Из государственной казны было отпущено 5 тысяч рублей на нужды Вольного экономического общества - одного из старейших в мире научных обществ, существовавшего в России с 1765 года. Такие дотации стали ежегодными.
Чуть позже последовал указ о выделении 6250 рублей на нужды Академии наук, которая в годы правления Павла почти никаких дотаций не получала. Любопытным было указание президенту Академии наук от 28 мая 1801 года: "...дабы объявление о продаже людей без земли ни от кого для пропечатания в ведомостях принимаемо не было".
Это была первая робкая попытка Александра ограничить тяготы крепостничества. Причём речь шла не о запрете продавать людей без земли, а лишь о запрете объявлений такого рода в ведомостях Академии наук, поскольку они имели подписчиков за границей.
Были осуществлены некоторые административные преобразования в высших государственных учреждениях.
26 марта был упразднён Совет, который при Павле занимался чаще всего рассмотрением рукописей и книг, запрещённых цензурой, а не ведением важных государственных дел. И ещё два исключительно важных установления были произведены Александром в самом начале царствования.
5 июня 1801 года Александр приказал Сенату представить доклад, в котором содержались бы предложения о правах и обязанностях этого учереждения и его членов. Эти права и обязанности с момента их оглашения обретали силу государственного закона.
При этом произошёл следующий эпизод. Когда Трощинский принёс Александру указ Сенату, начинающийся словами "Указ нашему Сенату", то Александр с деланным изумлением воскликнул: "Как! Что значит "нашему Сенату"? Сенат есть священное хранилище законов. Он учреждён, чтобы нас просвещать. Сенат не наш - он Сенат империи". И велел, чтобы отныне в заголовке писали: "Указ Правительствующему Сенату".
В тот же день, 5 июня 1801 года, императорским рескриптом графу Петру Васильевичу Завадовскому было приказано возглавить комиссию составления законов. Рескриптом устанавливалось, что её верховным руководителем будет сам император. В задачу комиссии входила унификация законодательства, так как практика показывала, что "в течение почти одного века с половиною (от принятия "Уложения" при царе Алексее Михайловиче. - Примеч. авт.) до дней наших, законы, истекая от законодательной власти различными и часто противуположными путями и быв издаваемы более по случаю, нежели по общим государственным соображениям, не могли иметь ни связи между собою, ни единства в их намерениях, ни постоянности в их действии. Отсюда всеобщее смешение прав и обязанностей каждого, мрак, облежащий равно судью и подсудимого, бессилие законов в их исполнении и удобность переменять их по первому движению прихоти или самовластия".
Этим рескриптом Александр впервые в категоричной форме, не допускающей каких-либо кривотолков, ясно заявил о намерении создать правовое государство европейского образца. Дело было за подходящими для этого людьми, а их-то около Александра оказалось весьма мало.
Так случилось, что во время убийства Павла из близких Александру людей в Петербурге оказался только Павел Александрович Строганов. В. П. Кочубей был в это время в Дрездене, Адам Чарторижский - в Неаполе, Н. Н. Новосильцев - в Англии.
Друзья нового императора, узнав о событиях в Петербурге, тотчас же поехали на родину и, собравшись вместе, образовали тесное сообщество сподвижников Александра, называвшееся "негласным комитетом", а иногда "триумвиратом".
В августе 1801 года в Петербург после шестилетней разлуки явился и Лагарп. За прошедшие годы он сильно изменился, и не столько внешне, сколько внутренне. Опыт правления Гельветической республикой привёл Лагарпа к тому, что он утратил былое якобинство и республиканизм и отдавал теперь предпочтение разумному и просвещённому абсолютизму. Образцом для него стала Пруссия. Проведя девять месяцев в России и почти ежедневно общаясь с Александром, Лагарп постоянно убеждал молодого царя в том, что главным принципом и основным началом в его правлении должна стать твёрдая и непоколебимая самодержавная власть. Бывший санкюлот говорил теперь уже не об освобождении крепостных, а лишь о переменах в их экономическом быте, считая права помещиков неприкосновенными.
"Негласный комитет" собирался довольно часто с 24 июня 1801 года, когда состоялось его первое заседание, до последнего, прошедшего в декабре 1803 года. Эти два с половиной года и можно считать временем, когда Александр ещё не расстался с идеалами юности.
Александр, побеждая свойственную ему прежде тягу к сибаритству и лености, заставлял себя работать по восемь - десять часов в день. Сохранилась записка, написанная тогда им самому себе: "Ты спишь, несчастный, и груды дел тебя ожидают. Ты пренебрегаешь своими обязанностями, чтобы предаться сну или удовольствиям, и несчастные страдают, пока ты валяешься на своих матрасах. Какой срам, у тебя недостаёт храбрости, чтобы победить эту леность, которая всегда была твоим уделом. Встань, освободись от ига присущих тебе слабостей, сделайся опять человеком и полезным гражданином отечества".
Молодость и неопытность в делах понемногу преодолевались Александром, но ему мало на кого можно было положиться. Его молодые друзья из "негласного комитета" (Строганову было 27 лет, Чарторижскому - 31, Кочубею - 33 года, Новосильцеву - 40 лет) в государственных делах разбирались недостаточно глубоко и хорошо.
Умный и проницательный сановник адмирал А. С. Шишков писал в своих "Записках", изданных в Берлине после его смерти: "Молодые наперсники Александровы, напыщенные самолюбием, не имея ни опытности, ни познаний, стали все прежние в России постановления, законы и обряды порицать, называть устарелыми, невежественными".
Чем же занимался "негласный комитет"? Ответ на это дают записи, делавшиеся П. А. Строгановым по возвращении с заседаний "негласного комитета".
Уже на своём первом заседании 24 июня 1801 года комитет приступил к работе над реформой "безобразного здания управления империей". Следует отметить, что за неделю перед заседанием был уволен от дел и лишён всех должностей военный губернатор Петербурга П. А. фон дер Палён, выехавший по приказу императора в своё курляндское имение.
18 июня 1801 года военным губернатором Петербурга был назначен генерал от инфантерии Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Л прежде властолюбивый, надменный и смелый "ливонский великий визирь", как остроумно называл Палена граф С. Р. Воронцов, не позволял императору самостоятельно принимать решения, и, только избавившись от всесильного заговорщика, Александр собрал "негласный комитет" на первое легальное совещание.
Первостепенное значение Александр придавал преобразованиям в армии, о них шла речь на совещании "негласного комитета", была образована "Воинская комиссия для рассмотрения положения войск и устройства оных". Ей предстояло определить численность, устройство, порядок пополнения войск, а также определить задачи по их вооружению и обмундированию. Предусматривалось наведение строгой экономии в расходовании государственных средств, отпускаемых на содержание армии. Комиссия сочла достаточным увеличить пехотные войска на два полка - мушкетёрский и егерский, а кавалерию в случае необходимости усиливать казачьими частями.
Так как угрозы вторжения потенциальных противников на территорию России не было, то вопрос о резервах, дополнительных наборах и призывах в войска не ставился. На ту пору в рядах регулярных войск состояло 446 059 человек (пехота - 201 280 человек, кавалерия - 41 685, артиллерия 36 500, гарнизонные войска - 96 594 и прочие войска - 70 тысяч человек).
Этого, по мнению Александра, было вполне достаточно для обороны страны. Высшей тактической единицей в пехоте и кавалерии был полк. Вся армия распределялась по четырнадцати инспекциям - военно-территориальным округам, большинство из которых сосредоточивалось на северо-западе и юго-западе страны, так как наиболее вероятными противниками считались Швеция и Турция.
Результатом первого совещания "негласного комитета" стал и императорский указ, полученный Кутузовым: "Господин генерал от инфантерии и санкт-петербургский военный губернатор Голенищев-Кутузов.
С крайним неудовольствием доходит до сведения моего, что карточная азартная игра, многими законами запрещённая... производится в здешней столице без зазору и без страха. Признавая зло сие вреднейшим в своих последствиях, нежели самое открытое грабительство, коего оно есть благовидная отрасль... где толпа бесчестных хищников с хладнокровием, обдумав разорение целых фамилий... одним ударом исторгает достояние предков, веками службы и трудов уготованное, и, ниспровергая все законы чести и человечества, без угрызения совести и с челом бесстыдным нередко поглощает даже до последнего пропитания семейств невинных, я признаю справедливым обратить всю строгость закона на сие преступление..."