Через некоторое время готовящиеся к переправе ордынцы стали примечать плывущие по Оке мёртвые тела своих соплеменников. Когда те пошли целыми косяками, доложили Ахмату. Хан долго не мог поверить в случившееся, пока не увидел, как противоположный берег снова заполнился русскими ратями. "Аки море колеблющееся! - вроде бы так говорил тот пленный старик, - подумал Ахмат и неожиданно для себя успокоился. - Турай попался в капкан, как глупый стригунок, но он не последок в моём табуне. Я пошлю других, умудрённых, они сумеют обойти русские капканы, надо только доподлинно выведать, где они расставлены". Он послал за главным хабаром. Тот пришёл сияющий, как начищенный медный кумган, и радостно заговорил:
- О повелитель-хан! Воистину Аллах распростёр над тобой полу своего халата. К нам только что перебежало несколько служивых московских татар, из тех, что были посланы князем Иваном на защиту алексинской крепости. Они содрогнулись, узнав об её участи, и направили свои сердца на путь благочестия...
- Сейчас не время намаза! - прервал его Ахмат. - Что мне за дело до трусливых перебежчиков?
- Но они пришли не с пустыми руками, им удалось выкрасть воинскую хартию, где указаны все русские силы. Вот посмотри, только вчера её составили для московского князя, а ныне она уже перед тобой!
Хан вгляделся в карту. О, сколько сил выставлено с русской стороны - кружки, всюду кружки, и за каждым виделись ему многотысячные рати, подобные тем, что стояли сейчас перед ним на другом берегу. Нет, не просто стояли, кружки двигались, куда им велели стрелы. Вот один покатился к Рославлю - вызнал, выходит, Иван, где сбирается королевское войско? А другой катится вниз, к его столице, - неужто не лгал нечестивый Латиф? И ещё несколько катятся сюда, чтобы преградить ему путь. Ахмат тряхнул головой, прогоняя наваждение.
- Не лжёт ли эта хартия? - с надеждой спросил он.
- Она не солгала относительно здешних русских сил... - прозвучал осторожный ответ.
Ахмат надолго задумался и велел собирать малый курултай.
Это был самый чёрный день с тех пор, когда орда отправилась в поход. Прибыл долгожданный гонец от Казимира. Король учтиво справлялся о здоровье хана и желал ему долгих лет счастливого царствования. Затем, ссылаясь на неустройки в своём государстве и многочисленные набеги Крымской орды, сокрушался, что не может выставить большое войско для войны с Москвою. Пять тысяч под Рославлем - это единственное, чем он сейчас располагает. Позже, когда Ахмат продвинется в глубь московских земель, он поддержит его крепким ударом и даже самолично возглавит поход...
- Жалкий трус! - воскликнул Ахмат. - Когда я продвинусь вглубь, то обойдусь и без его помощи. Глотает тот, кто кусает - так и передай своему королю! - напутствовал он гонца.
Ахмат бушевал - вероломство Казимира было непостижимо. Не он ли сам прислал к нему своего человека с предложением дружбы и унии против Москвы? Согласно обоюдной договорённости хан прошёл тысячевёрстный путь и почти достиг королевских владений. Теперь же эта коронованная поганка боится сделать ему навстречу два шага, бормоча жалкие оправдания. Неустройки? У кого их нет в государстве! Крымская орда? Это стадо безмозглых баранов - тех же пяти тысяч хватило бы с лихвой для того, чтобы держать их в повиновении!
Ахмат мог только гадать об истинной причине предательства Казимира. Два месяца назад в ватиканской базилике состоялось заочное обручение Софии Палеолог с великим московским князем. 24 июня 1472 года, в день рождества Иоанна Предтечи, новобрачная двинулась из Рима в долгий путь к своему супругу Иоанну. Пышному выезду предшествовала рассылка папской энциклики ко всем католическим государям, по территории которых должна была проследовать новоиспечённая "королева русских". Сикст IV, один из вдохновителей этого брака, предписывал оказывать ей радушное гостеприимство и именем священного престола требовал глубокого уважения к её новому сану. А польскому королю в ответ на просьбу великого князя, переданную с посольскими людьми, было предписано жить отныне дружно со своим восточным соседом, заключившим брак с "любезной дочерью апостольского престола и вступающим на праведную стезю". Мог ли примерный католический государь Казимир ослушаться папских указаний и пойти в этих условиях на открытую войну с Москвою!
Так рухнула надежда Ахмата на верного союзника. Он попытался осмыслить случившееся: пять тысяч рыцарей - это глупая насмешка. Против них, как показано в московской хартии, выставлено сорок тысяч русских во главе с самим Иваном. Стало быть, эта часть московской земли закрыта и для Орды. А может быть, вернуться назад под Коломну? Мирза Альмет - храбрый темник и, должно быть, уже оседлал тамошние речные перелазы... Но нет, мирзу нужно спешно отсылать к Сараю - он сейчас ближе всех к нему. Тут уж пора своё кровное боронить. Много, ох как много в Орде охотников до ханского престола! Подобно чёрным грифам, кружат они, невидимые до поры человеческому глазу. И лишь стоит оступиться, как стремглав бросаются на лежащего, превращая его в груду исклёванных костей...
Когда собрался курултай, у Ахмата ещё не было определённого решения. Он объявил о послании Казимира и добавил, что намеченное под Ярославцем соединение ордынских и королевских войск потеряло смысл.
- Лук натянут и должен выстрелить, великий хан! - воскликнул один из военачальников. - Сегодня ты лишился только одной стрелы, а их в твоём колчане так много, что русские будут побиты и без короля-обманщика! Стреляй, и уже завтра Аллах ниспошлёт тебе победу!
- Если стрела не поразила цели, виновата не она, - осторожно проговорил другой.
- Ты хочешь сказать, что виноват стрелок?! - спокойно спросил Ахмат, но в наступившей тишине его голос прозвучал грозно.
- Нет, я хочу сказать, что цель оказалась слишком крепкой. У русских здесь тридцать тысяч, и с каждым часом к ним подходят новые силы. Мог ли справиться с ними один тумен?
- Что же ты предлагаешь?
- Нужно идти в другое место, великий хан. Мы ходим быстрее русских и быстрее найдём более слабую цель.
Ахмат усмехнулся:
- Ты хочешь уподобиться вору, который бегает вокруг дувала в поисках дыры!
Присутствующие поддержали шутку вежливым смешком. Встал бекляре-бег Кулькон.
- О повелитель! Нам известно, что Иван хотел встретить тебя у Коломны с богатыми дарами, но Аллаху было угодно развести вас, в разные стороны. Может быть, теперь Иван захочет прийти сюда?
- И ты думаешь, его удастся сговорить?
- Худой мир лучше доброй ссоры - так говорят в Москве...
- Как же нам это сделать? Ведь если мы пошлём Ивану ярлык с предложением мира, он может расценить это как проявление нашей слабости.
- Великий хан! - подал свой слабый голос тщедушный имам. - Тебе нет нужды слать ярлык. Наши предки, обходясь с неверными, не тратили слов. Они посылали им стрелу и мешок. Если мешок возвращался с золотом, значит, неверные преклоняли свои колени - и им оставляли жизнь. Если же возвращалась стрела, то участь их была ужасна.
- Это был хороший обычай, - согласился Ахмат. - Позовите моего мухтасиба, он не любит возвращаться с пустыми мешками.
- Увы, мой повелитель, - хмуро сказал Кулькон, - твой верный мухтасиб готовится к встрече с Аллахом. Страшная болезнь поразила его и часть обозного тумена.
- Что же это за болезнь?
- Наши лекари называют её болезнью живота, но они не знают, как с ней бороться.
Ахмат рассмеялся:
- Не знают? Ну так я помогу им! Впервые после месяца голодной жизни люди уже несколько дней стоят на месте и отъедаются. Я вчера видел: у многих брюхо что надутый пузырь. От обжорства пришла эта болезнь, и она уйдёт сама, когда я снова посажу войско на полуголодный корм. Так и передай нашим лекарям!
Однако Кулькон трудно сворачивал с избранного пути.
- Ты мудро рассудил, повелитель, но это другая болезнь. Она разжижает внутренние органы, делая их похожими на талый лёд. Когда те становятся совсем жидкими, они изливаются из тела, и человек умирает. Уже умерло несколько десятков из обозного тумена, и ещё столько же готовы предстать перед Аллахом.
- Ладно! - нетерпеливо оборвал его Ахмат. - Мы сейчас сами пройдём к недужным и посмотрим на эту болезнь. А пока, бекляре-бег, отправь нашего человека к Ивану, и пусть завтра же он вернётся сюда с полным мешком!
Спустя некоторое время хан и его советчики подъезжали к лечебному стану. Это была открытая площадка, граница которой обозначалась кострами. Переступать её запрещалось под страхом смерти. Для въезда и выезда служил длинный огненный переход - считалось, что прошедший сквозь огонь очищается от смертельной хворобы. Площадку заполняли стонущие и корчащиеся в муках люди. Большей частью они были предоставлены самим себе, ибо слуг для ухода за живыми не хватало. Лишь когда мучения кончались и больной затихал, подходил кто-либо, зацеплял его крюком и тащил к середине площадки, где пылал огромный костёр. Несколько пленников длинными шестами передвигали умерших к пламени, и вскоре их тела окутывались клубами густого жирного дыма. К огненному въезду время от времени подкатывали повозки с больными. Для предупреждения окружающих возницы ударяли в медные бубны - вокруг стана стоял неумолчный звон. Опустошённые повозки возвращались за очередным грузом, казалось, что они подвозят простые дрова для этого жаркого, поднебесного костра.
Хан и его окружение молча наблюдали за страшной картиной, пока не подбежал главный лекарь - в сгущавшейся темноте он не сразу разглядел высоких посетителей.
- О повелитель! - распростёрся он перед копытами ханского коня. - Зачем ты здесь и подвергаешь опасности своё священное дыхание? Во имя Аллаха, скорее оставь это страшное место!