Спрятанный густым и цепким ельником, Федотов повернул к "тигру" разбитую голову. Добравшись затем до Берлина, получив три ранения, чуть не утонув в мутном Одере, имея на счету с десяток лично дотащенных "языков", он не видел больше ничего подобного.
Внезапно материализовавшийся в пустом, не раз уже прочесанном "смершевцами" и лично им, майором, лесу, колоссальный танк выпалил первым - да как выпалил! Горячий воздух пронесся по просеке, точно пустынный ветер. Призрак ударил по лобовой броне найденовской машины, "тридцатьчетверка" - почти одновременно - по массивной башне неуловимого немца. Обе "болванки", удивленно отпрыгнув, в щепы разнесли кроны ближних сосен. Несчастный Федотов закрыл уши - но попытка спастись от неизбежной контузии была бесполезна - земля со всеми ее корнями и деревьями, уже заплясала, гулкие удары "восемь-восемь" и, не менее убийственные, "восьмидесятипятимиллиметровки", чуть не сбили свидетеля с ног. Впервые он видел столь близко, как, втыкаясь, "болванки" распадались на искры, как трещала, дымилась, и синела на глазах броня. Мастодонт и стойкая "тридцатьчетверка" жестоко хлестали друг друга. Звуки рикошетов были невыносимы. "Подкалиберные" и "бронебойные", испещряя лобовые листы бесполезными вмятинами, уносились ломать чащу, "фугасные", взрываясь, сотрясали корпуса, осколки стригли ельник вокруг майора, подобно ножницам. Но, зачарованный, он не трогался с места, а танки, замерев, словно вкопанные, беспощадно избивали друг друга. Двухсотмиллиметровый лоб "эксперименталки" держался, однако и Белый Тигр оказался заговоренным.
– Гусеница! - сообразил, наконец, майор. - По гусенице, сволочи… Да бейте же, бейте!…
В продолжавшемся разбойничьем свисте "подкалиберных" разведчик не слышал сам себя, но продолжал орать, проклиная наводчика - он даже высунулся из посеченного ельника, чтобы еще раз убедиться - снаряды "тридцатьчетверки" отлетают от башни, как мячики.
– По гусенице! - бессильно потрясал кулаками майор.
Словно услышав его, трижды проклятый "немец" опустил ствол. Целый фейерверк взметнулся возле "Т-34" - разлетелись брызгами, чуть было не угробив Федотова, крыло и траки, смялось передаточное колесо, заклинило пушку, отвалился передний каток - все было в мгновение кончено!
Довершая полный разгром, выскочили из засады не выдержавшие напряжения "Валентайны", с двух сторон хлопнув по "тигру" своими "пятидесятисемимиллиметровками". Их гранаты совершенно не пригодились - первый "канадец" вместе с боезапасом и обреченным экипажем разлетелся в куски. Из второго успел выброситься обезумевший механик.
Но прежде чем окончательно убраться, Призрак явил плачущему от бессилия майору свое наглое великолепие. Замерев в конце просеки, "тигр" вновь повернул к Найденову башню. У майора последние волосы вскинулись дыбом, и брызнул по ободранному лицу, смешавшись с кровью, пот. Однако, вместо выстрела обрушилась, словно крыша, невыносимая тишина. Танк казался потусторонним. Белый силуэт впечатлял. Словно воплощенное зло попирал он сваленные деревья, и бледная папиросная луна угасала над ним, и стелился под его громадными лапами вереск. Наконец, туман, по неведомому приказу, вновь поднявшись из самой болотной тьмы, его поглотил.
После злосчастного поединка разбитый найденовский танк отправили в тыл, остатки "Валентайнов" на переплавку, так и не пригодившийся БТР - в штаб корпуса. Погибших тут же и закопали. Наводчику Крюку забинтовали разбитую окалиной голову. Бердыев не пострадал, вновь подтвердив своей неуязвимостью неизбежное правило насчет дураков и пьяниц. Остался целым и невредимым и предупрежденный Найденов. Он был вне себя, он жаждал преследования. Однако, все надежды бессмертного Ваньки пошли прахом. Фронт горел уже в двухстах километрах; по расчетам командования Призрак неизбежно должен был либо сгинуть в болотах, либо обездвиженным достаться победителям, как уже достались им десятки брошенных за неимением горючего "пантер" и "ягдпанцеров". Жуков, которому о бое все-таки доложили, отмахнулся - дело шло к выходу на границу. Гон побежавшего противника занимал головы всех, без исключения, теперь уже победоносных советских генералов, и "Белый Тигр" продолжал интересовать разве что спецов из НКТП. Что касается оставшегося не у дел танкиста, начальство уже знало, как Ваньку определить.
Путь был славным, новых медалей политработники не жалели. Вновь не обошлось без слухов о "заговоренности" Черепа: лишь в предместьях испепеленного Минска фугас наконец-то развалил его очередную, "убитую" двухсоткилометровым пробегом "тридцатьчетверку". Крюк, как всегда, вовремя спрыгнул. А вот якут, на сей раз, был трезв, словно промытое, прочищенное газетой, стекло - и последствия не заставили себя ждать. Еще до того, как, сжимая термос, Бердыев успел скатиться с крыла, его хорошенько лизнуло пламя. На Иване Иваныче не оказалось и царапинки. Сообразив, в чем дело, и окончательно уверовав в необъяснимое найденовское счастье, заряжающий и наводчик теперь всюду следовали за командиром. Удивительно, - с тех пор их не трогало и не зацепляло, не смотря на то, что после еще двух последовательно загубленных "тридцатьчетверок" уже на подходе к Неману испустил дух латаный-перелатаный "Стюарт", [27] первым прорвавшийся к чрезвычайно важному стратегическому мосту (очередная "Красная Звезда" старшему лейтенанту, по "Славе" - его славному экипажу). Оплакав "Стюарт", троица, за неимением выбитых в Первом корпусе "Т-34", оседлала "майского жука" [28] и неутомимый танкист покатился впереди колонн теперь уже на "горбатом американце".
Истинное проклятие наступающих - "мардеры" и "артштурмы" - зарытые по ствол в охотничьих ямах, забросанные маскировочными сетками так, что с нескольких метров невозможно было отличить их от кустарников и деревьев, томились в ожидании за каждым поворотом. "Самоходки" подпускали к себе до тех пор, пока их, набившим руку и глаз наводчикам и без прицела не становились видны капли пота на измазанных дорожной копотью лицах механиков-водителей. Никто в обреченных "коробках" не успевал вздохнуть - делая выстрел в упор, "артштурмы" отходили, записывая на свой счет новых "фазанов" и оставляя на дорогах очередные костры из машин и людей. Здесь то, на счастье Корпуса и проявилась способность Найденова чуять самого бесшумного, самого затаившегося подлеца. К 44-му году на ленд-лизовский "эмчи" американцы ставили великолепную пушку - очередная "самоходка" отправлялась в ад, прежде чем ее экипаж успевал что-либо сообразить. А Найденов внимательно слушал "горбатого". "Иностранец" платил ему сторицей - находясь на марше, "шерман" был сама чуткость. Стоило только вздохнуть очередной притаившейся гадине, он издавал воинственный клич, дразня и вызывая на бой. Самоходка отвечала злобным урчанием, а "горбач" распалялся, все более вызывающе подвывая мотором. Перебранка длилась не так уж и долго - пока "майский жук" отвлекал самоходку воинственной руганью, Найденов его разворачивал, якут легко подхватывал "подкалиберный", способный играючи прогрызть сто миллиметров. Крюку хватало нескольких секунд - цель определялась даже под самым солидным ворохом веток. Тех из самоходчиков, кто успевал выскочить, ждали очереди безотказных крупнокалиберных "браунингов". Подобная виртуозность спасала такое количество жизней, что, начиная с июля, Иван Иваныч не вылезал из разведки. За честь пропускать на спрятанные "мардеры" уже основательно потрепанный Ванькин танк боролись целые подразделения. Ходоки из других частей тщетно пытались заполучить феномен - начальство Первого категорически возражало. А Ванька, не зная о торгах за спиной, все двадцать четыре часа в сутки готов был ворочать рычагами - и, наводя своим видом ужас на все тех же, не успевших разбежаться, панцер-гренадеров, первым врывался в городки и поселки. Под Вирами его пронырливый "М4А2" пытались остановить твари покрупнее. Два "Элефанта" закопались в стога сена на окраине городишки и затаили дыхание, но зоркий "эмчи" опять-таки предупредил хозяина. Не успели охотники взять прицел, Иван Иваныч застопорил - "семидесятипятимиллиметровка" "горбача" сработала, как часы. Взорванные "слоны" стоили не ниже ордена Ленина, в штаб ушло очередное представление. Однако, в конце концов, даже штабным показалось чрезмерным такое обилие - ограничились новыми Красной Звездой, "Славами" и присвоением Найденову капитана.