- Разве это совет? - воскликнул Рами, отец Артабаза. - О чащах на берегу моря рассказывают плохое. Говорят, в них обитают огромные тигры. Шипение тысяч змей леденит в жилах кровь. Воздух наполнен тучами комаров и москитов. По ночам у воды бродят неведомые чудовища. Их страшные крики сводят человека с ума. Не ходите к морю, массагеты. Пропадет скот, пропадут люди.
- Кроме того, - добавил Кавад, старейшина рода Щуки, - персы, захватившие так много морей, рек и болот, без труда одолеют еще одно болото и доберутся до нас через самые густые заросли. Нет, Рустам, твой совет не годится.
- О массагеты! - вздохнул Хурзад, старейшина рода Змеи. - Мой совет лучше вашего - запремся в родовых укреплениях. Враги постоят у ворот и отхлынут - кто проломит стены городищ?
- Пустые слова! - вскипел Сохраб. - Сын Гистаспа - не Бахрам. Я слышал: в отрядах Дария служат наемники из стран заката. У них имеются тараны. За три дня городища будут взяты приступом одно за другим. Разбойники уничтожат нас в наших собственных жилищах - разве это не позор?
- Для чего мне твои красивые речи? - рассердился Кунхаз. - Ты лучше скажи, как мы поступим, когда подойдут персы?
- Как поступим? А что говорит завет отцов?
- "Бей врага, пока не покинуло дыхание", - задумчиво проговорил Кунхаз.
То были слова неписаного закона массагетов. Закон этот жил в крови Кунхаза, не вытеснило его бремя власти, не высушила жажда золота.
- Пока не покинуло дыхание! - повторил Сохраб торжественно. - Смотрите. - Старик растопырил пальцы правой руки. - Каждый перст сам по себе слаб. "Но когда все персты вместе, получается… что? - Хорезмиец стиснул кулак. - Сила! Нет, мы не спрячемся в родовых городищах. Мы соберемся все вместе, в один кулак, и кулак этот обрушится на персов!
- Где соберемся? - спросил Кунхаз обеспокоенно.
- Тут, в главном городище племени.
- Но здесь тесно, мы не поместимся!
- Тогда дадим персам сражение на равнине.
- Ты в своем уме? Мы наберем всего около семи тысяч воинов, персов же - сто тысяч! Они перережут нас, как ягнят!
- Так что же? - загремел Сохраб. - Зато никто не скажет: "Массагеты, увидев знамя Дария, залезли в норы, точно кроты". Если мы испугаемся врага, духи наших предков не пустят нас на небо, когда мы умрем.
"Смотрите на этого бездомного и беспосевного! - подумал Кунхаз с насмешливым удивлением. - Он держит себя так, словно с детства только и делал, что водил в поход огромные полчища".
Старейшина апасаков некоторое время молчал, кусая губы. Низменные побуждения сердца говорили: "Осади этого наглого пастуха!" Разум же предостерегал: "Не соверши ошибки! Колоти себя сапогом по голове - все равно правда на стороне одноглазого".
- Ладно. - Кунхаз тяжело вздохнул. - Сражение, так сражение. Конечно, многие из нас погибнут, но что из этого? Кто на земле не смертен? Пока дети спокойно спали в колыбелях, пока скот жирел в загонах, пока пылало священное пламя, пока стояли медные коновязи, я правил племенем с вашего согласия; плохо или хорошо- вы знаете лучше. Но факел спокойствия погас, начинается война. Изберем военачальника, как велят нам заветы отцов. Я называю имя Сохраба. Помните - когда старейшина "оленей" пришел в наше племя, он дал клятву: "В трудное время защитим тебя своими кинжалами". Это время наступило, Сохраб!
- Но Сохраб - не апасак! - возмутился Рустам.
- Знает ли Сохраб воинское дело? - поддержал его Рами, отец Артабаза.
- Сохраб - массагет! - резко сказал Кунхаз. - Он знает воинское дело лучше, чем я, и лучше, чем ты, Рами! Старейшина рода Оленя будет нашим верховным вождем, - пока не кончится война. Все согласны?
Кунхаз созвал народ и объявил решение Совета Старейшин. В знак одобрения воины издали звон оружием - все любили Сохраба. Старика подняли на трех сдвинутых вместе щитах. Затем Кунхаз не спеша сиял с головы обруч из белого, сплавленного с серебром золота и торжественно возложил его на темя Сохраба.
- Отныне ты наш отец! Да не перейдет враг твою тропу спереди, да не переступит он твои следы сзади! Да и не будет препятствия твоим ногам! Что прикажет начальник своим воинам?
- За дело!
Сохраб нанизал Рами и Рустама на клинок своего страшного взгляда.
- Слушайте меня, вы, двое! Вы не хотите, чтобы Сохраб стал вашим военачальником? Ладно! Однако помните: Сохраб пойдет туда, куда поведет его долг вождя, Кунхаз пойдет туда, куда поведет его Сохраб, племя апасаков - туда, куда его поведет Кунхаз! Если вы изберете другую тропу и откажете нам в помощи против персов, я прорублю топором ваши затылочные ямки! Дошли до вас мои слова?
Рустам переглянулся с Рами. Оба ответили в одии голос, первый - угрюмо, второй - заискивающе:
- Да, начальник!
- За дело! - повторил Сохраб.
Из городища поскакали во все стороны быстрые гонцы. В селениях апасаков тревожно звучали отрывистые выкрики вестников:
- Война!
- Война!
- Война!
В крепости стало тесно. С утра до ночи прибывали отряды, вооруженные как попало: одни несли мечи, луки, палицы, другие - дротики, секиры, а то и просто палки, камни и веревки.
Ширак наконец увидел знаменитых островитян: они пришли по глухой тропе, приземистые, облаченные в шкуры шакалов, и руки их сжимали огромные дубины из корневищ черного дерева. Всего, как и говорил Кунхаз, вожди собрали около семи тысяч воинов; около трех тысяч апасаков пропадало где-то на юго-западе, возле озера Желтых Тростников, и гонцы не нашли их в зарослях лоха.
Предводители отрядов требовали лучших мест. Чтобы все были довольны, Сохраб сам отводил воинам жилища. На крышах стен, достигавших двадцати локтей в толщину, и на верхних площадках четырех башен, под защитой выступов с бойницами, Сохраб поселил воинов. Внутри стен, в длинных сводчатых помещениях, он укрыл женщин и детей. Двор городища, свободный от построек, служил загоном для скота. На южной башне, через которую вели в поле ворота, старейшина разместил воинов своего рода. В случае внезапного нападения персов "олени" отразили бы врага более стойко, чем апасаки, владевшие мотыгами лучше, чем острыми мечами.
Стариков и женщин, не поместившихся в главном городище, Сохраб отправил в другие родовые укрепления, расположенные далеко в болотах. Для охраны мелких городищ (их было, около десяти) Сохраб выделил всего двести воинов: если апасаки победят, все так и так уцелеют, если потерпят поражение - все так и так погибнут, или попадут в плен, или разбегутся по зарослям. Словом - там будет видно.
Кунхаз извлек из тайника тяжелые слитки бронзы. Задымили костры. Металл плавили в каменных тиглях, отливали в глиняных формах наконечники для стрел и дротиков. Меняли на луках тетиву, заготовляли из тростинок древки для стрел, плели из ивовых веток щиты, чинили кожаные шлемы и панцири.
В общих заботах принимали живое участие и рабы.
- Видят боги - тяжела наша доля, - сказал невольник тохар, услышав о нашествии Дария. - Но лучше вечная служба Кунхазу, чем год рабства в стране персов.
- Рассказывают, что в Иране при постройке городов, дорог и каналов гибнет в месяц до сорока тысяч пленников! - отозвался раб яксарт, раздувая горн.
- Нас же посадили на землю, у каждого из рабов - свое хозяйство, - добавил раб авгал. - Нас редко подвергают побоям, заключают в оковы. Наши дети растут вместе с ребятишками господ.
- Поможем Кунхазу! - подал голос юноша из Хорезма, захваченный апасаками. - Мы, хорезмийцы, и вы, тохары, яксарты и авгалы, - такие же массагеты, как и апасаки.
- И царь персов - нам враг, как и апасакам! - подхватил тохар, взмахивая молотом.
Рабы работали старательно - Кунхаз обещал им свободу.
- Если победим, - прибавил он со вздохом.
Страшное наступило время. Кто знает, что ждет человека впереди? Кто останется жив, кто погибнет? Фароат уже не думала о жестоких обычаях племени. Она тайком проникала в глухое нутро северной башни и нетерпеливо ждала Ширака. Фароат пожелтела от тревоги за пастуха - чуткое сердце подсказывало массагетке, что для Ширака столкновение с персами добром не кончится.
Она долго смотрела в его глаза и спрашивала:
- Почему они у тебя синие?
- Моя мать происходила из племени яксартов. Говорят, этот народ высок, светловолос и синеглаз. Глаза у меня - от матери, волосы - от отца.
- Когда я гляжу в твои глаза, мне почему-то становится страшно. В них холод зимнего неба.
- Ничего не бойся. Мы будем вечно вместе. Разве я тебя оставлю? Ты лучше всех на земле! Из рук других женщин - вино как мутная вода, из твоих рук - мутная вода как вино.
Тут, в башне, и застал их Кунхаз. Все трое на некоторое время оцепенели. Придя в себя, старейшина схватился за меч:
- Преступление! Боги покарают наше племя! Так вот кто навлек нашествие персов! Ветру отдам тебя, беспутная девчонка!
Видя, что дело оборачивается плохо, Ширак оттолкнул Фароат и выдернул из ножен кинжал.
- Не кричи, старик, - сказал он угрюмо. - Бороду твою вырву!
Кунхаз, стискивая оружие, неподвижно стоял у входа и во все глаза глядел на Фароат. Она медленно подошла к Шираку, обвила его плечи тонкими бронзовыми руками. Очи женщины гневно вспыхнули.
- Разве преступление, когда человек соединяется с человеком? - крикнула она звонко. - Проклинаю обычаи, которые называют это преступлением!
- А-а… - прохрипел Кунхаз. - Вот что…
- Да! - бросила она старейшине в лицо. - Беги, кричи, что Фароат навлекла бедствие на племя! Бейте меня, бросайте в костер - все равно не оставлю Ширака!
Она затопала ногами.
- Хм…
Кунхаз повернулся и вышел.
- Все пропало, - сказал Ширак. - Сейчас прибегут.