут до слуха Клавдия явственно донеслось:
- Кажется, этот дом, Джамна... Мне хорошо обрисовал его Евгений, и детали сходятся...
"Евгений!.. Да это же мой сын! И почему каким-то цирковым бродяжкам он говорил о нашем доме?" - разом промелькнуло в голове бывшего сенатора.
Кальвисий и Клавдий поспешили вниз, так как уже стучали медным кольцом в наружную дверь атриума.