Долгоруков, вернувшись к Александру, заверил его, что заметил у французов робость, уныние и нерешительность, чем утвердил царя в правильности принятого им решения.
Александр и Франц тут же рассмотрели план генерального сражения, представленный Вейротером, и утвердили его. Союзники, наступая первыми, должны были обойти армию Наполеона с правого фланга и отрезать её от Вены.
В полночь 20 ноября в штабе Кутузова в Крженовице состоялось совещание русских и австрийских генералов. Оно началось с того, что Вейротер подробно изложил свой план, одобренный двумя императорами и, следовательно, не подлежащий обсуждению в стратегическом отношении и лишь корректируемый в частностях.
Кутузов откровенно дремал, сидя в кресле и сложив руки на животе. Так он выразил своё несогласие с планом двух императоров. Когда лекция Вейротера закончилась, Кутузов велел всем присутствовавшим генералам следовать к своим колоннам, а в штабе оставить адъютантов, для того чтобы они получили по экземпляру перевода диспозиции с немецкого языка на русский. Переводил диспозицию майор К. Ф. Толь и успел сделать это только к шести часам утра. Между тем по диспозиции вся армия должна была начать движение уже в семь часов.
В 1859 году в "Военном журнале" (в русском переводе) были помещены "Записки графа К. Ф. Толя, изданные на немецком языке Бернгарди". В части "Записок", названной "Война императора Александра I с Наполеоном в 1805 году", Толь не обошёл стороной вопрос о взаимоотношениях Александра I с Вейротером, Кутузовым и другими военачальниками.
Любопытна характеристика, данная Толем Вейротеру: "Генерал-квартирмейстером выбрали австрийского генерал-майора Вейротера, и это был самый неудачный выбор... Известно, что Вейротер находился уже при Суворове в русской армии, ознакомился со многими её особенностями и умел угождать русским генералам. Говорят, впрочем, что Вейротер не был лишён ума и познаний, но факты доказывают слишком ясно, что на поле битвы он был не больше как учёный систематик, пристрастный к устарелым взглядам на военное искусство. Во всех отношениях он стоял гораздо ниже Макка, но как ловкий выскочка, привыкший кланяться и льстить, и теперь сумел проложить себе дорогу".
Рассказывая о военном совете накануне Аустерлицкого сражения, Толь отмечал, что только Багратион возразил против плана Вейротера, да и то сделал это перед офицерами своей свиты и штаба, когда военный совет уже завершился.
Утром 20 ноября армия союзников, ещё не начавшая выстраиваться в боевые порядки, была атакована на поле у деревни Аустерлиц. Кутузов был при четвёртой походной колонне, остановившейся на господствующих над местностью Праценских высотах. Солдаты этой колонны не только остановились, но и составили ружья в козлы.
Александр подъехал к Кутузову, и именно тогда между ними произошёл хорошо известный теперь диалог:
- Михайло Ларионович, почему не идёте вперёд?
- Я поджидаю, чтобы все войска колонны пособрались.
- Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки!
- Государь, потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете...
Александр приказал, и четвёртая колонна сошла с Праценских высот, которые немедленно занял Наполеон, прорвав таким образом позиции союзников в центре.
Расположив на высотах множество орудий, Наполеон начал наступление против обоих флангов и к вечеру наголову разгромил союзников.
Потеряв 27 тысяч убитыми и пленными (в том числе 21 тысячу русских), 158 орудий (из них 133 русских), армия союзников начала отступление, напоминавшее беспорядочное бегство.
В этом, втором для него, сражении Александр уже по-настоящему попал в пекло войны. Рядом с ним убило лошадь лейб-медика Виллие, его запасную лошадь. А упавшее в двух шагах ядро осыпало его самого землёй.
При отступлении свитские офицеры потеряли Александра, и он остался с Виллие, двумя казаками, конюшим и сопровождавшим его учителем верховой езды Ене.
Майор Толь заметил среди бегущих солдат четвёртой колонны Александра и пятерых сопровождавших его всадников. Он видел, как Александр остановил коня перед неширокой канавой, из-за того, что был плохим наездником. Ене несколько раз перескакивал канаву туда и обратно, показывая, как легко это делается, но Александр долго не решался пришпорить коня. Наконец он преодолел препятствие, но, как только конь перемахнул канаву, Александр сошёл с седла, сел под деревом и заплакал.
Спутники Александра в смущении стояли рядом. К плачущему императору подошёл Толь и стал утешать его. Александр вытер слёзы, встал и с благодарностью обнял майора.
Вскоре он случайно встретил Кутузова, отступавшего с войсками. В селе Уржиц, где со всеми удобствами расположился император Франц, Александра с трудом разместили на ночлег в бедной избе с соломой на полу.
Ещё не ложась спать, Александр пожаловался Виллие на озноб и расстройство желудка. Виллие решил, что лучшим средством окажется глинтвейн, но не оказалось красного вина. Тогда среди ночи отыскали обер-гофмаршала австрийского императора Ламберти, но тот отказался выдать союзному императору бутылку вина, сославшись на то, что личный запас императора Франца неприкосновенен и только с его разрешения что-либо выдаётся оттуда. Император Франц спал, и будить его Ламберти не решился.
Этот эпизод более чем красноречив и в комментариях не нуждается.
Вино нашлось у казаков. Виллие добавил несколько капель опиума, и Александру стало легче.
Утром следующего дня Александр приехал в Чейч, где собирались отступающие русские части. А ещё через день - 22 ноября - состоялось свидание Франца с Наполеоном, после чего было заключено перемирие, распространявшееся и на русских. Было условлено, что русская армия немедленно покинет австрийские владения.
Александр согласился с принятым решением и 27 ноября 1805 года, простившись с Францем, уехал в Россию. Следом за ним двинулась и вся русская армия. 13-15 января 1806 года русские войска перешли границу. Гвардия возвратилась в Петербург лишь 9 апреля. Сам же Александр был в столице уже 8 декабря 1805 года.
В тот же день Александр открыто навестил свою пассию - Марию Антоновну Нарышкину, урождённую Святополк-Четвертинскую.
Муж её обер-гофмейстер двора Дмитрий Львович Нарышкин получил при дворе прозвище "великий мастер масонской ложи Рогоносцев", так как безропотно делил своё супружеское ложе с императором.
Между тем многие оправдывали увлечение Александра. Мария Антоновна выделялась изумительной красотой. "Разинув рот, стоял я в театре перед её ложей и преглупым образом дивился красоте её, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможной", - писал один из современников. М. И. Кутузов называл Нарышкину "ангелом" и писал, что "если я боготворю женщин, то потому только, что она - сего пола...".
Связь с Нарышкиной не была мелкой альковной интрижкой: Александр любил её до конца своих дней. Это, разумеется, отразилось и на его отношениях с собственной женой, которую постигали одно за другим тяжёлые несчастья.
18 мая 1799 года Елизавета Алексеевна родила свою первую дочь - Марию. Однако её "котёночек" прожил всего год и два месяца, заболев воспалением мозга.
Но на том испытания не кончились. Судьба послала Елизавете Алексеевне ещё одну дочь, названную Елизаветой. Девочка родилась 3 ноября 1806 года и прожила на четыре месяца дольше своей старшей сестры, скончавшись полуторагодовалой.
Больше детей у императорской четы не было, и чадолюбивый Александр надеялся, что окажется более счастливым с милой его сердцу Нарышкиной.
Она, как и Елизавета Алексеевна, родила от Александра двух дочерей. Однако и по отношению к ним судьба оказалась столь же жестокой. Первая из них умерла во младенчестве, вторая - Софья - дожила до пятнадцати лет и скончалась от чахотки, став уже невестой, но ещё не обручившись.
Многие беды ещё ожидали Александра, но поражение под Аустерлицем стало для него личной трагедией, сильно повлияло на его нрав и характер. Не всегда его психика стала выдерживать нервные напряжения и стрессы. Вот лишь один пример, которым можно подтвердить сказанное.
В 1806 году во время путешествия по дороге между Ковно и Вильно Александр, опередив свиту, верхом подъехал к кучке людей, столпившихся на берегу реки Вилии возле тела утопленника.
Александр сошёл с коня, встал на колени и начал делать искусственное дыхание. Вскоре подъехали Волконский, Ливен и доктор Виллис. Последний пустил кровь, но она не шла.
- Он мёртв, - сказал Виллие.
Александр молча продолжал упорно делать искусственное дыхание. Так работал он три часа, и утопленник ожил.
Александр от нервного напряжения заплакал.
- Боже! - сказал он. - Сегодняшний день - лучший в моей жизни!
Этот случай дал повод английскому послу в Петербурге сэру Дугласу поднести Александру золотую медаль "Королевского Лондонского общества спасения мнимо умерших".