- Если же почтенный оглан имел в виду язык оружия, - продолжил Темир, когда смех стал стихать, - то я могу доказать, что его сабля не проворнее, а стрелы не метче, чем мои.
Муртаза яростно вскричал:
- Шакал поджимает хвост перед барсом, а если он этого не делает, то барс ломает ему хребет!
Темир хотел сказать что-то в ответ, но Ахмат поднял руку, и в зале всё стихло. В грозной тишине раздался насмешливый голос Юлдуз:
- Великий хан! Твой курултай становится похожим на ярмарочный балаган - тут можно услышать площадную брань и увидеть бой петухов.
- Хатун права! - сказал Ахмат. - Не будем уподобляться балагану. Я объявляю вам свою волю: мы пойдём великим походом на московскую землю и превратим её в пыль. Я покараю Ивана и дам Москве нового князя, покорного моей воле. Я принимаю руку, протянутую польским королём, и посылаю к нему своего человека. Бекляре-бег! Объяви Казимирову послу, чтоб тот собирался в обратную дорогу, заготовьте фирман, богатые поминки и через два дня отправляйте его в путь. А завтра пусть будет военный праздник - люди польского короля должны видеть силу и удаль наших воинов. Пусть Муртаза и Темир покажут нам завтра меткость своих стрел, и тот, кому выпадет удача, поедет обратным послом и будет моим человеком у короля.
Ахмат встал, и военный совет снова распростёрся на полу.
Решение Ахмата быстро стало известно всему Сараю. Город охватило предпраздничное ликование: среди многочисленных торжеств военные празднества пользовались особой любовью.
Кручинились только двое московских купцов да ханский оружейник Дамян: Ахматово посольство должно было вот-вот отправиться к королю, а ожидаемый караван припаздывал и посланный ему навстречу Семён всё не подавал вестей. Матвей был особенно нетерпелив и беспрестанно тормошил своих товарищей. Василий же стоял на одном:
- Прирежем этих нехристей али стрельнём втихаря - пока новых посольских сыщут, задержка выйдет. Сами сгубимся, зато волю великого князя сполним.
Матвей наскакивал кречетом:
- Не за гибелью нас посылали, а чтоб дело, угодное русской земле, вершилось. Вот о чём думать надобно!
- А чё думать?! - не сдавался Василий. - Прямо на завтрашнем празднике и стрельнём. Там на базарной площади дуб стоит, листья ещё не сбросил. Схоронюсь в кроне и стрельну кого следовает.
- Они что ж, вовсе дураки и дерево то не обыщут? - пытался утихомирить Матвей своего товарища.
- Али когда по городу поедут, брошу ножичек из толпы - то-то басурманского визга будет! - усмехнулся Василий. - А может, ещё где удобнее место сыщется - пусть вон Демьян подскажет.
- У них военные игрища так происходят... - начал Демьян. - Попервости в степь выезжают. Тама скачут, секутся друг с дружкой и птиц диких отлётных стреляют. Для этого особые стрелы придуманы - без оперения, короткие и кривые. Пускают их вдогон стае, они её обгоняют в полёте, повертаются навстречу и зачинают птиц калечить. Чья стрела больше подранит, тот и победил... Потом со степи в город приезжают.
Устроят на базарной площади борьбу и сызнова стреляться зачнут, только уже по-другому. Сначала по голубям - это уже обычными стрелами. После по подвескам. Вешают чашу на верёвке и пытаются на скаку сбить её стрелою. У стрел наконечники особые - на вид полумесяца. Кто верёвку перебьёт, тому чаша и достаётся.
- Вот тут-то их и стрельнуть! - воскликнул Василий.
- Чего пустое долдонить?! - махнул рукой Демьян. - Там войска тьма, и ближе двуста шагов никак не подойти.
- Это с боков, а со спины у них что?
- Караван-сарай, - ответил Демьян. - Он и того дальше будет. Да ещё столб с бунчуком стоит, вид загораживает. Они на него правят, когда по подвескам стреляют...
- Может, с этого столба за ними поохотиться? - неожиданно сказал Матвей и пояснил не понявшим товарищам: - В северных землях у чуди есть такая охота самострелом. Ставят в лесу натянутый лук и нацеливают его вдоль звериной тропы. Потом берут верёвку, по-ихнему титягу: один конец - к тетиве, другой - к земле. Споткнётся зверье о титягу, лук стрельнёт - вот тебе и добыча.
- А что? Самострелы у нас добрые найдутся! - оживился Демьян, указывая на развешанные по стенам замысловатые изделия. - Пристроить один - не задача.
- Осталось только титягу привязать и конец басурманцам сунуть - дерните, дескать, в нужный час! - съязвил Василий.
Опять принялись спорить и, разругавшись вконец, решили пройти на площадь, чтоб всё на месте прикинуть. Трудились всю ночь, там и застали их протяжные крики муэдзинов, возвестивших о начале дня.
Бурлила, шумела большая базарная площадь. Люди охватили её плотной дугой, облепили все близлежащие постройки и деревья. Ограждённая стражниками полоса земли шириною в двести шагов упиралась с одной стороны в Ахтубу, а с другой - в стену караван-сарая. В центре её была установлена перекладина с подвешенными чашами, вокруг которой стояли стрелки, судьи, бросальщики голубей. Напротив, на той стороне, где не было толпы, блестел ослепительной белизной ханский шатёр, окружённый почтительными царедворцами и военачальниками. Здесь все сидели чинно, о месте не спорили: всё определялось расположением выставленных накануне бун чуков - насаженных на древки красных, синих, зелёных, чёрных конских хвостов, сгрудившихся около высокого столба. С верхушки его свешивалось несколько жёлтых бунчуков - цвет золота был любимым цветом Ахмата и его рода.
Время шло к полудню, и напряжение достигло вершины. Уже определились самые быстрые наездники, удачливые охотники, искусные сабельщики, сильные борцы. А сейчас все взоры тянулись к ханскому шатру, откуда должен был последовать знак о начале самого захватывающего зрелища - лучной стрельбы, почитавшейся в Орде больше всех прочих состязаний. Каждый стрелок имел по две помеченные стрелы, которыми нужно было поразить летящие цели. Эти цели, издававшие тихий беспокойный клёкот, держали в руках стоящие рядом воины.
Муртаза, выделявшийся среди стрелков своей необычайной одеждой, держался уверенно.
- Эй, Темир, наша звонкоголосая птичка! - улыбнулся он князю, показав редкие, жёлтые зубы. - Тебе не жалко будет стрелять в своих собратьев?
- Мне жалко, что из-под шкуры барса торчат ослиные уши, - спокойно ответил ему Темир.
В иное время после такого ответа один из соперников мог бы остаться без головы, но сейчас оскорбления не принимались всерьёз: стрелкам разрешалось задирать друг друга, ибо среди победителей не должно быть малодушных. Но Муртаза, похоже, рассердился.
- Замолкни, сын Иблиса, - повысил он голос. - Ты увидишь сейчас, как побивают мои стрелы вознёсшихся, и не спеши занять их место!
В это мгновение из ханского шатра дали знак, и всё пришло в движение. Стрелки натянули и подняли луки, а воины, держащие голубей, стали бросать птиц в небо. Белые и сизые комочки быстро расправляли крылья и начинали взмывать ввысь. Тут и настигали их первые стрелы. За упавшими птицами врассыпную бросились мальчишки - каждого, доставившего стрелку его жертву, ждала награда. Наконец стрельба закончилась, и все птицы были собраны. Темир, радостно улыбаясь, держал в руках две свои стрелы с нанизанными на них сизарями. У Муртазы была лишь одна.
- Стрелы почтенного Муртазы не до всех достают?! - вежливо и ехидно обратился к нему Темир. - Некоторые вознеслись слишком высоко для них...
В ответ Муртаза грубо выругался. Он был по-настоящему взбешён.
Весть о победе Темира быстро разнеслась по всей площади. Из всех, наблюдавших за ходом стрельбы, лишь Василий не знал об этом. Пристроившись на крыше галереи, покрывающей стены караван-сарая, он сжимал лук и не спускал глаз с сидевшего чуть поодаль Матвея. А стрелки готовились уже к новому, более сложному состязанию: предстояла стрельба по подвескам - трём золотым чашам. Стали тянуть жребий. Муртазе вышло стрелять третьим, а Темиру - вслед за ним. Стрелки сели на своих коней и выстроились в линию лицом к ханскому шатру. Их взгляды были прикованы к слегка колеблющимся на лёгком ветру подвескам. Первым должен был стрелять молодой бег на красивом арабском жеребце. Бег пустил коня трусцой в сторону реки, остановился шагах в тридцати от перекладины, повернулся к ней и приготовил лук. Судья, заметив кивок хана, взмахнул белым платком, и бег пустил коня вскачь. Он промчался мимо перекладины и, достигнув отмеченной шагах в двадцати от неё черты, резко обернулся, вскинул лук и выстрелил. Стрела звякнула о чашу, но верёвка осталась цела. Толпа сделала огорчённый выдох.
Следующий стрелок был ещё менее удачлив - его стрела пролетела совсем далеко от цели. Все напряжённо следили за Муртазой. Он не спеша подъехал к начальному месту и благоговейно поднял глаза к небу. Стало совсем тихо. Люди, встав на цыпочки и вытянув шеи, старались увидеть, что делает и как готовится кэшик-бег, славящийся своим удальством в этой стрельбе. Но вот Муртаза издал резкий, гортанный крик и бросил коня вперёд. Казалось, что конь и всадник слились в одно целое - таким красивым и естественным было их движение. Они хорошо понимали, они помогали друг другу, и, когда Муртаза готовился выпустить стрелу, его конь будто замер на земле и не спешил отрывать копыта для очередного прыжка. Выстрел был точен - стрела перерезала подвеску, и чаша с тихом звоном упала на землю. Толпа разразилась оглушительным рёвом. Муртаза радостно вскинул руки и осадил коня.