Через неделю, под вечер, набрели на починок десяток мужиков. Были в грязных посконных рубахах и драных сермягах. Шумные, кудлатые, вооруженные дубинами и рогатинами.
- Кого Бог принес? - спросил Демша.
- Меж двор скитальцы. Ходим по деревням, кормимся подаянием.
- С дубинами? - хмыкнул Демша.
Старшой ватаги глянул на огромного молодого мужика и криво ухмыльнулся.
- Ныне время лихое. Без дубины и шагу не ступишь. Но мы люди мирные. Коль нас не трогают, и мы тише воды, ниже травы. Не так ли, ребятушки?
- Воистину, Вахоня. Мухи не обидим.
- Заходите в избу, коль так. Накормлю, чем Бог послал.
- Благодарствуем, хозяин. Добрый ты человек. Может, и на ночлег нас пустишь?
- Оставайтесь. На сеновале места хватит.
Мудрено десять ртов прокормить, но Варька - щедрая душа - снеди не пожалела. Появились на столе и грибы, и моченая брусника, и гречневая каша, и горшок щей, и каравай хлеба.
- Добрая у тебя хозяйка, - кося похотливые глаза на округлую грудь Варьки, произнес Вахоня. - Вот кабы еще медовухи поставила.
- Не держим, - ответил за жену Демша. Он хоть и приветил незваных гостей, но душа к ним не лежала. Меж двор скитальцы походили на лихих людей, коих немало развелось за последние годы.
На другое утро мужики высыпали из сенного сарая. Вахоня окинул дегтярно-черными глазами двор и, увидев распахнутую дверь амбара, подмигнул мужикам и пошел к срубу, из коего раздавался стук топора.
- Аль чего ладишь, хозяин?
- Навес.
- Дело нужное. Мало ли какого скарбу можно сложить… А чего это у тебя слажено?
Демша оглянулся, и в тот же миг на его голову обрушился кистень. Удар был настолько неожидан и силен, что Демша без чувств рухнул на половицы амбара.
- Готов, детина. А теперь хозяюшку надо приголубить, хо!
Не скоро пришел в себя Демша, а когда поднялся и, шатаясь, побрел в избу, то первая мысль его была о Варьке.
Жена, вся оголенная, лежала на полу и тихо стонала. Меж ног ее чернела густая лужа крови. Она не прожила и двух дней.
Необузданная ярость охватила Демшу. Похоронив жену, он схватил топор и кинулся в лес, надеясь столкнуться с разбойной ватагой. Но ватагу как ветром сдуло…
Глава 3
НЕЖДАННЫЙ ПРИЕЗД
Мужик отмолчался, но дьяк повторил свой вопрос:
- И все-таки, как ты сюда угодил, мил человек?
- Мох понадобился. Пошел на клюквенное болото. Пальбу и гам услышал, вот и выскочил на дорогу.
Афанасий Иванович, сам роста немалого, но когда встал супротив мужика, оказался на голову ниже.
- И с чего бы вдруг за господ заступился? Да еще на целую орду выскочил.
- С лихими у меня, барин, свои счеты.
- Бывает, - неопределенно хмыкнул Афанасий Иванович, продолжая пытливо посматривать на мужика.
- Чьих будешь, мил человек?
- Княгини Пожарской. На починке ее обретаюсь.
Лицо дьяка оживилось.
- Да нам тебя сам Господь послал. Как кличут?
- Демшей.
- Не проводишь нас до имения княгини Пожарской?
- Дела у меня, барин.
- А мы тебя долго не задержим, Демша. Получишь награду - и на свой починок. Вон и конь для тебя имеется.
С той поры как умерла Варька, Демша в Мугрееве не показывался. Надо бы приказчика Худяка упредить.
- Добро, барин.
* * *
Не гадала, не ведала Мария Федоровна, что ее когда-нибудь навестит Афанасий Иванович Власьев. Влиятельный человек, ближний царев дьяк, кой в самой Боярской думе заседает, и кой когда-то помог ей получить во владение Мещевское и Серпийское поместья, что за рекой Угрой. Думный дьяк жил неподалеку от хором Пожарских, на Сретенке, и знавался с покойным супругом.
Встретила княгиня Афанасия Власьева с особым почетом, ибо не бедствовала. На ее обширном дворе: поваренная изба, житница, сушила, погреба, ледники, клети, подклети, сенницы, конюшня, баня-мыленка. Всяких запасов было вдоволь: на железных крюках в сараях - мясо, солонина, языки, на погребцах - сыры, яйца, меды, квасы, настойки вишневые, смородинные и брусничные…
Столы ломились от яств и питий, но дьяк на вино и снедь особо не налегал. Пригубит серебряную чарочку, закусит хрустящим боровым рыжиком на конопляном масле и затем надолго не прикасается к следующей чарке, ведя неторопкий разговор о детях Марии Федоровны. Та, также неторопко, обстоятельно рассказывала, как она с малых лет пестовала своих чад, и с каким рвением приучала их к наукам, хотя в голове ее крутился назойливый вопрос: зачем все это надо знать Афанасию Ивановичу?
- Радение твое к чадам, княгиня Мария Федоровна, Бог не забудет. Зрел как-то твоего сына Дмитрия. Зело в грамоте преуспел. Никак и Василий многое постиг?
- Я старалась вложить в сына не только Псалтырь и Часослов, - с достоинством ответила Мария Федоровна.
- А нельзя ли мне глянуть на Василия? Я ведь его всего единожды видел, когда тот еще в мальцах пребывал.
Княгиня звякнула в серебряный колокольчик. Вошедшему в покои слуге приказала:
- Позови княжича Василия.
Афанасий Иваныч головой крутанул.
- В доброго отрока вымахал. Скоро, никак, на государеву службу?
- Вестимо, господин. В новолетье и отправлюсь, - бойко ответил Василий.
- А скажи мне, отрок, что означает "Четьи Минеи?"
- Божественные книги, в коих ведется сказ о житиях святых.
- А в каком порядке, отрок?
- В порядке поминания их в церковном месяцеслове.
- А давно ли составлено собрание "Житий святых?"
- При великом князе Василии Третьем.
- Похвально, зело похвально, юнота.
А раскрасневшийся отрок, глянув на довольное лицо матери, продолжал удивлять:
- Чел я и книгу древнего грека Аристотеля.
- Кто такой? Не ведаю, - прикинулся Афанасий Иванович.
- Был двадцать лет учеником Платона, затем стал наставником знаменитого полководца Александра Македонского.
- Ай да отрок!
Афанасий Иванович вышел из кресла и обнял Василия за плечи.
- Разумник. Уж, не в прадеда ли Ивана Берсеня пошел? Дай тебе Бог прослыть большим книгочеем, дабы ведать не только русские, но и зарубежные литературные творения. Постигай мир, княжич Василий!
Отпустив отрока, Афанасий Иванович вновь пригубил чарку, вытер шершавые губы льняным рушником и залюбовался его искусной вышивкой.
- Златошвейка травами расписывала?
- Сама, Афанасий Иванович. Я ведь с малых лет сим издельем увлеклась.
- Занятно, занятно… Не покажешь ли свои вышивки, княгиня?
Мария Федоровна посмотрела на царева дьяка вопрошающими глазами.
- Какая надобность, Афанасий Иванович? Стоит ли на пустяки дела свои отрывать?
Княгиня в толк не могла взять: с чего бы это вдруг пожаловал в имение ближний человек царя Бориса Годунова? Проездом в какой-то город? Но о том он и словом не обмолвился. И с какой стати он к женскому рукоделию проявил интерес?
- Да уж не откажи, матушка княгиня. Душа радуется, когда на златое шитье любуюсь.
- Изволь, Афанасий Иванович.
Показала Мария Федоровна златом и серебром расшитые рушники, браные скатерти, головные убрусы, полавочники…
Афанасий Иванович смотрел, восхищался и все приговаривал:
- Лепота, сущая лепота, княгиня.
Обратил внимание царев дьяк и на убранство хором. Все было чисто, урядливо. Чувствовалась рачительная рука хозяйки.
- Я ведь к тебе, княгиня, не просто в гости наведался, - наконец, приступил к первостепенному разговору Афанасий Иванович. - Прислан к тебе самим государем Борисом Ивановичем.
Княгиня встала из кресла. На душе ее стало смятенно. Неужели что-нибудь худое Дмитрий натворил?
- Да что случилось, Господи!
- Не волнуйся, Мария Федоровна. Приехал к тебе с доброй вестью. Великий государь всея Руси и царица Мария Григорьевна пожелали зреть тебя Верховой боярыней царевны Ксении Борисовны.
- Пресвятая Богородица, - всплеснула руками княгиня. - Да по чести ли мне сие, Афанасий Иванович? Разве мало на Москве знатных боярынь?
- Знатных боярынь много, но такой добродетельной женщины как ты, среди них не оказалось. Выбор царствующих особ выпал на тебя, княгиня. Быть тебе при царевне Ксении.
Мария Федоровна была ошеломлена вестью дьяка Власьева. И во сне не могло пригрезиться, что ее, дворянку из одряхлевшего рода, могут позвать в царский дворец. Она долго не могла прийти в себя.
Изумлена была княгиня и второй вестью:
- Если б не твой крестьянин Демша, не бывать бы мне в твоем имении. Спас он меня.
Выслушав подробный рассказ дьяка, Мария Федоровна, молвила:
- Прикажу щедро наградить Демшу.
- Да и я его в своей милости не оставлю. Жизнью ему обязан.
На другое утро княгиня, княжич Василий и Афанасий Иванович отбыли на Москву. Выехали в колымаге Марии Федоровны, в сопровождении десяти оружных холопов, под началом Марея Толбунца и государевых жильцов. Колымага была довольно просторной, на высоких колесах, с откидными лесенками; внутри обита червчатым бархатом; в дверцы вставлены маленькие слюдяные оконца, задернутые шелковыми занавесками.
Афанасий Иванович невольно отметил: не столь уж и богата колымага Марии Пожарской. Далеко ей до знатных бояр. Их колымаги снаружи были обиты золотом, даже колеса были окованы серебром, внутри же они были облачены дорогими соболями. В такие кареты впрягались до двенадцати лошадей белой масти. Колымагу же Марии Федоровны тянула всего одна лошадь, на коей восседал кучер в темно-зеленом суконном кафтане.
Подумалось цареву дьяку:
"Нелегко будет в государевом дворце незнатной верховой боярыне, ох, нелегко".