…как, спотыкаясь, ходила по дому в день после поминок Мику и Криштофа. В кухне, на полуподвальном этаже, силы покинули ее. Она осела на пол в углу и всхлипывала, думая, что у нее сейчас буквально разорвется сердце от боли, наполнившей ее тело, и надеялась умереть на месте, и шептала имя своего ребенка – снова, и снова, и снова, пока кухонные девки тихонько не исчезли из кухни, будучи не в состоянии смотреть на горе хозяйки. Когда Александра наконец смахнула слезы, она заметила толстую старуху, которая сидела на табуретке и очищала морковь от прилипшего песка и посеревшей шкурки. Старуха улыбнулась ей.
– Иногда нужно позволять им уйти, – затем сказала она. – Иногда воля Господа забрать их к себе сильнее, чем вся любовь, которую мы испытываем к ним.
– Кто вы? – спросила Александра.
– Я – ведьма, – ответила Барбора.
– Какие у него симптомы? – спросила Александра удрученную женщину.
– Симптомы?
– Что с твоим ребенком? Что-то сломал? Воспалилась рана?
– У нее температура.
– Как долго?
– Несколько дней.
Александра и Агнесс обменялись взглядами.
– И… и… понос… От нее остались кожа да кости! – Женщина расплакалась.
Александра и Агнесс снова переглянулись. Александра видела, как прищурилась ее мать. Она открыла сумку и достала изобретение, о котором ей рассказала Барбора, а сама Александра его немного усовершенствовала. Это были маленькие матерчатые сумки, наполненные лавандой, высушенной мятой и шалфеем: ими можно было прикрывать рот и нос. Она передала одну Агнесс, а вторую повязала себе. Женщина наблюдала за ними, широко открыв глаза от испуга.
– Отведи нас к своему ребенку, – приказала Александра.
Единственным источником света на бывшем складе служила плошка с жиром, одновременно это был и единственный источник тепла. Помещение представляло собой хорошее убежище. Здесь не было окон, а широкую дверь можно было так плотно закрыть с помощью одеял и старых досок, что ни один луч света не просачивался наружу, благодаря же толстым стенам и тяжелому своду склад почти не пострадал. Естественно, все товары, некогда хранившиеся там, были давно изъяты или украдены, а вместо приятного аромата пряностей, продуктов или натертых воском покрывал на дорогих материях, которые здесь, вероятно, когда-то хранили, стоял смрад давно немытых, сбитых в кучу в тесном помещении тел и выделений больного ребенка. Люди в помещении, бесполые под потертыми одеялами, молча отодвинулись, позволяя им пройти. Александра не стала спрашивать, входят ли они в одну семью, или здесь просто вынужденно собрались бывшие обитатели, соседи и бездомные. Она опустилась на колени рядом с ребенком, передала сумку Агнесс и сняла с маленького дрожащего тельца столько лохмотьев, сколько отважилась. Большие глаза смотрели почти сквозь нее, сухие потрескавшиеся губы дрожали. Александра мягко надавила на нижнюю челюсть ребенка и придвинула источник света поближе к себе. Ее сердце отчаянно забилось, еще когда она почувствовала смрад в помещении. Она резко сглотнула и попыталась найти доказательства ошибочности первоначального диагноза. Однако ей не пришлось обнажать верхнюю часть детского тельца, чтобы обнаружить маленькие красные точки сыпи.
– Ты сумеешь помочь ей? – прошептала мать ребенка.
Александра снова укутала девочку и погладила ее по спутанным волосам. Затем собрала все свое мужество и посмотрела женщине прямо в глаза. Она попыталась заставить себя улыбнуться, стараясь, чтобы улыбка отразилась и в глазах.
– Думаю, да, – ответила она. – Можете нагреть воды?
Женщина перевела взгляд на плошку с жиром.
– С трудом, – сказала она.
– Начинайте. Мне нужно выйти и кое-что подготовить.
Когда Александра встала, женщина схватила ее за руку.
– Вы вернетесь? Вы ведь вернетесь?
– Конечно же, мы вернемся. Мне просто нужно немного… э-э… свободы для маневра. Мы не бросим вас на произвол судьбы.
Женщина нерешительно разжала пальцы.
– Дело в том, – сказала она своим шелестящим голосом, – что малышка – все, что у меня осталось.
– Да, – кивнула Александра, и чтобы заставить голос не дрожать, ей пришлось приложить больше усилий, чем нужно, чтобы поднять быка, – я понимаю.
Снаружи она сорвала с лица маску и жадно вдохнула холодный ночной воздух. Агнесс развязала ленты своей маски, взвесила ее в руке и посмотрела на дочь. Александра отшатнулась, но Агнесс всего лишь вытерла слезу с ее щеки.
– Какая я жалкая, – прошептала Александра. – Я просто не могла там дольше оставаться.
– Это ведь лихорадка?
Голос Агнесс открыл старую рану Александры. Мику, мой Мику… Александра больше не могла сдерживать рыдания.
– Ты хорошая помощница, мама.
– Да смилостивится Господь над бедной малышкой. И над ее матерью.
– Будь Бог милостив, они не находились бы сейчас в таком положении! – Александра вытерла рукавом лицо и принялась копаться в сумке.
– Что ты ищешь?
– Я взяла с собой сушеную ромашку. И шалфей, много шалфея. Это, по крайней мере, облегчит симптомы. Черт побери, где же они?
– Это спасет малышку?
Александра сердито покачала головой, не поднимая глаз. Щипцы, ножи и зонды громко забренчали в сумке, когда она стала перебирать их.
– И кто тут устроил такой беспорядок?
– Насколько я помню, – медленно начала Агнесс, – у нас есть сушеная плесень… И ты говорила, что перебродивший сок зерновых при таких заболеваниях тоже…
– Да, говорила! А, вот и ромашка. Проклятье, почему так мало?
– Но тогда ты могла бы попробовать…
Александра перестала рыться в сумке и посмотрела на мать. Та спокойно ответила на ее взгляд. Александра опустила плечи и сумку.
– Но моих запасов недостаточно для лечения лихорадки, – еле слышно ответила она и отвела глаза в сторону, не в силах больше выдерживать взгляд Агнесс. – Лекарства, которые у меня с собой, помогают от поверхностных травм, от дизентерии и так далее, но не от… – Она задержала дыхание.
– Ты думаешь, что если попытаешься помочь этому ребенку, то уже не сможешь спасти Лидию.
Александра кивнула и сдержала очередной приступ рыданий.
– Ты хочешь сказать, что должна решить здесь и теперь, кому ты сможешь предложить в подарок жизнь.
– Я хочу сказать, – сдавленно произнесла Александра, – что должна решить здесь и теперь, кого приговорю к смерти.
Агнесс так долго молчала, что Александра не выдержала и посмотрела на нее. Глаза ее матери блестели.
– Этот гнев, – прошептала Агнесс. – Ах, дитя мое, этот гнев. Когда ты уже наконец отпустишь маленького Мику и поймешь, что в этом нет твоей вины?
– Лидия будет жить! – отрезала Александра. – А этот ребенок умрет, как умер Мику. – Она с вызовом подняла глаза к небу. – Если ты там, наверху, предоставляешь выбор мне, то за последствия отвечать придется тебе!
– Александра!
– Вернемся в дом. Травяной отвар ей по крайней мере…
Александра замолчала, заметив, что на улицу неуверенно шагнула оборванная фигура. В руках она несла сверток. Александра торопливо закрыла маской рот и нос.
– Нет, – сказала она, – нет! Я знаю, говорят, свежий воздух полезен для здоровья, но не для малышки. Занеси ее внутрь. Мы не убежали. Нам просто нужно было…
Александра внимательнее посмотрела на лицо человека у двери и поняла, что это не мать ребенка, а другой злосчастный обитатель развалин. Она увидела небритые щеки и воспаленные красные глаза.
– Спасибо, – сказал мужчина. – Спасибо за то, что вы хотели помочь нам.
– Но я по-прежнему хочу…
– Это бессмысленно, – возразил мужчина.
– Но я могу…
– Вы дали нам все, что могли дать – несколько минут надежды.
– О, Александра! – срывающимся голосом произнесла Агнесс.
Только теперь Александра заметила, как безвольно висит сверток в руках мужчины. Она резко развернула тряпки. Голова ребенка откинулась назад; глаза по-прежнему смотрели в пустоту, но теперь они были неподвижны. Рука Александры задрожала. Мужчина поднял руку, которой держал ребенка, и головка скользнула ему на грудь; выглядело это так, как будто он держит спящую.
– Но ведь она только что… – начала Александра.
– Искра жизни в ней лишь слабо тлела, – почти нежно ответил мужчина.
– Скажите, она… она… она ваша дочь?
Мужчина покачал головой и сжал губы. Затем он поднял глаза и окинул взглядом пейзаж из развалин, словно желая сказать: "Все-таки мы все здесь – одна семья, семья призраков и пропащих душ". Он начал что-то говорить, но замолчал, когда дверь распахнулась. Наружу, спотыкаясь, вышла мать ребенка.
– Что она говорила? – запинаясь, спросила женщина. – Она может вылечить ее, правда? – Ее взгляд упал на Александру, и несчастная мать схватила ее за руки. – Ты можешь ее вылечить, правда? Ведь для этого ты и пришла сюда? Ты можешь вылечить ее?
– Слишком… – сказала Александра.
– Она ушла, – сообщил мужчина. – Она оставила нас. Там, где она сейчас, ей гораздо лучше. Этот мир больше не может причинить ей боли.
– Но ее можно вылечить! – закричала женщина.
Александра закрыла глаза и медленно покачала головой.
– Ты можешь вылечить ее, – задыхаясь, настаивала женщина. – Ты сказала, что можешь вылечить ее. – Колени ее подогнулись, и она опустилась на землю перед Александрой. Она вцепилась в ноги Александры и запрокинула голову. – Ты должна вылечить ее! – проревела она в ночь. – Эта девочка – все, что у меня осталось! Как я смогу жить без нее?
– Тихо, – сказал мужчина. – Иначе сюда придут солдаты…
– Слишком поздно, – сказала Агнесс и вытерла слезы.
Она встала рядом с Александрой.