Настала очередь Темира, и он потрусил к реке. Толпа ещё не успокоилась, когда Темир бросился вперёд. Из всех наблюдавших за ним в это время самым внимательным был, верно, Матвей. С началом движения он предупредительно поднял руку, а когда Темир достигнул перекладины, резко опустил её. В тот же миг с крыши галереи вылетела стрела. Пролетев открытое пространство, она вонзилась в столб с ханским бунчуком. И тотчас же с вершины, из каких-то скрытых конскими прядями глубин, вылетели со свистом две новые стрелы. Конь Темира, почти достигнувший отмеченной черты, споткнулся, всхрапнул и грохнулся вместе с всадником о землю. Никто не понял, что произошло. Несколько человек, бросившихся к месту падения, нашли хрипящего в агонии коня, в груди которого торчала стрела, и оглушённого, лежащего без памяти Темира.
Когда по приказу Ахмата стражники начали сгонять в центр площади всех, у кого были лук или стрелы, Матвей и Василий были уже далеко.
- До последнего часа не думал, что удастся твоя задумка, - признался Василий, тяжело переводя дух.
- А я не верил, что ты в эту титягу попадёшь, - ответил ему Матвей.
У ворот дома их встретил Демьян. Увидев улыбающиеся лица, он не стал ничего спрашивать, только протянул им навстречу белого голубя:
- От Сёмки нашего привет с нижней дороги прилетел. Обещается к завтрему быть здеся. Так что пора тебе, Матвейка, сызнова к своему мухтасибу идтить...
И покатилось у них дело легко и радостно, как по ровной уклонистой дороге. Утром на пороге Демьяновой бани выросла огромная тень.
- Семён! - обрадовался Матвей. - С чем возвернувшись? Сладилось ли дело?
Тот тяжело повёл красными от бессонницы глазами, молча шагнул к бадейке и жадно припал к ней.
- Чего же ты молчишь? - не выдержал Матвей.
Семён поставил бадейку, неторопливо вытер губы и махнул рукой:
- Сладилось! - Потом так же неторопливо полез на полок.
- Что значит - сладилось? Где караван?
- А то и знацит, цто разграбили караван.
- Как разграбили?
- Обнаковенно как, - пожал плечами Семён. В его памяти промелькнула картина ночной резни, которую он наблюдал из своего тайного укрытия. Татары напали на караван, когда тот готовился к мирному ночлегу. Стоянка вмиг огласилась лаем, ржанием, криками верблюдов, руганью и предсмертными ногтями. В отблесках костров мелькали искажённые страхом лица. Осмелившиеся сопротивляться были тотчас же лишены жизни. Та же участь постигла утаителей своего добра. Одного обезумевшего купца, проглотившего несколько дорогих каменьев, тут же вспороли, как тюк с товаром. Другого, пытавшегося закопать несколько золотых поделок, воткнули головой в землю и пригвоздили к ней копьём. Пощадили только немедленно вставших на колени и склонивших головы. Семён помолчал, что-то припоминая, и добавил: - Обнаковенно как: по-татарски.
- А наш-то купчина цел?
- Целый, его щас к мухтасибу доставили.
- Ну?
- Цто - ну? Двое суток не спамши...
Через час Матвей стоял перед мухтасибом.
- За свининкой пришёл? Сичас пожарим мала-мала - и отдай надо. - Мухтасиб зазмеил улыбку.
- Зачем жарить?! - возмутился Матвей. - Мне купчишка живой нужен и неповредимый! Аль забыл наш уговор? Моя лечеба с ложью силу теряет, гляди, опять занедужишь.
- Не нада опять! - испугался мухтасиб. - Забери свой Вепирь.
- Письмо с тобой? - спросил Матвей, когда к нему подвели побитого человека в изодранной одежде.
- Куды там, тотчас отобрали! - ответил тот, плохо ворочая языком.
- Отдай письмо, господин! - обратился Матвей к мухтасибу. - Опять уговор ломаешь?
- Зашем ломаешь? Говорил вернуть Вепирь? Бери! Говорил вернуть Вепирь с письмом? Нет! Тада не бери!
- Так я всё дело за-ради этого письма затеял. Выходит, ты меня за мою лечебу ещё и обокрал!
- А зашем тибе письмо?
Матвей доверчиво наклонился к мухтасибу:
- Говорил мне один человек, что братья-царевичи супротив Ахмата крамолу затевают и будто в письме про это прописано. Так если я доведу письмо до царя, он мне денег даст, а может, и своим уртаком сделает...
Мухтасиб подумал и бросил Матвею звонкий мешочек:
- Вот тибе за письмо! - Он поколебался и бросил ещё один, помельче: - Вот тибе за молчание! А пиред хан я за тибя скажу. Коль не дурак - станешь уртак. - Он громко засмеялся вышедшей складнице.
Ещё через час мухтасиб стоял перед Ахматом, склонившись в глубоком поклоне.
- Великий хан! Мои люди перехватили письмо к царевичу Муртазе от его нечестивого брата Латифа. Из письма следует, что братья хотят захватить трон Большой Орды, когда ты пойдёшь походом на Москву.
- Ты в своём ли уме, мухтасиб?! - вскричал хан.
- Я бы с радостью обезумел, если б это помогло стать моим словам ложью. Погляди сам! - Мухтасиб подсеменил к Ахмату и, не разгибаясь, протянул ему свиток.
Ахмат внимательно осмотрел его и остановил взгляд на печати.
- Тамга настоящая, Махмудова, - проговорил он. - Это ведь её стащил Латиф, убегая из наших степей. Неужто и в письме написано так, как ты сказал?
- Так, повелитель, - вздохнул мухтасиб.
- Тогда нужно отбить охоту у Муртазы садиться на чужое место! - Ахмат помолчал и вдруг зашёлся в громком крике: - На кол! На кол!
Неожиданный гнев и ханская немилость мгновенно разнеслись по дворцу. Люди, ещё утром искавшие дружбы с кэшик-бегом, сразу отворотились и стали проклинать его. Оказалось, что добрая половина уже давно подозревала Муртазу во многих нечистях, на их скудный разум не смог связать отдельные части воедино.
- Только мудрость великого хана, - добавляли они восхищённо, - может срывать тёмные покровы с ночи и просветлять её.
А Муртаза, потеряв свою недавнюю гордость, катался по полу, гремя железными цепями, и исступлённо твердил о своей невиновности.
В громогласном хоре осуждающих и клеймящих не было слышно лишь голоса бекляре-бега. Осторожный Кулькон, по обыкновению, старался удержать Ахмата от решительных мер:
- О повелитель! Власть должна не только карать, по и защищать припавших к её ногам. Муртаза долгое время верно служит тебе, а ты хочешь казнить его по первому же навету. Ведь может быть и так, что Муртазу оболгали.
- Настоящий воин сразу же убивает врага, обнажившего саблю! - сказал сурово Ахмат. - Рассуждение же может только погубить воина!
Кулькона поддержала хатун Юлдуз.
- Это дело всего нашего рода, а не только твоё, - говорила она Ахмату. - Пусть все племяшей судят и выносят свой приговор. Тогда не ты один, а все мы за их смерть в ответе будем перед Аллахом.
Её вмешательство оказалось более успешным: Ахмат велел отложить казнь Муртазы до полного выяснения дела. В Литву тотчас же снарядили небольшой отряд, который должен был разыскать Латифа и мёртвым или живым доставить его хану. Отряд возглавил новый ханский любимец Чолхан. Выбор Чолхана, враждовавшего с Муртазой, не оставил сомнений в том, что решение хана о казни не отменено, а только отложено.
- А что будем делать с Казимировым послом? - спросил Кулькон. - Ведь он собирался нынче отъехать.
- Посла задержать, высказать ему моё нелюбье и вдвое урезать кормление! - не раздумывая ответил Ахмат.
- Не усмотрит ли он в такой решительности отказ от вашей унии с Литвой? - Кулькон, как всегда, был осторожен.
- Не усмотрит, у него ведь только один глаз! А усмотрит - я ему и второй выну! - И Ахмат злобно захохотал.
Глава 6
НА МОСКОВСКОЙ ЗЕМЛЕ
Меж люлькою и гробом
на все свои законы.
Меж люлькою и гробом
спит Москва...
Е. А. Баратынский
Трудно и медленно готовилась к защите московская земля. Русский человек горазд взорваться в лихую годину и без колебаний влить свою судьбу во всесокрушающий общенародный поток, но в приготовлениях не бывает решителен и скор. "Авось пронесёт", - думает он, поглядывая на хмурое небо, и начинает искать укрытие лишь после того, как изрядно вымокнет. Быстро шли указы из Московского Кремля, да не скоро выполнялись. "Оно конечно, указать всё можно, - ворчали удельные князья, -да что толку? На проказу, известно, нет приказу". Махали рукой и не спешили.
Одной из главных забот Московского государства была защита своей границы с Диким полем. Она в ту пору тянулась от литовской земли по рекам Угре и Оке вплоть до многострадального Великого Рязанского княжества, ещё не входившего в состав Московского государства. Иван III понимал, что без постоянного войска остановить татар на границе нельзя. Развёрнутые там малолюдные сторожевые заставы могли в лучшем случае заблаговременно упредить коломенский сторожевой полк о движении неприятеля, а тот - сдержать его до подхода главных сил. Такой устрой был рассчитан на войну с большим татарским войском и оказался совершенно бессилен при нападениях быстрых разбойных отрядов. Московские правители давно уже мечтали о создании надёжного противопольного вала, о который бы разбивались как большие, так и малые силы. Его главными узлами должны были стать крепости порубежных городов: Опакова, Медыни, Воротынска, Калуги, Алексина, Тарусы, Серпухова, Каширы и Коломны. Между крепостями мыслилось устроить засеки и завалы, чтобы лишить татарскую конницу быстроты движения, а на дорогах и тропах учредить особые кордоны. Однако на деле всё это оставалось только замечательным замыслом. У порубежных князей недоставало собственных сил, чтобы укрепить городки, поэтому задуманные крепости не только не усиливались, но, наоборот, под действиями разбойничьих набегов всё более приходили в упадок.