- Куда же ты, словно ветер? Должен мне корчагу браги поставить, а ты удираешь.
- Нужно бежать, Михайло, не могу задерживаться, а брагу поставлю…
Иванко и впрямь как ветер летел в оселище. Хотя уже наступили сумерки, но он не присматривался, что у него под ногами; спотыкался на выбоинах, когда бежал по улицам Подгородья, и наталкивался на стволы деревьев, когда шел лесной тропинкой. До оселища не близко - выйдя из Подгородья, нужно было миновать большое кладбище, потом пересечь овраг, а тогда уже идти лесом.
Роксана ждет его с нетерпением - об этом Иванко наверняка знает: она хочет знать, чем кончился разговор Иванки с ее отцом, надо ей сообщить и важную новость, принесенную Михайлой. Какое счастье, что Мечислава нет!
Иванко готов был всех обнять. Никогда еще не было так весело у него на душе: теперь им никто не угрожает… Вот и опушка, и не узнал ее Иванко, посеребренную луной; тополя стоят, как будто прислушиваясь, что скажет он, Иванко. А как тихо! Там, за ветвистым дубом, хата Роксаны. Вышла ли она? Иванко поворачивает налево и мчится к обрыву, к знакомому месту под дубом, не замечая Роксаны. Она покрылась темным большим платком и словно приросла к могучему дубу. Услыхав его шаги, молча поднялась навстречу.
- Что случилось, Роксана? Отец что-нибудь сказал?
- Нет, отец ничего не сказал. Маму мне очень жаль - голова у нее сильно болит… Пообещала она пойти вместо своей сестры грести боярское сено, потому что сестра тяжело заболела. Они же закупы, мамина сестра и ее муж. Тиун приехал к нам, кричит: "Взялась работать за хлопов - беги теперь!" А мама и сама заболела, просит, чтобы подождал один день, но тиун ее плетью по голове побил, проклятый зверь… Ой, мамочка моя!
Иванко так стиснул руки Роксаны, что она застонала.
- Иванко! Рукам больно! - Она с трудом разжала пальцы.
- Прости! Не хотел тебе боль причинять. Это я от ненависти к тиуну. - И он осторожно взял пальцы Роксаны. - Ударил тиун? Это ему так не пройдет! Припомним!
- Иванко! Мне страшно. Что ты с ним сделаешь?
- Не бойся, ничего не сделаю.
- А говоришь ты так грозно, и голос у тебя такой…
- Какой, моя лада? Не на тебя это я, а на волков… Не печалься. А к тебе я летел с радостью.
Роксана не дала ему закончить, закрыла губы рукой.
- Не надо, Иванко! Я знаю, о чем ты сказать хочешь. О Мечиславе… Не надо. Я уже знаю.
Он отвел ее руку.
- Такая радость, а ты - не надо!
- Зачем же к ночи? Еще леший услышит, нашу радость украдет… - И, возбужденная, она быстро прошептала: - "Пошел дед в лес, свое зло понес, нас не видел и не увидит. А мы наше счастье от него спрячем. Иди, дед, не оглядывайся. Счастье мое, не твое, не протягивай рук. Иди, иди в лес - пусть тебя гром разобьет, волк разорвет…"
Иванко не мешал ей договорить заклинание до конца. Когда он был маленьким, мать учила его: если отгоняют злого духа, сиди и не дыши, а то можешь вспугнуть. Притих Иванко и не сразу опомнился. А что, если и впрямь леший причинит горе, снова их счастье разбить захочет?
- Роксана! - еле слышно прошептал он одними губами.
Но она уловила его дыхание и тихо ответила:
- Теперь нам никто не страшен.
- Никто.
2
Весть о смерти князя разнеслась по городам и оселищам, и отовсюду к Галичу потянулся люд. Узенькие улицы Подгородья с утра заполнились народом. Были тут не только горожане - из ближних оселищ пришли смерды и закупы. Все спешили к пристани, шли пешком и плыли по воде. Одна за другой прибывали ладьи. Сюда, к Днестру, скоро приблизится похоронная процессия. Простой люд толпился, заполнял весь берег. Надменные бояре стояли вдалеке на пригорках - не к лицу им слоняться между смердами и шуметь вместе с ними. Судислав косо поглядывал на толпу, щеки его дергались от злости. Наклонившись к Глебу Зеремеевичу, прошипел ему на ухо:
- Разбрелись по всему берегу, не проберешься. А бояре позади. Дубинами надо гнать голытьбу отсюда!
Глеб Зеремеевич пожал плечами, развел руками - ничего, мол, не сделаешь - и, перегодя, тихо сказал:
- Помолчи, Судислав. Будет время и для дубин, но не сегодня.
Иванко, ловко действуя плечами, руками, ногами, расталкивал толпу и быстро продвигался вперед, как вьюн в воде. Он разыскивал отца, чтобы сказать ему о ковачах, которые хотели собраться вместе. Куда же отец девался? Только что как будто видел его вот здесь, и уже нет на этом месте. Трудно найти человека в этом море голов. Иванку уже не раз потчевали тумаками в бока, но он не обижался и не ругался, ибо с кем тут сцепишься драться, если так тесно, что и рукой нельзя размахнуться. А толпа гудит, шумит. И в этом шуме многое услышишь, стоит только прислушаться:
- Крепко Роман держал…
- А теперь бояре на шею сядут…
- Твой Роман тоже волк…
- Сейчас самое время бояр копьем под ребро…
- Какой ты быстрый!
- Будешь быстрым, когда шкуру сдирают…
Эти слова веселят Иванку. "Под ребро!" - хохочет он и движется дальше. Отца нет, - видно, не удастся встретить его.
Светозара потихоньку открыла дверь и, шепнув Роксане, чтобы та шла за ней, ступила в светлицу. Одетая в черную одежду, Мария лежала на скамье, закрыв лицо шелковым платком. На полу белела измятая подушка. Светозара на цыпочках подошла к Марии и окликнула ее. Мария не поднялась. Испуганная молчанием, Светозара кивнула Роксане, сняла платок, и потом они вдвоем подняли Марию.
- Это ты, Светозара? - отозвалась Мария. - А я думала, что и тебя уже нет.
- Что ты, княгиня! Я всегда с тобой. Пойдем, уже пора.
- Я боюсь, Светозара! - Мария дрожала и, схватив руки Светозары, сжала их. - Я боюсь на него посмотреть. - Она заголосила: - Всего-то один раз месяц небо обошел, как они в поход отправились, и уже нет моего сокола! Ой, что же я буду делать одна? И как я на него гляну? Глаза его закрыты, не увижу я больше тех светлых глаз, не расчешу его черные кудри… Ой, Роман, мой Роман!
Мария упала на стол и зарыдала еще сильнее. В комнату вошел Семен Олуевич, наклонился к Светозаре и спросил:
- Ну что, дочь моя, разговаривала с нею?
- Разговаривала, но она очень убивается.
Услыхав разговор, Мария поднялась.
- Это ты? Ведите меня, а то я сама не пойду - боюсь глянуть на него. А дети где?
- Дети в саду за теремом, играют, там с ними девушки, - ответила Роксана, - и я туда иду.
- А чего бояться? - успокоительно промолвил Олуевич. - Если живого не боялась, то мертвый и вовсе не страшен.
- Снился он мне сегодня. Такой ласковый был, о детях расспрашивал, Данилку искал.
Боярин взял ее за одну руку, а Светозара за другую, и повели из светелки.
Во дворе стоял возок, в него и сели Мария и Светозара, а Семену Олуевичу отроки подали коня.
На обоих берегах Днестра затих шум - все увидели, как по Звенигородской дороге, с бугра к реке, начала спускаться похоронная процессия. Впереди ехали два трубача, немного поодаль - дружинник с княжеским стягом, а за ними медленно двигался воз, на котором стоял гроб, укрытый коврами. За возом верхом ехали бояре, сопровождаемые дружиной. Дружинники ехали по пять человек в ряд; в руках у них колыхались копья; на солнце сверкали щиты и шеломы. За ними выступал пеший полк воев.
У Днестра процессия остановилась, дружинники спешились; сняв гроб с воза, осторожно понесли его к большой ладье.
…Как только ладья коснулась правого берега, зазвучало пение соборного хора. Гроб вынесли из ладьи, и теперь он поплыл над головами галичан. Печальные шли за гробом князя его верные боевые друзья - Семен Олуевич, Василий Гаврилович, Мирослав Добрынич. Воевали они под Романовой рукой и на Волыни, и в Галичине, и в половецких степях, и у стен Царьграда. Шли галицкие бояре - Судислав, Глеб Зеремеевич, Семюнко Красный, Глеб Васильевич… Дальше - войско, а уже за ним горожане - ремесленники да смерды и закупы из оселищ.
Мирослав наклонился к Семену:
- Сегодня похороны или, может, завтра?
- Думали, что завтра. Боялись - запоздаете вы, а ныне еще лучше. Воскресенье сегодня, и людей много, да и зачем понедельника ожидать: понедельник - тяжелый день. - А потом, наклонившись к уху Мирослава, тихо шепнул: - А нам мешкать нельзя - врагов много. Роману теперь все равно, сегодня или завтра похороним его. А нам туго придется. О будущем помышлять надобно.
- А что скажет княгиня?
- Ничего не скажет - она про все забыла.
- Надо сказать ей.
Мирослав подошел к Марии. Она склонилась на его плечо и еще сильнее зарыдала. Успокаивая ее, Мирослав промолвил:
- Хоронить сегодня будем - все люди собрались.
Мария молча, в знак согласия, кивнула головой.
Много людей сошлось на похороны. Всего лишь пять лет княжил Роман в Галиче, но люди галицкие хорошо знали его. Рука у князя была твердая и взгляд орлиный. Нещадно бил врагов на поле ратном и бояр держал в покорности - не давал им голову поднять, лют был с ними, нещадно наказывал их за крамолу.