- Не разрешила?.. А что у князей просить? Разве они поймут! Ничего не поделаешь, доченька. Ночь со мной побудешь, и то мне легче станет. А жать я и сама буду.
Лелюк узнал Роксану, потянулся к ней. Сестра схватила его на руки и прижала к себе.
Домой шли не спеша, не замечая ничего вокруг. Мать с дочерью так редко видятся! Пять дней назад Роксана прибежала вечером, посидела малость и снова умчалась в княжеский терем. А сегодня можно наговориться вдоволь. Много рассказала Роксана матери о том, что видела и слышала на княжеском дворе и в княжеских хоромах. Ольга со страхом слушала, оглядывалась - не слышит ли кто-нибудь. Роксана рассказывала, что галицкие бояре головы подняли.
Долго сидели Ольга и Роксана. Уже давно уснул Твердохлеб, скоро и рассвет забрезжит, а они все никак не наговорятся. Ольга гладила дочь по голове, прижимала к груди, шептала горячие материнские слова:
- Береги себя, Роксана, смотри, чтоб и тебе плохо не было, когда они между собой ссориться станут.
- Боюсь я. Страшно мне в княжеском дворе, мамочка. А княгиня не хочет отпускать.
4
Такая уж у князя Романа угрюмая, неприветливая жена. Уродилась нелюдимой. Карие глаза чернеют под густыми бровями, как осенняя ночь, пронизывают холодным взглядом. И губы всегда сжаты, редко на них играет улыбка. Только на охоте вспыхивали золотистые искры в прищуренных глазах Марии и щеки пылали огнем - яростно рвалась она туда, где охотились на диких кабанов. Рука у княгини была твердая, метко пускала она рогатину. Случалось, и в походы вместе с мужем ходила. Своим присутствием она не обременяла воинов. Мария ни разу не пожаловалась на тяготы походной жизни. Роман разрешал ей ехать с войском, надеясь втайне, что она хоть в походе повеселеет. А она и впрямь оживлялась. Дома не чувствовала себя такой уверенной, как в походах. Бодрым становился взгляд, порывистыми были движения; как вихрь, скакала на коне, неугомонно мчалась вперед и вперед. В такие минуты радовалось сердце Романа. Думал он, что степные ветры рассеяли печаль Марии. Но возвращались домой - и снова она предавалась унынию.
- Ну почему ты все молчишь? - ласкал ее Роман, щекотал жесткой бородой.
А она смотрела на него грустными глазами и виновато отвечала:
- Такая уж я есть, не сердись на меня, - и прижималась к нему.
Сжимая ее в объятиях, Роман шутил:
- А я снежинку мою растоплю огнем!
Похоронив мужа, Мария стала еще молчаливее. Но Мирослав скоро начал замечать, что ее молчаливость обратилась в твердость, и обрадовался этому: большая помощь будет во всех делах, не придется лишние силы тратить, чтобы подбадривать ее. Значит, и детей она воспитает, и наглым обидчикам ответит. А врагов - много.
…Всего лишь несколько месяцев прошло после смерти Романа, а сколько неприятностей пришлось пережить! Еще круче заварились княжеские усобицы. Разгорелись глаза на Галич и у черниговских князей, и у киевского князя Рюрика. Черниговские князья со своим войском до самого Галича добрались, вместе с Рюриком шли. Прогнали их отсюда, но разве не появится кто-нибудь другой? Во все стороны надо зорко смотреть, ибо не так страшны пришельцы из других русских княжеств, как опасны свои вельможные галицкие бояре, продававшие Русскую землю чужеземцам.
Мирослав переселился в княжеские палаты, ближе к княжичам. Чувствовал, что без Романа, им, волынцам, следует еще теснее сплотиться. Он разговаривал с Семеном Олуевичем, с Василием Гавриловичем - они часто собирались в гриднице, куда приходила и Мария с Данилкой. Но мальчик не любил долго сидеть возле матери - ему хотелось бегать, что-нибудь делать. Как только отпускала его Мария, он, обрадованный, вырывался во двор к детям и вместе с ними ветром носился, заглядывая во все уголки галицкой крепости.
Сколько раз Семен Олуевич жаловался на Марию своей дочери Светозаре. А Светозара возражала ему:
- Чего ты, отец, хочешь от нее? Она же не воин, не дружинник. С ними ты и меду выпьешь, и развеселишься, а с ней и слов не находишь. А я привыкла к ней, вижу, что надумала она хорошее: "С галицкими боярами, говорит, надо круто обращаться".
…Вечером Мария позвала к себе Светозару. Дети давно уже спали в своей опочивальне. Тускло мерцали восковые свечи, в полумраке скрывались стены, в темном углу чернела кровать. Мария полулежала, облокотившись на подушку.
- Ноет мое сердце, Светозара. Не знаю, к кому свою голову клонить. Злые люди вокруг. Кому поведать о своем горе?
Она умолкла и заплакала. Светозара вскочила со скамьи и стала на колени у кровати.
- Прости меня, Светозара. Может быть, плохое и о тебе подумала. Печалюсь я о князе. А тут еще и другое горе у меня… После похорон князя подошел ко мне один человек и рассказал, что близкие люди собираются причинить мне зло. Не хотела я об этом говорить - боязно, да уже не знаю, что и делать. Дети мои, дети! Куда мне с вами укрыться? - зарыдала она.
Взволнованная Светозара начала уговаривать ее:
- Расскажи, княгиня, какое торе сушит тебя, какое зло хотят враги причинить тебе?
Не отрывая головы от подушки, Мария, всхлипывая, рассказала, что погубить ее хотят те, что друзьями называются, - они хотят управлять Галичем без нее и княжичей.
- О ком же это у тебя такие мысли? О ком сказали тебе? Ведь самые близкие тебе бояре - Мирослав Добрынич, да отец мой, да Василий Гаврилович.
Мария молчала, а Светозара дергала ее за рукав, допытываясь:
- Ну, кто же? Кто же твои вороги?
С подсвечника на пол упала свеча. Мария задрожала, вскочила с кровати, посмотрела на окна, прижалась к Светозаре.
- Что я скажу тебе, Светозара? Говорят… - И вдруг замолчала. - Боюсь я говорить. Чудно и страшно как-то…
Светозара поняла, что Мария хочет что-то сказать, но никак не решится. Мария пряталась от нее со своими мыслями: значит, кто-то наговорил на отца Светозары, Семена Олуевича.
- Это, может, на отца моего? - произнесла Светозара с испугом и пренебрежением.
Мария не ответила, уткнулась лицом в платочек Светозары, потом рванулась, побежала к кровати.
- Не подходи ко мне, Светозара, - закричала Мария, - и не спрашивай! Легче мне теперь. Будто я все тебе рассказала. Усну теперь. И ты иди отдыхай.
Светозара уже хотела идти к отцу, но на пороге встретилась с Роксаной. Девушка вбежала в светелку и упала у кровати на колени.
- Не ругай меня, княгиня, за то, что так поздно прибежала, - не могла до утра вытерпеть. Ходила я к отцу в гости и узнала там страшную весть. Владиславовы люди ходят по Подгородью и по оселищам и о тебе плохие слова говорят. Шепотом они говорят, но злые слова, как туча, плывут, закрывают солнце… Что-то задумали они против тебя, княгиня.
Мария соскочила с кровати.
- Что ты сказала, Роксана? Ясно в голове у меня стало, будто солнце озарило. Да… Да… Я все поняла. А мне говорили… Теперь знаю, что подослал их Владислав…
Новые огоньки сверкнули в глазах Марии, и Светозара обрадовалась.
- Я отца позову в гридницу, - вызвалась Светозара.
- Иди зови, я скоро приду. Роксана, подай мне теплый платок.
Светозара сбежала по ступенькам в сени, где шагали два гридника.
- Возьми факел, в боярский терем пойдешь со мной, - велела одному из них.
Молодой гридник быстро наклонился, взял под столом сосновую лучину и зажег ее от свечи. Вышли во двор. Их окутала темная ночь. Гридник шел впереди, освещая тропинку. Миновали собор и спустились с пригорка - там, невдалеке от крепостной стены, стоял боярский терем, в котором жили ближайшие помощники Романа - Семен Олуевич и Василий Гаврилович.
Гридник постучал в дверь и перемолвился с боярским слугой, стоявшим на страже в сенях. Слуга открыл дверь.
- Боярин дома? - запыхавшись, спросила Светозара.
- Дома.
Отец еще не спал. В светлице горели свечи, висевшие над окнами в железных подсвечниках. Они освещали увешанные оружием стены. На простенках красовались шеломы и кольчуги. Длинный стол посередине светлицы был накрыт серой скатертью. Лавки стояли и вокруг стола и вдоль стен. Меха, разостланные на полу, заглушали шаги.
Со скамьи поднялся молодой сотский Дмитрий. Он низко поклонился Светозаре и учтиво отошел к стене.
- Не ожидал я тебя, дочь. А мы вдвоем с боярином Дмитрием советовались, как завтра на охоту поехать, - встретил дочь встревоженный Семен.
Светозара подошла к столу, хотя и не оглянулась, но почувствовала на себе взгляд Дмитрия. Почему он здесь? Зачем к отцу пришел?
- Отец, тебя и боярина Василия Гавриловича княгиня зовет, - промолвила и взглянула на Дмитрия.
Он стоял склонившись и не заметил ее острого взгляда.
- Садитесь поближе! - пригласила Мария. - Боязно мне, - окинула гостей внимательным взором из-под платка. - Тревога у меня на душе. Рассказывайте, что происходит в Галиче… Я разговаривала с вами часто, но не о том речь шла… - Мария посмотрела на них твердым взглядом, не прикрывая глаза платком, как это делала раньше. - Боялась я вас и не знала, что делать… Роман так внезапно умер… Не сердитесь на меня, снова говорю: не знала, что делать. Боялась я… и тебя, Семен, боялась.
- Мне дочь сказала, когда мы шли сюда, - отозвался Семен Олуевич.
Мария покраснела и торопливо стала оправдываться:
- Напугали меня, и о вас я плохое подумала.
- Сказали, что мы крамольники? - улыбнулся Василий Гаврилович. - Да?
- Да, - просто и искренне призналась Мария.
- Мы все знаем, - продолжал Василий Гаврилович. - Злых языков много. И что о нас говорят, знаем.
- Продолжай дальше, боярин, - ухватившись за стол, прошептала Мария. Теперь она не была похожа на недавнюю растерянную Марию, твердость воли проснулась в ней.