- Старик со своим умишком поширше вашего глядит! Все на защиту встанем. Баб, ребятёнков, больных и убогих - укрыть, мужиков - в крепость, а посад - пожечь, чтоб никакого примета поганым не оставить.
- Пожечь! Пожечь! - обрадовался Беклемишев.
- Крепость немедля к бою готовить! - продолжил Лука. - Устроить наряд по башням в стенах, назначить башенных голов, чтоб всяк ведал свою сторону и место, ров водою пополнить, смолой запастись, чаны приготовить, зелье пушечное счесть, всех сторожевиков и окрестных людей сюда собрать и привести к крестному целованию, чтоб бились насмерть и живота не жалели. Прикажи бить в набат, воевода.
- Бить! Бить! - вскричал Беклемишев, выскочил вон из избы и сам загрохотал по тревожному билу.
В эту пору прибыл в крепость сторожевой отряд, уже имевший стычку с татарским караулом, а с ним - три посланца, которых отрядил в Алексин мирза Турай - начальник передового ордынского войска. Посланцев сразу же проводили в судную избу. Их старшой, искривив надменностью своё выжженное солнцем лицо, заговорил решительно и властно. Азям перевёл его речь:
- Оглана Латифа выдать немедленно! Город сдать! Ясак - сто рублёв! Жителей вывести из крепости для пересчёта. Женщин и стариков - на одну сторону, ремесленников и разных умельцев - на другую, всех прочих - посерёдке. Срок - завтрашний день!
Тихо стало в избе. Первым нарушил молчание купеческий голова Фёдор Строев:
- Гости притомились в дороге, не лучше ли сначала перекусить, а потом говорить о деле?
Азям передал предложение посольским, те с готовностью закивали - оголодали, видать, на подножном корму.
За столом Строев поднял большой золотой кубок и обратился к Азяму:
- Передай посольским, что каждый из них получит по такому кубку, полному золотых монет, если они склонят своего господина обойтись одним ясаком и не зорить крепость.
Вместо ответа старший посольский прислушался к доносившемуся с площади многоголосию. Он встал из-за стола и вышел на крыльцо. Сход, уже вызнавший условия татар, шумел:
- Обманут, поганцы, город пожгут, нас порешат! Пропадём ни за грош!
- Скольки разов уже такое бывало: выведут народ с крепости - и начнут топорами, как косой, косить!
- Коли уж гибнуть, так чтоб не задарма! Начинай крепость крепить! Гони татарву взашей!
Татарин, увидев гневные лица и услышав смелые крики, вернулся к столу и сказал:
- Заставьте своих людей сделать так, как было сказано. Тогда мы сохраним вам жизнь и разрешим оставить у себя три кубка с золотыми монетами!
Сказал - как плюнул. Смолкли застольники, сидят опустивши глаза: стыдно им от такого плевка - ещё ответа не дали, а татарин уже все жизни и имущество себе присвоил! Не выдержал Лука Сухой, вскочил с места и протянул татарину под нос огромный, как тыква, кукиш:
- Накось, выкуси, поганый пёс, скаредная собака! Ни себе не оставим, ни тебе не дадим!
Луку схватили за руки, закричали: рушишь нам, дескать, весь сговор! А Беклемишев, давно уже искавший способ проявить воеводскую власть, насупился:
- Ступай вон с моего стола, мы в разговоре и без тебя обойдёмся!
Лука ругнулся и вышел, а за ним ушли и остальные посадские. У крыльца их закидали нетерпеливыми вопросами. И вот уже по толпе поползло:
- Воевода с купцами город татарам продают!
- Жизнь себе торгуют, а платить, верно, нами будут - недаром посадских с совета выслали!
- Неча в избе клубком змеиным виться, пущай на Божий свет выползают!
Толпа кричала всё громче и грознее. Наконец на шум вышел Фёдор Строев, поднял руку и выкрикнул:
- Чево орёте? Татаре за смирение жизнь обещают. Не злобьте их упорством и безрассудством! Будя языки чесать!
- Ох-хо-хо! Языки наши пожалел! - закричали из толпы. - Ты свой пожалей - небось весь о татарскую задницу стёр!
- Тише, люди! - гаркнул Лука. - Ну-ка послухайте про мирзу Турая, от кого послы сюда посланы и с кем они сговариваются.
Он приподнял над толпою тщедушного слепца, обёрнутого в драную рясу. Слепец поклонился народу и заговорил:
- Лют и коварен этот Турай, аки аспид. В прошлом годе пришёл подо Мценск, загудел в свои басурманские трубля, вывел обманом многих людей в поле, а потом предал их смерти... У меня там приход был. Пришёл я к нечестивцу с великим смирением и стал молить его пожалеть сирых и убогих, не брать себе на душу ещё одного тёмного дела. "Будь по-твоему, старик, - согласился он, - только если ты заместо этого дашь свершить над собой сразу два тёмных дела". Не ведал я, что у него на уме. "Давай, - говорю, - верши!" Подошёл тогда ко мне аспид и вынул пальцами из меня оба глаза.
- О-ох! - Толпа сделала единый выдох, а потом зашлась в суровых криках: - Давай сюда посольских, мы им тоже вынем! Всю ихнюю плоть разбойную на крошки дробные разобьём!
- Так будем верить аспиду? - рявкнул Лука.
- Нет! - согласно ответил сход.
- Так будем супротив супостата насмерть стоять?
- Будем!
- Тогда разговорам конец!
И неожиданно всё разом стихло. Даже из судной избы стали выглядывать - что это вдруг за тишина? Её нарушил тонкий голос артельного Данилки:
- Наша московская артель вместе с вами противу басурман будет биться! Только пущай осадным головою Лука будет. Сами знаете, сколь проку от теперешнего воеводы!
- Верно! Пущай! Давай, Лука! - раздались голоса.
Лука поклонился народу:
- Спасибо, люди добрые, за веру! Слухайте теперь, что делать надобно...
Во время его речи на крыльце появился Беклемишев.
- Ты что это народ мутишь? - прервал он Луку. - Какие пушки? Какая смола? Зачем посад жечь? Мы порешили завтра город сдавать.
- А мы порешили его защищать! - ответил Лука. - Давай-ка ключи от амбаров и погребов - перед тобой осадный воевода!
- Ты что, сдурел?! - хмыкнул Беклемишев. - Меня за себя наш кормленщик Латиф оставил.
- А меня город выбрал. Ну! - Лука тряхнул тщедушного Беклемишева так, что у него заболталась голова. Он затравленно огляделся и, увидев грозную толпу, снял с пояса и протянул связку ключей. - Так-то оно лучше, - проговорил Лука. - Будешь у меня в подручниках по воеводской части, а делу помешаешь - голову срубим. Нам теперь терять нечего, понял? Люди! - обратился он к толпе. - На святое дело мы с вами поднялись! Так дадим клятву, что не предадим этого дела! И пусть Господь благословит нас, упразднив смерть и даруя нам вечный живот. Помолимся, очистимся помыслами, укрепимся духом и приведемся к крестному целованию. Но до того - свершим общий грех, и пусть он каждого из нас коснётся!
Лука приказал вывести из избы татарских послов. Старший посольский оглядел толпу, что-то сказал и громко засмеялся.
- Переведи! - приказал Лука Азяму.
- Он говорит, что русские собаки настолько трусливы, что хотят сдаваться уже сейчас, хотя им было приказано сделать это завтра.
Лука громко повторил перевод, встреченный грозными криками толпы.
- Смерть поганым! - неслось отовсюду.
Лука поднял руку.
- Мы послов не убиваем. К тому же мёртвый не сможет рассказать о своём позоре. - Он повернулся к татарину, подошёл ближе и плюнул ему в лицо.
- Ала! - завопили посольские и схватились за сабли, однако стоявшие рядом стражники заломили им руки.
- Соедините их вместе и привяжите, - указал Лука на позорный столб, у которого вершились судебные наказания, - пусть каждый из жителей пройдёт мимо и плюнет в них. А потом гоните этих псов плетьми до самого ихнего поганого становья, чтоб рассказали они своим мурзям о происшедшем. Иди-иди, воевода! - обратился он к Беклемишеву. - Теперь твой черёд. И пусть не будет в городе ни одного человека, кто пожалел бы на поганых своего плевка!
Алексинцы стали щедро и радостно "одаривать" послов. Последний житель прошёл мимо столба уже после полудня, а когда затравленных и грязных пришельцев гнали под свист и улюлюканье мальчишек по городским проулкам, в крепость уже потянулись посадские, уносившие свой нехитрый скарб.
К вечеру посад запылал. Жители, столпившиеся на крепостных стенах, смотрели на огромное бушующее пламя, отыскивая в нём свои костерки. Они молчали, только тихо хлюпали бабы, украдкой утираясь концами платков. Не заметили, как наступил вечер. Со стен их согнал только звон колоколов, призывавших к молебну и свершению крестного целования. Страшен был этот молебен. Сполохи гудящего пламени бросали красный неровный отсвет на суровые лица горожан, а они самозабвенно молили Бога не о спасении своих жизней, но о победе над татарами.
- Боже, взгляни с высоты и обрати свой гнев на нечестивых, творящих зло рабам твоим! - неслось над толпою. - Видишь сам, как вознёс их сатана гордостью до неба. Опусти же их, Господи, с высоты в бездну вовеки! И даруй нам силы одолеть окаянных! Да не рассыплемся мы во прах от их бесовского могущества!
Потом поднялся над толпой осадный воевода Лука и крикнул:
- Братья и сёстры! Ныне выпала нам тяжкая беда! Так поклянёмся, что превозможём её!
- Клянёмся! - ответила толпа.
- И не пожалеем в битве живота своего, осадных лютых нужд не забоимся, а друг к дружке пособивы будем!
- Клянёмся!
- Оставим черноту души и зальём её братской любовью, - вставил своё слово ветхий слепец из Мценска.
Лука громогласно повторил его призыв и прибавил:
- Но к врагам свово дела да не найдём милосердия никакова!
- Клянёмся!